Пути в три ряда. Между ними — серебряные фигуры. Одна из них — русский мужик в армяке, с большой дубиной. Очевидно, дубина эта — народной войны.
На стенах станции керамические розетки. Сюжеты розеток однообразны — автомат, выглядывающий из кустов, пулемёт, выглядывающий из кустов, неясный фрейдовский предмет, выглядывающий из кустов.
Голос в метро говорит:
— Булыгин, зайдите к дежурному по станции…
Кто этот Булыгин?
Инвалид рядом со мной стоит на трёх ногах: два костыля и грязная брючина, оканчивающаяся рваным кедом.
Итак, я вчера проводил друга. Он уезжал с Киевского вокзала, стоял в толпе своих горбоносых родственников, доплачивал за багаж.
Совал носильщикам сотенные — хорошее денежное число, не из самых маленьких.
Носильщику нужно дать сто пятьдесят. И проводнику тоже нужно дать, иначе на таможне багаж перетряхнут до последней нитки, а евреи, уезжающие с Киевского вокзала, везут много.
Друг мой вёз на пальцах чужие кольца, а его беременная жена — две тысячи долларов, приклеенные скотчем к вздутому животу.
И был, надо сказать, довольно весёлый денек, несмотря на то, что в это время на Ваганьковском кладбище хоронили погибших народных героев.
Друг мой за большие деньги переоформил билет на неделю раньше, ибо еврею в России нужно поворачиваться.
Поезд сверкнул стеклами, ушёл, изогнувшись, на Будапешт, а я остался на Киевском вокзале — без него.
А вот я еду обратно, дело сделано. Вагон пуст. Сидит в нём пьяненький старичок, похожий на Эйнштейна, да две трезвые девушки.
Одна из них улыбается.
Пьяный Эйнштейн подсаживается к девушкам, обнимает одну из них за плечи, пытается дотянуться до другой.
Нет, девушки всё-таки не очень трезвые.
Надену я тюбетейку.
Надел.
Девушки мне положительно нравятся.
Оставлю-ка я про них.
Но тут я начал уже совершенно неприлично ржать, тем более что…
Вышел.
Еду дальше, дальше…
Тут уже другое. Женщина в спущенных чулках сидит на лавке пустой станции. Оглядываясь, она засовывает руку в сумку, вынимает и слизывает с ладони что-то длинным языком.
Снова поехали.
Сонная парочка у двери — высокие ребята. Мальчик с девочкой, совсем дети.
Наконец я вышел из метро на пустынную площадь Маяковского. Передо мной был город после большого дождя.
Этот город стоял в одной большой, медленно испаряющейся луже.
И я пошёл домой.
05 января 2019
I
Манефа. Не спрашивай, вперёд знаю. Знайка бежит, а незнайка лежит.
Александр Островский, «На всякого мудреца довольно простоты».
Незнайка был всегда. Он был давно и извечен.
Он был, когда меня ещё не было.
Я вырос, а он остался неизменен.
Сначала писатель Носов написал книгу со знаменитым названием и сюжетом, которого мало кто из нынешних детей знает — «Витя Малеев в школе и дома» — это было в 1951 году, а ещё через год Витя получил Сталинскую премию. Писатель Носов что-то писал и до войны, но уж с известностью Виктора Малеева это не сравнить. Затем, в 1957-м, он написал цикл рассказов «Фантазёры». Но главной книгой, вернее, троекнижием, стала история Незнайки. Незнайка изображён даже на могильном камне своего автора, а в его послужном было много разного — первый орден он получил, например, за создание выдающегося учебного фильма «Планетарные трансмиссии в танках» и проявленный при этом трудовой героизм».
Трилогия писалась так — собственно «Приключения Незнайки» окончены в 1954, «Незнайка в Солнечном городе» — 1958, а «Незнайка на Луне» в 1964-65 годах [1].
Там есть Цветочный город, Земляной, Каменный и Солнечный.
История с этими городами-государствами (а, по сути, это именно полисы) интересна. Везде царит разный уклад, но при этом, по русской традиции, между населёнными пунктами — пустота.
Бурьян, жуки, кузнечики и псеглавцы.
Это жизнь до грехопадения, где нет добра и зла, а обиды понарошку.
В этом мире огромны цветы и овощи. Они используются и в утилитарных целях, подобно рецепту другого классика: «Овощи, брат, такие, которые тебе и не снились. Тыквы сдают небогатым семьям под дачи. Дачники и живут в тыкве, и питаются ею. И благодаря этому дача, чем дольше в ней живешь, тем становится просторнее. Вот, брат. Пробовали и арбузы сдавать, но в них жить сыровато» [2].
Коротышки живут в особом мире — без религии и правительства. В Цветочном городе ещё нет денег, в Солнечном — уже нет. Деньги есть только на Луне.
У них — что на Земле, что на её спутнике — один язык, потому что Вавилонская башня чужда и велика им.
Они живут в мире без людей.
Это настоящая вселенная — и потом не люди завоевали её, а сам этот мир завоевал людей, покорил и освоился внутри них.
А пока коротышки шастают между стеблей не опасаясь беды, как Микоян сквозь струй [3].
Вчитка и вычитка
…Если бы губы Никанора Ивановича, да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая есть у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому дородности Ивана Павловича — я тотчас бы решилась…
Николай Гоголь. «Женитьба».
Есть секретные замочные скважины, видные только убеждённому читателю.
То есть, первый тип конструкций, это «романы с ключом», названные вслед испанским и французским романам, в которых изображалась реальная дворцовая жизнь, а персонажи были списаны с очевидных прототипов. Или же, в случае неочевидности, к роману прилагался ключ — список расшифрованных псевдонимов. Точно так же, как спустя два века, экземпляр «Театрального романа» Булгакова или книги Катаева «Алмазный мой венец» сопровождал напечатанный на пишущей машинке самодельный список расшифрованных псевдонимов.
Второй тип — книги, в которых тайны появились неявным способом — автор имел вы виду что-то обыденное, или вовсе не скрывал ничего, но изменения в культуре общества сделали деталь неочевидной и требующей объяснения. Илья Кукулин делает такое замечание: «Пропагандистская изощрённость Михалкова была (и остаётся) настолько велика, что он вставлял в пьесы для детей “взрослые” политические аллюзии: так, в пьесе «Трусохвостик» (1967) репродуктор в аэропорту для зверей приглашает пройти куда-то “пекинскую утку и албанского селезня”; это, очевидно, ехидный намек на произошедший в 1961 году разрыв албанского режима Энвера Ходжи с властями СССР и взятие курса на союзнические отношения с Китаем Мао Цзэдуна. Эта шутка есть в тексте “Трусохвостика”, опубликованном в собрании сочинений [4], однако она изъята из более поздних редакций пьесы (в том числе и из опубликованной в Интернете» [5].
Это
