Тем не менее 23 декабря 1941 года поздно вечером директор получил страшную телеграмму из Кремля. Привожу полностью: феерический стиль сталинской диктовки оцените сами.
«Вы подвели нашу страну и нашу Красную Армию. Вы не изволите до сих пор выпускать ИЛ-2. Самолеты ИЛ-2 нужны нашей Красной Армии теперь как воздух, как хлеб. Шенкман даст по одному ИЛ-2 в день, а Третьяков дает МиГ-3 по одной, по две штуки. Это насмешка над страной, над Красной Армией. Нам нужны не МиГи, а ИЛ-2. Если 18 завод думает отбрехнуться от страны, давая по одному ИЛ-2 в день, то жестоко ошибается и понесет за это кару. Прошу вас не выводить правительство из терпения и требую, чтобы выпускали побольше ИЛов. Предупреждаю последний раз. нр П553 — СТАЛИН»[315].
«Отбрехиваться» от указаний руководства страны было в те годы как-то не принято. Хоть и не было ни Степашина, ни Счетной палаты. Разумнее директору госпредприятия в этой ситуации было бы повеситься. Но Шенкман не повесился и не застрелился (что было бы вполне логичным решением), а набрался наглости — терять ему, впрочем, было уже нечего — и пообещал выполнить план по выпуску самолетов, но потребовал, не стесняясь, множество дополнительных ресурсов.
На следующий день с завода ушла телеграмма следующего содержания:
«Москва. Кремль. Сталину.
Вашу справедливую оценку нашей плохой работы довели до всего коллектива. Во исполнение Вашего телеграфного указания сообщаем, что завод достигнет в конце декабря ежедневного выпуска трех машин. С 5 января — по четыре машины. С 19 января — по шесть машин. С 26 января — по семь машин (в день! Еще раз повторяю, кто не сакцентировал внимание. Завод брался выпускать 7 (семь) штурмовиков Ил-2 в день! — В. М.). Основной причиной отставания завода по развертыванию выпуска самолетов является размещение нас на недостроенной части завода. В настоящее время недостроены корпус агрегатных цехов, кузница, корпус заготовительно-штамповочных цехов, компрессорная. Отсутствуют тепло, воздух, кислород и достаточное количество жилья для рабочих.
Просим Вашей помощи по ускорению окончания строительства и ускорению налаживания снабжения завода готовыми изделиями, материалами. Просим также обязать соответствующие организации о мобилизации для нас недостающих рабочих и об улучшении питания рабочих.
Коллектив завода обязуется позорное отставание немедленно ликвидировать»[316].
Далее шел подробный список требуемых дополнительных ресурсов. Самое удивительное, что все затребованное он получил. И с конца 1941 года современнейшая боевая машина стала ежемесячно сотнями поступать в войска.
Может кто вспомнит замечательный советский телесериал «Вечный зов», где воспроизводится история появления эвакуированного завода в чистом поле за Уралом.
— Как работаем? Так мы работаем по 25 часов в день — объясняет директор партийному начальнику.
— Но в сутках только 24 часа.
— А мы на час раньше встаем!
Завод № 92 Наркомата вооружения (Горький) в 1942–43 годах увеличил, по сравнению с 1940-м, выпуск артиллерийских систем в 10 раз. Невероятно для мирного времени — все таки пушка, сложная система, не подушка какая нибудь. Перестройке предшествовало короткое совещание у Председателя ГКО, о котором остались воспоминания одного из его участников.
«Обстановку вы знаете, — сказал Сталин, обращаясь к Наркому вооружения СССР Устинову. — Нам надо формировать новые соединения, а вооружения у нас нет. Вот вы делаете сейчас пять пушек в сутки, а нам надо, чтобы через год вы перестроились и давали пушек в сутки — на полк.» А полк — это 64 пушки, т. е. следовало увеличить производство в 13 раз. Короче говоря, все были ошеломлены. Сталин, видя это, говорит:
— Трое суток. Через трое суток приходите с проектом решения.
Тут всех выручил главный конструктор Грабин, поскольку на заводе производились его пушки пяти различных типов. Он унифицировал до 85 % деталей этих пушек и открыл возможность для поточно-массового производства.
Мы явились через трое суток, докладывал директор завода № 92 Елян. Говорит, что у нас не получится за один год. Нужен еще один квартал.
Сталин, не читая, подписывает: «Действуйте»[317].
Каким менеджером был Сталин?
Был ли Сталин эффективным менеджером? Это вопрос, измучивший отечественную интеллигенцию, коммунистов и антикоммунистов, студентов-историков и убеленных сединами академиков — не имеет простого ответа. И я ответа на него не знаю.
Представление о Сталине как о жестоком руководителе, для которого «люди — винтики», а «незаменимых нэт», конечно, во многом верное. Террор 30-х годов прокосил не только военное руководство, но и руководящие кадры промышленности. Это мирное время, а что уж тут говорить о военном. Помимо преданности делу директорами правил страх. Все так. Оправдывать или пытаться объяснить жестокость Сталина какими-то рациональными причинами я не буду. Ужас перед ним, перед его репрессивной системой был отличным машинным маслом, которое позволяло ритмично вертеться шестеренкам советской промышленности.
Скажу более — легко быть эффективным управленцем в закрытом неправовом государстве, где ни один твой лучший кадр никуда не денется, не сбежит, не будет перекуплен конкурентами. Мечта директора фирмы: сидит персонал в офисе, прикованный цепочками к батареям парового отопления, и не ропщет.
Каждый сотрудник — в твоей полной власти, и только от тебя зависит его благосостояние и сама жизнь. Так управлять, конечно, легко, не то что Путину-Медведеву сегодня.
Но — для баланса, что ли — приведу еще отрывки из воспоминаний влюбленного в Сталина маршала авиации Голованова[318]. По должности он участвовал во многих производственных совещаниях. Два эпизода. Один прямо будто «Сталин-кейс стади» по менеджменту, второй — своего рода притча.
Отставал Красноярский танковый завод. Решили назначить нового директора, Нарком предложил своего заместителя.
— А сколько он получает? — спросил Сталин.
— Семь тысяч рублей.
— А директор завода?
— Три тысячи рублей.
— А он согласен туда поехать?
— Он коммунист, товарищ Сталин.
— Мы все не эсеры, — ответил Сталин. Вызвали этого товарища.
— Есть мнение, — сказал Сталин, — назначить вас директором завода. Вы согласны?
— Если надо, поеду.
Сталин спросил у него о семье, детях.
— Давайте сделаем так: мы сохраним здесь для семьи вашу зарплату, а вы там, как директор, будете получать свои три тысячи. Согласны?
И человек с радостью поехал в Красноярск.
Обсуждался вопрос об увеличении выпуска боевой техники. Нарком станкостроения Ефремов сказал, что такая возможность есть, но для этого нужна помощь и, в частности, необходимо увеличить управленческий аппарат до восьмисот человек.
Сталин, как обычно, ходил по кабинету и внимательно слушал Ефремова. Когда тот закончил, обратился к нему:
— Скажите, пожалуйста, вы слышали фамилию Бугров?
— Нет, товарищ Сталин, такой фамилии я не слыхал.
— Тогда я вам скажу. Бугров был известным на всю Волгу мукомолом. Все мельницы принадлежали ему. Лишь его мука продавалась в Поволжье. Ему принадлежал огромный флот. Оборот его торговли определялся многими миллионами рублей. Он имел огромные прибыли.
Сталин сделал короткую паузу и спросил:
— Как вы думаете, каким штатом располагал Бугров для управления всем своим хозяйством, а также контролем за ним?
Ни Ефремов, ни остальные присутствующие не знали этого. Верховный ходил и молча набивал трубку. Наконец произнес:
— Раз вы все не знаете, я вам скажу. У Бугрова были: он сам, приказчик и бухгалтер, которому он платил двадцать пять тысяч рублей в год. Кроме того, бухгалтер имел бесплатную квартиру и ездил на бугровских лошадях. Видимо, бухгалтер стоил таких денег, зря Бугров платить ему не стал бы. Вот и весь штат. А ведь капиталист Бугров мог бы набрать и больше работников. Однако капиталист не будет тратить деньги, если это не вызывается крайней необходимостью, хотя деньги и являются его собственностью. — И, помолчав, подумав, Сталин продолжал: — У нас с вами собственных денег нет, они принадлежат не нам с вами, а народу, и потому относиться к ним мы должны особенно бережливо, зная, что распоряжаемся не своим добром. Вот мы и просим вас, — обратился к наркому Сталин, — посмотрите с этих позиций наши предложения и дайте нам их на подпись.
— Я не знаю, — говорил Голованов, — что представил Ефремов на утверждение Сталину, но в одном совершенно уверен, что числа в восемьсот человек там не было.
Сталин не носил никаких орденов — не надо верить парадным портретам, — кроме звездочки Героя Социалистического Труда. Ее он не снимал. Однажды проснулся в день рождения, а звездочка приколота к свежевыглаженному кителю. Дочь Светлана приколола. С тех пор, согласно легенде, и не снимал.
