И всё же "белая" идеология содержит в себе элементы либерализма, который является для России чистым ядом, и даже в небольших дозах разрушает российскую государственность. Поэтому сегодня Путину нужно для полноценного ответа любым либеральным выпадам - а они довольно последовательные и устремленные - избавиться от последних частиц либерализма, содержащихся именно в "белой" идеологии современной России. То есть необходимо начать процесс вычленения либерализма из нынешней "белой". Конечно, речь не идет, как настаивают некоторые оппоненты из либерального лагеря, ни о каком фашизме - в принципе это невозможно в России, это чисто европейское явление эпохи модерна, которое закончилось с концом ХХ века, и в основе которого, опять же, лежит государство-нация, чего близко нет в России.
Избавляясь от либерализма, опираясь на чуть менее правую в экономике, стремящуюся к более социальной модель, - а именно социальные принципы и их реализация сегодня всё чаще озвучиваются в выступлениях Путина, который огромное количество времени посвятил социальным принципам развития нашего общества, мы приходим к следующим выводам: невозможно полноценно противостоять либерализму, не опираясь на чёткую, понятную, целостную идеологию. Потому как в случае отсутствия такой идеологии Путин будет всегда проигрывать, что бы он ни сделал. Если он выступает на стороне народа и русского большинства в их стремлении к укреплению государства, усиления его роли во всех процессах, он попадает под шквальную критику либералов, не только внутри страны, но и извне. Если он выступает за либералов и поддерживает их подходы в экономике, продвигая либеральные кадры во власть, то он теряет легитимность внутри страны, со стороны русского большинства. Путин поставлен в тупик со своей "белой" идеологией либерал-патриотизма, что бы он ни сказал, всё обращается против него: либерализм неприемлем для консервативного русского общества, а патриотизм и государственничество отторгаются вовне. Исходя из этого, требуется скорректировать идеологический код: пусть для начала это будут политическая нация, которая близка и понятна Путину, и социальная политика. Ну а чуть дальше, по мере привыкания - правая, - державная, имперская политика, и левая, в каком-то смысле большевистская, если учесть влияние русского национального фактора, экономика.
Путин - реалист не только во внешней политике, но, как становится всё более очевидно, и во внутренней. А реализм исходит из первичности ценности государства и вторичности идеологии, и меняет идеологические предпочтения в зависимости от ситуации. Поэтому-то Путин и пытается балансировать между правыми и левыми, угодить и либералам, и патриотическому русскому консервативному большинству. Он стоит за государство и у него на этом основании создаётся ложное впечатление, что идеологическая модель ему, как бы, и не нужна. Но именно эта позиция заведомо уязвимая, и поражение вследствие отсутствия внятной идеологии в таком случае лишь вопрос времени.
Путин - как национальный лидер
Но каковой должна быть эта идеология Путина с его безусловной ценностью государства и приоритетами в области социально-ориентированной экономики? Для сохранения российского государства она должна быть строго антилиберальной, то есть она должна основываться на левой экономике и на правой политике. С правой политикой у Путина всё нормально, и он в принципе последними своими высказываниями реабилитировал такие понятия, как "национализм", и даже "русский национализм", который в России является имперским, а не той карикатурой, которую демонстрируют наши "болотные" националисты.
С другой стороны, эта идеология должна основываться на социальных принципах экономики, т.е. в неё должна быть обязательно включена левая экономика, о чём Путин также неоднократно уже высказывался в последних своих выступлениях. И которая, при этом, не может быть чистым социализмом. Конечно, социализм намного более точно соответствует русскому обществу, нежели либерализм, однако в западных идеологических конструктах он часто расходится (атеизм, материализм, слепая вера в прогресс) с русскими ценностями, и в чистом виде это скорее европейское явление. Россия имеет собственный опыт построения доктрины русского социализма, поэтому терминологически в России левая экономика определяется понятием "большевизм", т.е. социализмом с включением элементов "народничества".
Если таким образом выводить идеологическую модель, на которую мог бы опереться Путин, отрицая либерализм как угрозу государственности, то этой идеологией является национал-большевизм. Он объединяет и патриотов-державников, и левых патриотов, для которых Запад - общий враг. Конечно, Путин может не использовать прямо этот термин, в силу его некоторой одиозности, дискредитированности неуклюжими попытками его политического применения некомпетентными политическими деятелями. Но то, что необходимо изучить наследие национал-большевиков, разработанное в начале ХХ века, - а именно они обосновали необходимость поддержки цельности государства со стороны белого движения, интегрируясь с красным большевистским государственным проектом, - это бесспорно.
Изучив наследие национал-большевиков начала ХХ века, Путин может гармонично, последовательно и законченно опереться на идеологическую модель, которая во всей полноте будет давать ответ либерал-демократии, то есть, либералам, угрожающим нашей сегодняшней государственности, и при этом сохранять высокий уровень легитимности в глазах консервативного русского большинства. Таким образом, примирение российских государственников сегодня должно исходить из воли Путина, и из его опоры на национал-большевистскую идеологическую модель. Он просто вынужден будет пойти на этот шаг под воздействием неумолимой логики развития русской истории. Чтобы сохраниться самому, и сохранить страну.
Михаил Делягин
1 августа 2013 1
Экономика
Новое платье «Большой двадцатки»
Коммюнике встречи министров финансов и руководителей национальных банков "большой двадцатки", прошедшей в преддверии саммита ее лидеров, с исчерпывающей ясностью показало тщетность надежд на способность международной бюрократии справиться с задачами глобального регулирования в условиях оползания мировой экономики к новой разрушительной депрессии.
Написанный на чудовищном канцелярском воляпюке текст показывает, что денежные власти "большой двадцатки" поддерживают и одобряют усилия других участников глобальной экономики (в том числе и их собственных стран), "надеются", "ожидают", "выражают уверенность" и даже "ждут отчета", - но ни в коей мере не предлагают и, тем более, не осуществляют ничего сами.
При этом представители денежных властей избегают самостоятельных действий даже как субъекты крупных национальных экономик, способных увлечь за собой часть мировой экономики в силу как одушевляющего примера, так и прямого экономического влияния.
Это вполне разоблачает "большую двадцатку" как организацию, не имеющую реального, непосредственного влияния. Даже "Глобальный форум по обмену информацией в налоговых целях" представители ее денежных властей могут лишь просить представить им свои данные, робко надеясь на продвижение в его работе.
Из коммюнике следует, что "большая двадцатка" хочет стать штабом, координатором мер по глобальному регулированию, осуществляемых разными структурами, в основном самостоятельно собравшимися для решения тех или иных проблем, в том числе при помощи создания репутационного давления. Но это давление мало значимо перед лицом угроз кризиса, а с другой стороны - не факт, что такой штаб будет признан самостоятельно собравшимися и самостоятельно работающими структурами, не нуждающимися в бесплодной и потому бессмысленной бюрократической надстройке.
То, что план борьбы с глобальным кризисом получит наименование "Санкт-Петербургского", можно было бы считать успехом российской дипломатии, - если бы у этого плана были малейшие шансы хотя бы притормозить вновь надвигающийся глобальный финансовый шторм.
Увы: коммюнике представителей денежных властей "большой двадцатки" не оставляет надежд для этого, а сама она все больше производит впечатление, перефразируя В.И.Ленина, "пятого колеса в телеге глобальной бюрократии".
Впрочем, ожидать иного от структуры, созданной для одних целей и реанимированной почти через десятилетие после их достижения для решения совершенно других задач, было бы просто некорректно.
Не будем забывать, что "большая двадцатка" была создана по итогам первого финансового кризиса неразвитых стран 1997-1999 годов для урегулирования отношений кредиторов и не справившихся со своими обязательствами заемщиков.
