Если он придёт в третий раз, мы удивимся.
А если не придёт, торжественно скажем: о! так и знали! кризис третьего занятия!
Приводя к детям, ничего не объясняем. Никаких комментариев, мол, это Вася, ему пять лет, он такой и такой.
Вообще ничего не говорим сами. Если спросят, ответим.
Если он что–то делает неправильно, не поправим и не объясним, как надо. Если он правильный, почувствует сам, а если нет, мы переглядываемся, а потом рассказываем друг другу, какой он не такой.
Уж конечно, он очень аутичный. Не волонтёр, а скорее клиент.
Если он выдержит, поймёт, как правильно, включится в процесс, не мешая психологу (который может с ним ни слова не сказать за всю часовую группу), не прекратит здороваться и прощаться (хотя ему отвечать никто не будет), научится сам задавать вопросы, его могут взять на Онегу.
Не так:
— Поезжай, милый, с нами на Онегу! Там тебе обязательно понравится!
А так:
— Ммм… И. Б., а мне поехать на Онегу?
— Н–нну, как хочешь. Твоё дело.
— А там — на Онеге — как?
— Тяжело.
Мы ещё не решили, взять ли его на Онегу волонтёром. В конце концов, он должен оправдывать питание и дорогу.
Если он всё–таки будет взят, не надо думать, что испытания позади.
Потому что на Онеге то же самое, только в сто раз сильнее, а ещё он не сможет уйти домой. На Онеге нет ни режима, ни официальных правил поведения. Он должен сам чувствовать, сам вписываться и сам ориентироваться.
Если он говорит «мне плохо», все радостно объясняют, что это терапия.
Волшебное слово: терапия.
— Плохо, много народу, шумно, тяжело.
— Зато как терапевтично!
Если в его поведении что–то не нравится, никто прямо об этом не скажет. В лучшем случае его мягко вытеснят.
То есть если он решит уйти, его удерживать не будут, а потом опять–таки понимающе переглянутся. Всё связано. С самого начала было ясно, что он у нас не жилец. Всё связано.
Если он заболел — это реакция.
Если он опоздал — это сопротивление терапии.
Если он вписался в коллектив — значит, он сам аутист.
Когда мы позволим ему придти на собрание (неточно: мы не запрещаем), он в лучшем случае не поймёт, что происходит. Если ему повезёт, на повестке дня будет стоят вопрос «как добыть миллион долларов». Если не повезёт — «откуда взять новое помещение».
Вот такие мы светлые радостные люди. Приходите к нам. Очень терапевтично. Но вы не придёте, потому что у вас сопротивление. Мы так и знали.
P. S.
Лена (мама Паши):
— Никогда не подменяй любовь заботой. Это от чувства вины, что мало любишь, начинаешь суетиться. А ничего не выйдет. Как почувствуешь, что вот всё, сил нет любить, отойди в сторону, передохни, выпей чашку кофе.
Дорогой Лёва!
Сегодня, как ни странно, лето. Странно для книги, которая написана в один день. Но ты уж примирись. Надеюсь, что читатель тоже примирится.
Солнечное, куда я езжу заниматься с Артёмом, постепенно пустеет. Многие дачи стоят заколоченные. По дороге со станции мало кого встретишь. Остались только бабушки, совсем маленькие дети и те, кому не нужно в школу, — такие ребята, как Артём.
В Солнечном много детей–инвалидов — от ГАООРДИ[14].
Я многих запомнила. Часто мне попадается навстречу пара: мать и сын. Мать поддерживает сына за плечи, они медленно ходят взад–вперёд по пустой дороге. Иногда она тихо напевает или что–то рассказывает, чаще — молчит. Иногда говорит сын — тогда я мало что могу разобрать.
Ей на вид за пятьдесят, ему — за тридцать. С виду — замкнутый и самодостаточный союз.
Каждый раз, встречая их, я испытываю странное смущение. Мне неприятно отводить глаза, наоборот, я с удовольствием поговорила бы с ними. Но я не хочу, чтобы мой интерес приняли за праздное любопытство или жалость.
С этим я сталкиваюсь каждый раз, встречая на улице людей с проблемами. Да, я выделяю их и сразу замечаю в толпе. Мне они изначально интересны: их проблемы, мировосприятие, образ жизни. Но не подойдёшь же, не скажешь: здравствуйте, я дефектолог, можно с вами познакомиться?
Как это будет выглядеть?
Это всё равно что психиатр к тебе на улице подойдёт: здравствуйте, я психиатр такой–то, вы меня заинтересовали.
Дорогой Лёва!
Нашла в кармане рюкзака желтую зажигалку. Я не курю. Так что это не моя зажигалка. Мне дала её Света и попросила спрятать от Гриши. Гриша — сын. Если заблаговременно не спрятать от него нужную вещь, очень скоро она навсегда поселится в Гришином большом мешке.
— Я вам выдам, — говорит он.
Собственно говоря, я вовсе не про Гришу хотела написать.
Я ведь ничего не умею. Не знаю, как дать больному ребёнку таблетку, если он её выплёвывает. В конце концов, какую таблетку. Не разбираюсь я в них.
Не знаю, как делать массаж, как быстрее укладывать спать.
Даже правильно открывать влажные салфетки — и то не умею.
Я работаю с детьми, типа почти специалист. И я не знаю тех элементарных вещей, которые знает любая мама без всякого образования.
Боже, я через год (надеюсь) стану ДИПЛОМИРОВАННЫМ СПЕЦИАЛИСТОМ. То есть я должна буду с умным видом рассказывать этим родителям об их детях. Как их воспитывать. Как заниматься. Что делать, если.
Им, которые варятся в этом котле больше лет, чем я знаю о существовании «особых проблем». Они будут спрашивать моего совета, так?
И что я смогу им посоветовать? Посоветуй.
Дорогой Лёва!
Артём встречает меня с таким выражением лица, что не дай Бог.
Этот ребёнок в последнее время делает успехи — даже бабушка заметила, — но заниматься всё равно не любит. Два раза в неделю — это совсем мало. Нужно каждый день. Ежедневно и понемногу открывать для него окружающий мир.
— Он же чувствует, когда в комнате становится теплее? Покажите ему печку, дайте почувствовать, что она — источник тепла. Я понимаю, что вам тяжело его переносить с места на место.
— Он же знает, зачем нужна ложка? Показывайте ему разные ложки. Дайте потрогать чашку, тарелку. Я знаю, как это трудно, — ведь он может одну ложку каши держать во рту два часа. Но всё–таки.
— Показывайте ему на прогулке деревья — чтобы он потрогал ствол, ветки, листья. Я понимаю, что очень тяжело каждый день тащить коляску по отвратительной дороге.
— Он знает, что такое Залив? Да, вам уже не под силу перетаскивать Артёма через переезд.
— Пусть он сам пробует натянуть штаны, снять кепку. Да уж, переодевать его два раза в день и без этого утомительно.
Артём не ходит в школу.
Дорогой Лёва!
Позволь тебе представить — Старший и Младший.
Старшему — семь.
Младшему — пять.
Они абсолютно разные.
Старший — тёмный. На самом деле он светлый шатен, но сейчас я не вижу его и представляю только тёмные волосы. Глаза у старшего карие, широко открытые, — лихорадочные глаза.
Младший — светлый. Глаза зелёные.
Старший похож на небольшое цунами или маленький Везувий. Он направлен наружу, в мир. Все свои бушующие страсти он тотчас выплёскивает на вас. У старшего подвижное лицо — особенно удаётся ему выражение изумления и страдания.
Младший похож на ровную поверхность Лох–Несса[15].
Старший смотрит прямо на вас — пристально и требовательно. Подходит вплотную и перебирает пальцами у вашего лица. Иногда он так заворожен этим змееобразным движением, что забывает о собеседнике. Подпрыгивает, щурится и тяжело дышит.
У младшего ускользающий взгляд. Он смотрит на вас, только если вы не обращаете на него внимания. Иногда он наблюдает из–под прикрытых век. Но чаще глядит прямо, сквозь. Однако отлично схватывает мир боковым зрением.
Старшему тесно в пространстве. Такое чувство, будто он хочет сбросить его с себя. Он налетает на стулья. Падает вместе со скамейкой. Стоит на цыпочках и, прищурившись, тревожно вглядывается в мир. Может вывалиться из окна первого этажа вместе с оторванной занавеской.
Младший с пространством играет. Он виртуозно проскальзывает, просачивается и огибает. Он вызывает в моей памяти сказку о девочке, которая умеет ходить между струями дождя и остаётся совершенно сухой. Иногда вы видите, как он стоит на верхней ступеньке деревянной лестницы, ведущей на крышу. Смотрит прямо вперёд и легонько покачивается на носках. Вы бросаетесь к лестнице, чтобы помочь ему спуститься, а он равнодушно наблюдает, как вы лихорадочно пытаетесь засунуть его под мышку.
Старший ищет общения с вами. Он изо всех сил обхватывает вашу шею руками или с размаху плюхается на колени — иногда вы от неожиданности теряете равновесие и падаете вместе с ним. Усевшись на вас, он наблюдает за движениями своих пальцев.
Если ваше общество надоедает старшему, он с неожиданной силой рвётся из рук.
