— Да, я неопытен, — сказал Сим. — Но я чувствовал, что этот мой шаг нелеп. Мною двигал не рассудок. Возможно, и в дальнейшем я буду совершать смешные поступки…
— Простите, — мягко перебил его прокурор. Он откинулся в кресле и по памяти прочитал: — «Мак Сим, он же Максим Рос-ти-слав-ски-й, в соответствии со статьями такими-то и такими-то, приговаривается к смертной казни путем пропускания электрического тока высокого напряжения через жизненно важные центры».
Сим дослушал и сказал:
— Да, я забыл.
— Вы удивительно спокойны, — сказал прокурор. — Можно подумать, что электрический ток для вас не более опасен, чем семь пуль господина Чачу.
Сим усмехнулся, и у прокурора появилось ощущение, будто он сделал промах, как-то выдал себя.
— Не будем об этом, — сказал он поспешно. — Я только хотел напомнить вам — чистая формальность, конечно, — что дача откровенных показаний о подпольной организации могла бы даже теперь существенно смягчить вашу участь.
Сим перестал улыбаться и строго посмотрел на него.
— Не сердитесь, — мягко сказал прокурор. — Таковы мои обязанности. Я обязан вам также сказать, что своим признанием вы спасли бы жизнь не только себе, но и своим соседям по скамье подсудимых. И… э… Генералу, и Малышу, и… как его?.. этому, грузному…
— Вы делали им аналогичные предложения? — спросил Сим.
— Нет, — сказал прокурор. — Это было бы бесполезно. Генерал и… как же его?.. Мемо… Мемо… Генерал и Мемо — фанатики. Что касается Малыша, то он болен. Он слишком тяжело пережил процесс. Нет, им говорить это не имело смысла. Вы же, как нам показалось, осознали нелепость затеи, а потому…
— Вы меня не поняли, — сказал Сим, снова улыбаясь. — Я считаю эту затею нелепой в том смысле, что… Впрочем, все это ни к чему. Давайте для простоты считать и меня фанатиком.
— Я ждал этого, — сказал прокурор. — Это было чисто формальное предложение… — Писк внутреннего телефона прервал его. Он взял наушник и, досадливо морщась, сказал: — В чем дело? Я занят.
«Ваше превосходительство, — прошелестел референт. — Некто, назвавший себя Странником, звонит по „красной“ линии и настоятельно просит разговора с вашим…»
— Странник? — Прокурор оживился. — Соедините-ка…
В наушнике щелкнуло, голос референта прошелестел: «Его превосходительство вас слушает». Снова щелкнуло, и знакомый голос произнес, твердо, по-пандейски выговаривая слова: «Умник? Здравствуй. Ты сильно занят?»
— Для тебя — нет.
«Мне нужно поговорить с тобой».
— Когда?
«Срочно. Сейчас, если можно».
— Я в твоем распоряжении, — сказал прокурор. — Приезжай.
«Я буду через десять-пятнадцать минут. Жди». Прокурор повесил наушник и некоторое время думал, пощипывая нижнюю губу. Потом он спохватился и сказал Симу:
— Было приятно побеседовать с вами. Сим сейчас же встал.
— Хочу еще сообщить вам, что ваша подруга… Рада, кажется?.. находится в полной безопасности. С нею ничего не случится, вы можете быть совершенно спокойны… естественно, если вы будете вести себя до самого конца так же примерно, как и сейчас. До свидания.
Сим молча поклонился и пошел к двери, огромный, упругий, бесшумный. На пороге он обернулся и сказал:
— Не скажете ли вы, что будет с Гаем Гаалом?
— С кем?.. Ах, этот капралишка… Ничего страшного. Собственно, он ни в чем не виноват, а на публику производит благоприятное впечатление разумное сочетание жестких мер с мягкими. Его даже не разжалуют, он опытный военный, а у нас не хватает младших офицеров. Пойдет в штрафные роты, вот и все.
Сим поблагодарил и вышел. Некоторое время прокурор смотрел на дверь, потом сказал вслух: «Годен», достал из стола апелляционную претензию защитника с просьбой о помиловании и написал карандашом: «Смертную казнь заменить бессрочной каторгой. Ввиду молодости, неопытности и в знак беспредельной доброты Н. О.» Потом он перевернул лист и на обратной стороне написал крупными буквами: «Для пользы дела. Умник». Все. С этим было покончено. Теперь будем ждать. Полгода, год. Он не заставит ждать дольше. Так. Что же нужно от меня Страннику? Из его банды мы никого не трогали… Средства? Смешно… Что же ему нужно? Он только что вернулся — таскался где-то два месяца, как и каждое лето… Массаракш! Сколько денег затрачено, а я все не знаю, куда он уезжает, зачем, почему на два месяца и почему всегда летом… Ну, ладно. Что же случилось за эти два месяца? Съели Ловкача… Вряд ли его это интересует. Начали строить новый центр… Из-за этого он ко мне не придет… не ко мне и, во всяком случае, не ночью.
Да и знал он об этом центре. Что еще? Может быть, открыл что-нибудь и хочет поделиться радостным известием со своим лучшим другом? Прокурор ядовито хихикнул. Да, хотел бы я быть его лучшим другом… Черт возьми, может быть, я и ошибаюсь, может быть, мне следовало принять его сторону. Если он сделает то, что обещал на том заседании… Но ведь у них ничего не выходит. А если начнет что-нибудь получаться, я узнаю своевременно и успею переориентироваться… Так что же произошло? Гм… А ведь остается только одно — процесс! Срок выполнения приговора — завтра в полдень. Если его это интересует, то он действительно должен был бы приехать сейчас, ночью. Кто же его может интересовать? Прокурор уже знал ответ. Он вскочил и взволнованно заходил по кабинету. Массаракш! Зачем ему мой Мак? Зачем Страннику мой славный добрый многообещающий бунтовщик? Для научных целей? Возможно… но для этого необходимо предположить, что он знаком со всеми материалами. Сомнительно. Прокурор потер руки. Такие ситуации он любил. «Мой милый Мак! — сказал он. — Кажется, я сейчас продам тебя. И клянусь тебе Мировым Светом, я возьму за тебя дорого». Ах, массаракш, хороший товар не залеживается! Во всяком случае, необходимо принять все меры. Прокурор проворно бросился к столу, выдвинул потайной ящик и включил все фонографы и скрытые камеры. Эту сцену надлежит сохранить в веках. Ну, где же ты, Странник?
От нетерпения прокурора ударило в дрожь; он бросил в рот несколько ягод, но дверь уже отворилась, и, отстранив референта, в кабинет вошел этот верзила, этот холодный шутник, эта надежда Отцов, ненавидимый ими, обожаемый ими, ежесекундно повисающий на волоске и никогда не падающий, тощий, сутулый, с круглыми зелеными глазами, с большими оттопыренными ушами, в своей вечной нелепой бархатной куртке до колен, лысый, как попка, — чародей, вершитель, пожиратель миллиардов. Прокурор поднялся ему навстречу. С ним не надо было притворяться, скалиться в притворной улыбке и говорить вымученные слова.
— Привет, Странник! — сказал прокурор. — Пришел похвастаться?
— Чем? — спросил Странник, проваливаясь в известное всем кресло для посетителей и нелепо задирая колени. — Массаракш! Каждый раз я забываю про это чертово устройство. Когда ты прекратишь издеваться над посетителями?
— Посетителю должно быть неудобно, — сказал прокурор. — Посетитель должен быть смешон, иначе какое мне от него удовольствие. Вот я сейчас смотрю на тебя, и мне весело.
— Да, я знаю, ты веселый человек, — сказал Странник. — Только очень уж непритязательный. Ты тоже можешь сесть.
Прокурор вспомнил, что все еще стоит. Как всегда, Странник быстро сравнял счет. Прокурор сел поудобнее и хлебнул целебной дряни.
— Итак? — сказал он.
Странник приступил прямо к делу.
— У тебя в когтях, — деловито сказал он, — человек, нейтральный к А-излучению. Он мне нужен. Ты знаешь, зачем.
— Не знаю, — сказал прокурор. — Кроме того — и это более существенно и непонятно — я не знаю, откуда тебе известно о существовании такого человека.
— Слухом земля полнится, — небрежно сказал Странник.
— Гм… Если земля полнится государственными тайнами, то ее надлежит засадить на пятнадцать лет по статье сто третьей.
— Займись, — сказал Странник.
— Я не шучу, — сказал прокурор. — Ты ничего не должен был знать об этом человеке. — Прокурора вдруг осенило. — Если только ты не связан с подпольщиками, конечно.
— Что и откуда я знаю — это не твое дело. Я ведь не спрашиваю у тебя имя агента номер двести два…
Прокурор засмеялся.
— Готов меняться, — сказал он. — Я тебе назову двести второго, а ты мне — своего. У тебя, кажется, клички, а не номера.
— Ты слишком добр, — сказал Странник нетерпеливо. — У тебя всего три агента, и одного из них ты готов обменять. Это излишняя щедрость, я не могу ею воспользоваться. Вернемся лучше к нашему Симу. Что ты за него хочешь?
— Фи! — сказал прокурор, откидываясь на спинку кресла. — Ну что у тебя за манеры? Никакой деликатности. Все вы, пандейцы, грубы и неотесаны. Бог с вами. А что ты мне можешь предложить?
— Первый же защитный шлем.
Прокурор присвистнул.
— Во-первых, дешево. Мне нужен был бы не первый, а единственный. А во-вторых, до ваших шлемов еще надо дожить, а у меня слабое здоровье.
