Некоторые из лиричных рассказов Янга сделали бы честь самому Рэю Брэдбери («Обетованная планета», «Глоток темноты», «В сентябре тридцать дней»), а от идей иных юмористических баек не отказался бы и Роберт Шекли («Подсматривающий Томми», «Производственная проблема», «Написано звездами», «Дополнительный стимул»).
Есть в данном сборнике и своя «изюминка»: переводчик О.Колесников представил читателям совершенно незнакомого нам Роберта Янга – мрачного и немного циничного пессимиста, чьи тексты вызывают ассоциации с короткими произведениями Даймона Найта или Джеймса Балларда. Например, в рассказе «Дворы Джамшида» последних людей на изгаженной и бесплодной Земле заставляет отвлечься от постоянной борьбы за существование лишь ритуальный Танец. Только вот посвящен он не воспеванию богов или человеческой любви, а проклятиям в адрес предков, погубивших планету. В «Ветре богов» космонавт-камикадзе, действуя по принципу «Чума на оба ваших дома!», отправляет корабль, груженный зарядом с антиматерией, прямо в огненное жерло ближайшей звезды. В результате вспыхивает сверхновая, уничтожившая обе враждующие флотилии. А в «Странном случае с мистером Генри Диксоном» космический туризм позволяет вырваться из заточения на Земле самому Сатане…
Одновременно составители сумели подобрать для издания рассказы, представляющие три основных цикла тематически связанных друг с другом новелл Янга – о хронопатруле, андроидах и космических китах (последние позже стали основой для романа «Старфайндер»). Сборник заставляет лишний раз вспомнить о том, какой великой и великолепной была НФ в эпоху своего расцвета – в 50 – 60-х годах XX века.
Игорь ГОНТОВ
«Старейшина научной фантастики – без сомнения, Марри Лейнстер. Но кого же записать в его преемники? Наиболее вероятная кандидатура – Эдмонд Гамильтон, один из самых недооцененных, хотя и пользовавшихся популярностью, современных авторов». Такими словами знаток ранней science fiction Сэм Московиц начинает биографический очерк, посвященный писателю, чье имя в нашем сознании прочно ассоциируется с редким титулом, вынесенным в заголовок. В конце 1960-х, когда Московиц писал свой очерк, Гамильтон был еще жив и почитаем как бесспорный корифей фантастики. И хотя к тому времени новые звезды затмили славу патриарха, свой высокий титул он носил по праву.
Удивительно, что и в нашей стране, куда американская фантастика стала просачиваться лишь незадолго до этого, с образцами творчества «звездного короля» успели познакомиться еще в середине пятидесятых!
Когда переводные произведения американских фантастов исчислялись единицами, о западной фантастике мы и не могли узнать иначе, чем по пародиям на эту литературу. Опубликованная в одном из первых послевоенных выпусков «Мира приключений» юмореска «Невероятный мир» никому тогда у нас не ведомого Эдмонда Гамильтона высмеивала клише и штампы литературы, которой мы в то время не знали.
Однако в том же, 1956 году, в журнале «Техника – молодежи» появилась и серьезная повесть Гамильтона – «Сокровище Громовой Луны» (1942). Хотя и там присутствовала критика «их нравов», повесть едва ли не первой продемонстрировала умение западных фантастов строить сюжет. Вообще фантазировать… В ту пору о «Туманности Андромеды» не знал никто, кроме близких друзей Ефремова (роман начнут печатать в журнале спустя год – в январе 1957-го), бал же в отечественной фантастике по-прежнему правили унылые пропагандисты теории «ближнего прицела». А со страниц повести Гамильтона на читателя дохнуло романтикой звездных странствий – оказалось, что в «их» фантастике исследовали и осваивали уже всю Солнечную систему!
Но еще долго, до самой горбачевской перестройки имя Эдмонда Гамильтона безудержно склонялось у нас, в основном, в связи с другим романом – с масштабной космической оперой.
Роман «Звездные короли» (1949) был издан на русском языке только в 1990 году, но и до этого ходил в списках почти четверть века. Я хорошо помню, как за вечер проглотил уже порядком затертую (но переплетенную, с любовно выполненными самодельными коллажами на обложке) рукопись, успевшую обойти все редакции, выпускавшие тогда фантастику.
Да и как было не зачитаться, если с первых же страниц на героя, ничем не примечательного американца, буквально снисходит Голос из невообразимо далекого будущего. И предлагает немедленно туда отправиться, обменявшись сознанием с далеким потомком: «Я Зарт Арн, принц Средне-Галактической Империи. Я говорю с вами из эпохи, отстоящей от вашей на двести тысяч лет… Я чувствую вашу душу, беспокойную, алчущую нового и неизведанного. Никому больше в вашей эпохе не дано переплыть великую пучину времени и попасть в будущее. Неужели вы откажетесь?». Кто бы отказался…
А дальше начиналось такое, что все последующие наши знакомства с жанром космооперы неизбежно, как по лекалу, сверялись с романом Гамильтона. От приснопамятной колпаковской «Гриады» до эпопеи Снегова – не говоря уже о хлынувшей позже лавине переводной фантастики и ее отечественных эпигонов. Последователи изощрялись, как могли, отыскивая новые краски и сюжетные повороты, и многим это удавалось. Но король был один.
Хотя, если задуматься, чем он нас так пленил? Будоражащими научными гипотезами? С точки зрения научной достоверности (писал-то хоть недоучившийся, но физик!), все это весьма смахивало на пародию: «[Звездный] крейсер застопорил ход рядом с гигантским линейным кораблем, их корпуса соприкоснулись. Послышался лязг швартовочных механизмов»… Какими-то грандиозными прозрениями насчет грядущего миропорядка? Нелепо: все эти звездные бароны союзных туманностей, принцессы с Фомальгаута и самодержцы всея Большия и Малыя Магеллановы Облака в лучшем случае вызывают снисходительную улыбку.
Так чём же? Видимо, тем же, чем спустя почти тридцать лет смог увлечь десятки миллионов кинозрителей Джордж Лукас. Гамильтон не пытался выглядеть серьезным, наворачивая свои «многопарсековые» приключения! Король писал легко, самозабвенно, предлагая читателю увлекательную игру, которой целиком отдаются не только в детском возрасте. Игру в исполнение желаний.
«Этот роман – мой самый любимый, если говорить о собственных произведениях, – вспоминал писатель. – Причина проста: в нем отразились старые юношеские грезы наяву, мечтания на тему о «днях славы». Кому бы не хотелось в мгновение ока из заурядного банковского клерка превратиться в повелителя звездной империи? Кажется, это универсальное желание, и именно о нем мой роман, переведенный на многие языки».
Неоднократно пытались перевести его и на русский. Кто только не носился в разное время с этой идеей – имен Ивана Ефремова и Аркадия Стругацкого, полагаю, достаточно, чтобы поверить во всепобеждающую заразительную силу книги! Но редакторы поначалу загорались, а потом, поеживаясь, отступали. Критики же согласно продолжали громить «космическую оперу» и ее главного, как им казалось, апологета. А списки расходились по рукам.
Между тем космоопера была придумана не одним Гамильтоном. И роман был написан в жанре, существовавшем почти два десятилетия. Да и творчество автора этой книгой никак не ограничивается – славу ему принесли иные произведения.
* * *
Эдмонд Мур Гамильтон родился 21 октября 1904 года в городе Янгстауне, расположенном на севере штата Огайо. В ту пору в Америке еще не выветрился романтический дух эпохи первых поселенцев, отцов-основателей нации – работящих, по-деревенски обстоятельных и истово религиозных. Гамильтон был родом из таких же – «упертых» шотландцев и ирландцев, вначале обосновавшихся в южной Вирджинии, а потом подавшихся на север. Однако все, кто лично знал писателя, отмечали, что в его жилах, вероятно, текла и кровь коренных американцев – индейцев.
Отец Эдмонда работал художником-карикатуристом в местной газете – его гены проявились в сыне позже, когда тот всерьез занялся комиксами. Мать была из семьи квакеров и до замужества преподавала в школе. Гамильтон-старший был романтиком и человеком увлекающимся, часто надолго покидавшим семью – то воевал с испанцами в 1898 году, то прокладывал телеграфные линии на Аляске во время «золотой лихорадки»… Вся работа по дому и воспитание троих детей ложились на плечи миссис Гамильтон.
Сразу после рождения Эдмонда дела у отца пошли из рук вон плохо, и он ушел из газеты, купив небольшую ферму в местечке с названием Поланд – Польша. Так что детские воспоминания будущего автора звездных эпопей сводились, в основном, к полям, амбарам, деревенскому дому – без газа, воды и электричества. Прежде чем редкий в тех краях автомобиль поднимет пыль на «польских» грунтовых дорогах, могли пройти месяцы: «Коровы, куры, снежные шапки на елях в окружавших ферму густых лесах – вот вам точный образ старой, успокоенной и неизменной сельской Америки», – вспоминал Гамильтон.
