Все эти дебаты горные туристы наблюдали с плохо скрываемым чувством превосходства. После того как на горе Рорайма оплаченные и зафрахтованные на весь маршрут носильщики, индейцы-пемоны, разбежались на третий день похода, им все стало понятно об этой стране. Еще один пример, что горный туризм определенно имеет в «диких» местах преимущества перед обычным альпинизмом.
Похоже, придется все же ночевать одним. Иду и ищу место, куда можно поставить палатку. Стало совсем темно, и мы включили фонари. Вспоминается Африка, где с наступлением темноты категорически запрещается перемещаться по джунглям, так как большинство хищников в это время выходит на охоту. Интересно, водятся ли здесь ягуары?
Кто-то шарахается с тропы в кусты. Вижу только крупный лоснящийся в свете налобного фонарика зад. Наверное, это капибара — самый крупный грызун в мире, размерами с небольшую свинью. Это не опасно, она сама боится, как бы ее не съели.
Впереди появился огонек фонарика. Оказывается, в пути потерялся еще один портеадор, и товарищи вышли ему навстречу. Заодно и нам дорогу показали.
Ставим палатки на крохотной поляне в зарослях бамбука. Палатки стоят так тесно, что, вылезая из одной, немедленно упираешься в стенку соседней. Наши ребята, дошедшие раньше, уже вскипятили для нас чай и приготовили ужин.
Сплю плохо. Все время снится один и тот же сон, что «потомки пиратов» пытаются залезть к нам в палатку, чтобы перерезать глотки и больше не тащиться к черту на рога, к ни кому не нужному пику.
Утром встаю совершенно невыспавшийся. Лагерь напоминает стойбище бомжей после налета ОМОНа. Полянка завалена разбросанными вещами, люди лихорадочно снуют, перебирают какие-то пакеты и пытаются все это засунуть в рюкзаки.
Традиционная разборка с портеадорами. С каждым переходом они стремятся, по возможности, избавиться от наших вещей.
Через полчаса выходим на берег прекрасного горного озера. Вот где надо было разбивать лагерь. Но мы столько времени вчера потеряли на переговоры, что вряд ли бы сюда дошли.
Дорога очень красивая. Джунгли закончились, дальше идут альпийские луга. Множество цветов, каких-то местных диковинных растений. Доходим до водопада, в котором, никого не смущаясь, купается местная нимфа — юная краснокожая красавица. Непонятно, откуда она здесь — до ближайшей деревни два дня пути. Снимать на видео постеснялись, да и на кинофестивале «Вертикаль» не приветствуются кадры с обнаженной женской натурой.
Продолжаем идти вдоль правого берега реки, периодически поднимаясь на скалы и обходя прижимы. Поднимаемся еще на одну террасу и оказываемся на берегу большого озера, в водах которого красиво отражается пик Гумбольдта. Прижимы около озера обходим справа по ходу, высоко поднимаясь на какой-то отрог, и наконец разбиваем лагерь на высоте 4000 метров на берегу впадающей в озеро небольшой реки.
Из палатки вылезают матерый американский альпинист, в обычной жизни занимающийся промальпом, и наша «нимфа», которую, оказывается, янки взял с собой на восхождение в качестве помощницы. Не знаю, как она ему помогает, но на восхождения он ходит с проводником, а девушка скучает в лагере. Может, она ему еду готовит?
Наши «потомки пиратов» ведут себя на редкость тихо, не хлещут ром, не поют про «сундук мертвеца», а культурно обложили палатку американца, пытаясь обратить на себя внимание краснокожей красавицы. И никаких драк, никакой поножовщины. А еще считают, что женщина на корабле — к несчастью.
Иду осматривать окрестности. Места здесь все же очень живописные. Туман мягко заволакивает окружающие нас вершины и наползает на синеющее внизу озеро. Вокруг какие-то похожие на маленькие пальмы родственники африканских сенеций и даже настоящие деревья, по словам нашего проводника Элли, самые высокогорные деревья в мире.
Следующие два дня ушли на акклиматизационный выход на пик Гумбольдта, вторую вершину страны, и траверс хребта до штурмового лагеря (4600 м) под пиком Боливар (5007 м), откуда мы и начали восхождение.
…Вспомнив все, мы стали готовиться ко сну. Все трудности позади. Хорошо отдохнули, завтра остался последний бросок на сто метров вверх до станции канатной дороги, и можно ехать домой. Однако Элли предложил не расслабляться и одеть с утра обвязки.
Эту глупую идею мы сразу отвергли — канатка же совсем рядом, чего тут идти. Решительно упаковали страховочные системы и все железо в рюкзаки, хотя наш проводник еще не давал повода подозревать себя в склонности к излишней перестраховке.
Утром, быстро собравшись, побежали по скальным полочкам вверх. Когда до станции было уже рукой подать, неожиданно уперлись в отвесную стену. Тут-то мы и вспомнили о совете Элли, который плелся где-то позади. Второй проводник резко начал карабкаться по вертикальной щели, несколько человек пошли за ним, но мы все же решили не рисковать, сбросить немного высоты и обойти скалу по более безопасному, на наш взгляд, кулуару.
Начинаем подъем и видим установленную вверху табличку.
— Видите, тут и надо было сразу идти, — закричал предложивший этот путь Николай.
Вылезаем к табличке и с удивлением читаем надпись на ней на испанском: «Суицидо»…
Потрепанные «суицидо» по очереди появлялись из кулуара и возникали на глазах изумленной публики, собравшейся на тщательно огороженной смотровой площадке около верхней станции канатной дороги. Толстая тетка, выбравшаяся на этот «экстремальный» подъем в зимней шапке и теплом комбинезоне, даже перестала жевать пирожок и обалдевшим взглядом уставилась на непонятно откуда взявшихся русских, вылезающих из-под таблички с надписью «Самоубийство» в одних майках и летних штанах.
Мы, сильно отощавшие на московских сублиматах, также испытали шок, когда, перемахнув через ограждение, вошли в здание станции канатной дороги и увидели полный еды и напитков бар. Вот так и произошло наше очередное возвращение в лоно цивилизации.
В тот день, когда мы прибыли в Санта-Росу на Абукане, там от змеиных укусов умерли три сборщика каучука. Расположенное посреди болот, это место было раем для всевозможных змей, включая анаконд. Анаконд здесь так боялись, что, по сути дела, барака выполняла роль каторжного поселения… Эти змеи живут главным образом в болотах, так как в противоположность реке, часто превращающейся в забитую грязью канаву во время сухого сезона, болото всегда остается болотом. Вторжение в место обитания анаконд равносильно игре со смертью.
П. Фоссет. Неоконченное путешествие
— Да он просто псих, — наконец понимаю я. Индеец из племени гуаджибо стоит на корме нашей лодки, бешено несущейся по извилистой ночной протоке. В одной руке он держит рукоятку мотора, управляя движением судна, в другой — раскаленное стекло разбитого фонаря, луч которого выхватывает в кромешной темноте то правый, то левый берег этой бесконечной дороги.
Индеец счастлив. Здесь он бог и царь, повелитель этой жалкой кучки «гринго», судорожно цепляющихся за борта лодки, черпающей на каждом крутом вираже мутную воду.
Непонятно, как он умудряется реагировать на неожиданно появляющиеся на реке завалы, но индеец каждый раз безошибочно уклоняется от внезапных препятствий, и лишь изредка лодка с грохотом врезается в какие-то невидимые под водой камни или ветки деревьев, низко нависших над протокой, столкновение с которыми тревожит спящих на них птиц. Сотни белых цапель, разноцветных ибисов, хлопая крыльями, взлетают и недовольно кружат вокруг нашей моторки, уклоняясь от прыгающего по сторонам луча прожектора.
Впрочем, фонарь индейца — не единственный источник света в этой кромешной темноте тропической ночи. Вдоль берегов густо рассыпаны красные огоньки светящихся глаз кайманов. Я никогда еще не видел в дикой природе такого большого количества этих рептилий. Периодически прожектор выхватывает застывшие с разинутой пастью фигурки крокодилов, лежащих на берегу, и это тоже оптимизма у «гринго» не вызывает.
Над водой проносится стая летучих мышей-вампиров. Сейчас они опасности не представляют. Но как мы будем спать на открытом воздухе в гамаках ночью, ведь укус этой твари совершенно незаметен для спящего человека?
А сколько опасностей ожидает нас под водой. В памяти всплывают давно забытые картинки из школьного урока по географии. Клетку с теленком опускают в воду, а затем достают скелет, тщательно обглоданный пираньями. Этих тварей здесь тоже полно, а перспектива оказаться в воде более чем реальна.
Картину этого ночного безумия завершает бензин, протекающий из канистры прямо на дно лодки. Конечно, бензин в Венесуэле дешевле воды, и в финансовом плане потеря небольшая, но оголенные концы провода, идущие к прожектору в руках гуаджибо, немного напрягают. Робкие попытки указать индейцу на эту маленькую неприятность вызывают лишь презрительные улыбки. И дело, видно, не только в полном языковом непонимании. Богу реки нет дела до таких мелочей, как перспектива взорваться в каждую секунду от искры в замотанных скотчем проводах фонаря или страхи старающихся не вывалиться за борт на крутых виражах пассажиров.
