Среди постоянных гостей Рубакина – ветераны освободительного движения, «бабушки» и «дедушки» русской революции, поселившиеся после каторги и ссылок на берегах Женевского озера в ожидании падения царизма. Близкий в те годы к революционным кругам Иван Егоров в своих мемуарах «От монархии к Октябрю» описывает свою жизнь в 1912–1913 годах в Кларане и, в частности, вспоминает: «У Рубакина мы застали маленького старичка, прямо гнома, который только что облобызался с моложавой, красивой женщиной. Это были знаменитые революционеры-народовольцы: Осип Васильевич Аптекман и Вера Николаевна Фигнер».
Проведя четверть века в тюрьме, Вера Фигнер возвращается в страну своей студенческой молодости и селится в Кларане, рядом с домом «Ламбер». Каждый вечер она приходит к Рубакину на музыкальные вечера, гуляет с его детьми, работает над своими мемуарами.
Егоров вспоминает, как Рубакин показывал ему книги: «Они стояли в десятке комнат на полках от пола до потолка». Однако собеседником Рубакин был не самым легким: «Беседовать с Николаем Александровичем было трудно. Говорил он один, и всё о книгах, и только о книгах. Книги заслонили от него всю прочую жизнь. Он даже не заметил, что с его женой творится неладное. Однажды утром, войдя к ней в спальню, он обнаружил записку, в которой жена сообщала, что уходит от него к другому, так как жить с ним больше не в состоянии. Это случилось именно в 1912 году. Вечером того дня я случайно был у Николая Александровича. И он в разговоре о книгах мимоходом заметил, что у него жена сбежала. И тут же рассмеялся, заговорил о другом…»
С началом войны, в сентябре 1914 года, Рубакин организует в соседнем Монтрё, в отеле «Сплендид» (“Splendid”, Grand-Rue, 52), «Русский клуб», который, по его замыслу, должен был объединить разбитую на враждующие группки эмиграцию. Клуб предполагается надпартийным, с запретом играть в карты и пить спиртные напитки. За два первых месяца деятельности проводится десять встреч, здесь выступают с рефератами об отношении к войне Плеханов, Ленин, толстовец Павел Бирюков, будущий первый советский Верховный главнокомандующий и наркомюст СССР периода «чисток» Николай Крыленко. Проводятся и неполитические, музыкальные вечера, которые устраивает вернувшаяся к Рубакину жена Людмила.
Оказавшись из-за войны отрезанным от основных источников доходов в России, Рубакин обращает свои взоры на Германию – немецкие деньги не были изобретением большевиков, идея настойчиво витала в воздухе. В 1915 году с увеличением количества русских пленных в Германии Рубакин предлагает немцам организовать революционную пропаганду в лагерях путем издания и распространения популярных брошюр на русском языке. Для этого он вступает в контакт с германским послом в Швейцарии Ромбергом. Речь идет об организации небольших библиотек в немецких лагерях для русских пленных. После долгих переговоров он получает от германского правительства на печатание его книг гонорар в 10 000 франков.
В 1916 году Рубакина в Кларане посещает его старый друг Павел Милюков, приехавший в Швейцарию в качестве члена русской парламентской делегации, одна из ведущих фигур русской истории начала века, лидер партии кадетов, будущий министр иностранных дел Временного правительства.
В отличие от большинства своих читателей Рубакин не возвращается в Россию после революции и остается до самой смерти в Швейцарии. Большевистский переворот Рубакин принимает и откликается на него серией очерков о главных деятелях русской революции, благо всех знал лично. За отсутствием дипломатических отношений представитель советского Красного Креста в Швейцарии Багоцкий в двадцатые годы выполняет роль фактически посла, в то время как Рубакин с его библиотекой – культурного атташе Советской России.
В 1920-е годы Рубакин переселяется из Божи в Лозанну, но тот факт, что он открыто принял советскую власть, ставит его в полную изоляцию среди новой эмиграции. Заслуги Рубакина перед новой Россией признаются в Кремле: с 1930 года СССР – уникальный случай – начинает выплачивать ему пенсию, причем деньги поступают на его счет регулярно, вплоть до его смерти после войны. Неоднократно Рубакина зовут вернуться на строящую социализм родину, но библиофил не торопится – начались «чистки». Контакт с Россией практически полностью прекращается – за исключением пенсии.
Во время Второй мировой войны Рубакин, оставаясь верным своим культуртрегерским идеалам, снабжает книгами лагеря русских интернированных в Швейцарии. Умирает он в возрасте восьмидесяти четырех лет в ноябре 1946 года. В 1948 году его библиотеку перевозят в Москву, где она хранится в Российской государственной (Ленинской) библиотеке под шифром «Рб». Урна с прахом покоится в стене Новодевичьего монастыря.
Но вернемся к эмиграции начала века. В нескольких шагах от «Ламбера» располагалась вилла «Винсент» (“Vincent”, теперь «Ле-Лила» – “Les Lilas”). В этом доме постоянно снимают комнаты русские эмигранты. Например, в 1916 году там живет Инесса Арманд. Ленин заботливо пишет ей: «Как-то Вы устроились? Холодная ведь квартира Maison Vincent?»
Здесь же, в Божи, живет во время войны Николай Бухарин. Как и Ленина, Бухарина война застает в Австрии, там его также арестовывают по подозрению в шпионаже, но и ему удается перебраться в нейтральную Швейцарию.
Лето 1915 года проводит в Кларане пролетарский поэт Демьян Бедный.
Одним из любимых русских мест становится также Шаи (Chailly), маленькая деревня над Клараном, – здесь отдыхают женевские революционеры, среди которых стоит упомянуть Владимира Бурцева как одного из самых ярких представителей того времени. Расскажем поэтому об этом дачнике, устроившемся летом 1903 года в Шаи, поподробнее.
Революционер-народоволец, Бурцев бежит в 1888 году из иркутской ссылки в Швейцарию, затем живет во Франции и Англии, где публично призывает убить Николая II, за что получает полтора года заключения. Из Англии его высылают, и в 1903 году он селится по подложному паспорту на берегу Женевского озера. Живя над Клараном, помимо издания «Былого», где публикуются материалы по истории «Народной воли», этот неутомимый борец с деспотизмом занимается печатанием газеты «Долой царя», все материалы которой принадлежат его перу, возобновляет в Швейцарии издание «Народовольца», за которое был осужден в Англии и в котором призывает русскую молодежь «следовать славному примеру их предшественников» – цареубийц. Кроме того, Бурцев выпускает в Женеве брошюру «К оружию» с подробными объяснениями, как самому изготовить взрывные устройства.
В докладе директора швейцарской центральной полиции Е. Жорно департаменту юстиции и полиции Женевы 21 ноября 1903 года говорится о Бурцеве: «Этот человек, горячий сторонник пропаганды делом, обладает огромным даром убеждения и привлек на свою сторону многих молодых российских революционеров. Это убежденный, опасный, способный на всё человек». И для швейцарских ведомств Бурцев оказывается слишком шумным. Благодушно не обращая внимания на анархистов и эсеров, потихоньку готовящих свои теракты на нейтральной альпийской территории, швейцарская полиция не может позволить открытую пропаганду «желябовских» методов политической борьбы. Постановлением Федерального совета от 7 декабря 1903 года Бурцев высылается и из Швейцарии – за распространение изданий, содержавших подстрекательство к убийству, а также инструкции по способам этих убийств.
С возрастом Бурцев всё больше увлекается историей революционного движения и разоблачениями агентов полиции, что становится его коньком. Настоящую славу Бурцеву приносит разоблачение Азефа. До Первой мировой войны он издает за границей «Былое» и газету «Будущее», которую рассылает царю, великим князьям, министрам и в библиотеку Государственной думы. С началом войны неистовый борец с царизмом становится патриотом и добровольно сдается властям на русской границе. Его судят, ссылают, но скоро амнистируют. Кстати, в ссылке Бурцев коротает сибирскую зиму вместе со Свердловым и Сталиным, так что неудивительно, что большевики арестовывают его одним из первых – прямо в ночь октябрьского переворота. Через несколько месяцев ему удается вырваться на свободу, и в конце концов Бурцев снова оказывается в эмиграции, где занимается привычной издательской деятельностью, посылая теперь из-за границы проклятия уже большевикам. Судьба еще раз приведет этого борца за правду в Швейцарию – в 1934–1935 годах. Бурцев выступит в Берне в качестве свидетеля на суде, выяснявшем вопрос о подлинности «Протоколов сионских мудрецов», и посвятит этому вопросу свою известную книгу «“Протоколы сионских мудрецов” – доказанный подлог». Потом он будет бороться против фашизма. В конце жизни, глубоким стариком, умирая в оккупированном Париже в лечебнице для бедных, Бурцев, по воспоминаниям дочери Куприна, «спорил с пеной у рта и доказывал, что Россия победит, не может не победить».
