Программа строительства Беловодья без них также не обойдется никак.
3.6. За порогом глобального султаната
Я не хочу быть царем, хочу жить с вами как брат.
Степан Разин
Феномен казачества в своих истоках вполне воспроизводит структуру вольной варяжской дружины. Если на Севере Руси утверждалось гражданское сознание, а в Московии — барско-холопское, то казачий Юг преемствовал институт воинской демократии — круг, на котором избирались старшины и гетманы.
Однако природа этого круга часто упрощается до описания каких-то сугубо управленческих функций в почти неуправляемой «казачьей вольнице». Ортодоксальные российские историки столетиями создавали имидж казачества как некой бегло-разбойно-бунтарской стихии, терпимой центральной властью лишь постольку, поскольку оно прикрывало южные границы государства от непрошеных гостей. Казачество, конечно, выполняло и эту функцию — но не она была главной. Точнее, она была лишь одним из внешних проявлений особой внутренней природы этого сословия, являвшего собой прямой русский аналог европейских военно-монашеских орденов.
Эти средневековые ордена, как правило, были автономны и даже независимы от государств, на территории которых номинально находились, существуя как экстерриториальные организации. Роман Багдасаров в своей книге «За порогом»[80] ломает множество позднейших стереотипов, описывая Запорожскую Сечь именно и прежде всего как такой посвятительный орден. Он просуществовал три века (около 1480–1775), заставляя считаться с собой все соседние страны — Польшу, Московию, Турцию. И лишь попав под пяту унитарной Российской империи, был отторгнут и уничтожен.
Хотя внешне Сечь существенно отличалась от западных орденов с их подчеркнутой герметичностью, внутренний духовный накал был в ней ничуть не меньшим. Никаких формальных границ на вход и выход из Сечи не было — все решала степень «вруба» адептов. «На Запорожье говорят, что они войско вольное, — кто хочет приходит по воле, и отходит по воле». Никаких фиксированных сроков пребывания в Сечи также не утверждалось.
Эта «анархия» была, однако, совершенно мистической, поскольку
знакомство с эмблематикой и регалиями Войска может сильно поколебать утвердившееся мнение о нём, как о дикой своре босяков, не руководимой никакими высшими принципами.
Геральдике и символике в Сечи всегда уделяли особое внимание. Каждый курень имел свою эзотерическую атрибутику (символы космоса, священного оружия или тотемных животных), имеющую прямые аналоги в западных рыцарских орденах. Причем некоторые символы запорожцы старались буквально воплотить в жизнь, и если, к примеру, одним из таких символов был волк, то молва наделяла носивших его изображение казаков способностью к оборотничеству. Буйная удаль и героическое безумие, постоянно проявляемые в боях и на пиршествах, только подкрепляли подобные представления.
Истоки этой «сверхчеловечности» запорожцев Багдасаров видит в том, что
именно отстаивание беспредельной, дарованной Христом-Спасителем внутренней и внешней свободы являлось главной функцией Запорожской Сичи как православного рыцарского ордена. Хотя большинство сичевиков вышло из Южной России, а потом оказалось в подданстве у Московского Царя, но воевали они не за него и не за Украйну, «отчизну-матку», а за чистоту и славу дедовской Веры, проповедуя не словом, а ратными деяниями наступление Божьего Царства, водворившегося в их душах.
Такая духовная свобода и воля к ее непосредственной реализации — безусловный атрибут раннего христианства. (→ 2–6) Но на фоне засилья позднего, догматически закостеневшего вероисповедания, исследователь определяет религиозную практику запорожцев уникальным сочетанием «православный дзен»:
Указания на практику немотивированного, парадоксального восприятия трансцендентного есть во многих житиях христианских святых (особенно — юродивых) и она напоминает учение дзен (чань) в Буддизме. Запорожская Сичь, где немотивированное поведение носило коллективный (но неодинаково проявляющийся) характер, представляла собой общество альтернативного типа по отношению к соседним государствам.
Помимо онтологической потребности в воинском подвиге, упоения гибелью (прежде всего собственной), ритуальных опьянения и проматывания добра, к аскетической и медитативной практике сичевиков относятся: знаменитая козацкая дума при созерцании бурных днепровских порогов, погружение в транс от слуховых вибраций степи, курение люльки с табаком (или опием), слушание кобзарей (которые «долю спiвают»), пляска доупаду… (→ 2–5) Все эти элементы, прокладывая путь к сверхрациональной области восприятия, формировали неповторимый облик каждого рыцаря и кошевого братства в целом. Общаясь между собой, запорожцы создали арго (на базе украинской мовы) с бесконечной лестницей смыслов и освобожденным синтаксисом.…
При инициации запорожец получал «новое имя» (→ 3–4), которое имело брутально-вызывающий характер: Гнида, Пивторикожуха, Непийпиво, Нейижмак, Семи-Палка, Не-Рыдай-мене-маты, Лупынос, Шмат, Шкода, Часнык, Лысыця, Ворона, чем выказывалось полное презрение к мiру сему, который покидал член Ордена. На запрос России или Польши — нет ли в Сичи какого-нибудь Иванова или Войновича, запорожский Кош уведомлял, что таких лиц в Сичи нет, а есть Задерыхвист или Рогозяный-Дид, прибывшие около того времени, о котором запрашивали чиновники.[81]
Зачастую это «новое имя» подбиралось по полной противоположности к внешнему облику и характеру — но смысл такой инверсии был гораздо глубже, чем просто окончательно запутать профанический мир:
Низенький человек сразу мог рассчитывать на кличку Махина, высокий — на Малюту, висельника удостаивали именем Святоши, хмурого — Держихвист-пистолем. Ритуальное осмеяние было необходимо для требуемого православной аскетикой дистанцирования от собственной личности, которая, вместе с тем, мыслилась погружённой в наиболее инфернальные слои реальности (так называемое «ношение ада в себе»). Погонялово не снималось с сичевика даже после ухода на тот свет. Прошедшее через посвятительную смерть низовое[82] рыцарство, представляло не только оппозицию ко всему внешнему миру, но, каждый по отдельности, к личной субъективной реальности. (→ 3–5) Таким образом, козак окончательно избегал сетей глобальной иллюзии «мiра сего».
Хотя все войско Сечи составляло до 10 тысяч человек, постоянно на ее сакральной территории жило меньше половины. Многие казаки в периоды между «сполохами» предпочитали обитать как бы «в миру», обзаводясь семьями, занимаясь охотой и другими промыслами. «Внутренние» сечевики смотрели на это снисходительно, уважение к свободе выбора соблюдалось строго, но в пределах самой Сечи допускались только упражнения в воинском искусстве, медитативные практики и ритуальные оргии.
Этот «дионисийский» (→ 3–7) стиль полностью переносился и на «дипломатические отношения» с окружающими, «нормальными» государствами. Вот как выглядело то самое, легендарное «письмо турецкому султану»:
Султан Мохаммед IV — запорожским казакам
Я, султан и владыка Блистательной Порты, брат Солнца и Луны, наместник Аллаха на Земле, властелин царств — Вавилонского, Македонского, Иерусалимского, Александрийского, Большого и Малого Египта, царь над царями, властелин над властелинами, несравненный рыцарь, никем непобедимый воин, владетель древа жизни, неотступный хранитель гроба Иисуса Христа, попечитель самого Бога, надежда и утешитель мусульман, устрашитель и великий защитник христиан, повелеваю вам, запорожские казаки, сдаться мне добровольно и без всякого сопротивления и меня вашими нападениями не заставлять беспокоиться.
Султан Мохаммед IV
Ответ запорожцiв Магомету
Ти, султан, чорт Турецькiй, i проклятого чорта брат i товарищ, самого Люциперя секретар. Який ти в чорта лицар, коли голою сракою їжака не вб’єшь? Чорт висiрає, а твоє вiйско пожирає. Не будешь ти, сукiн ти сину, синiв христiянських пiд собою мати, твого вiйска мы не боїмось, землею i водою будемо битися з тобою. Вавiлоньский ти кухар, Макiдоньский колесник, Єрусалимський броварник, Олександрiйський козолуп, Великого и Малого Єгипта свинар, Армянська злодiюка, Татарський сагайдак, Каменецький кат, у всього свiту i пiдсвiту блазень, самого гаспида внук и нашого хуя крюк. Свиняча ти морда, кобиляча срака, рiзницька собака, нехрещений лоб, мать твою єб. Отак тобi запорожцi вiдказали, плюгавче. Невгоден ти єсi i свиней христiянських пасти. Теперь кончаємо, бо числа не знаємо i календаря не маємо, мicяць у небi, год у книзi, а день такий у нас, який i у вас. За це поцiлуй у сраку нас!
