Ознакомительная версия.
Читая приказ Гиммлера, предписывающий ему обсудить с вадахом условия прекращения плановых убийств, Эйхман, должно быть, почувствовал легкую тревогу. 25 апреля он вызвал Бранда и предложил исключить венгерских евреев из программы „Окончательного решения“, если „мировое еврейство“ заплатит выкуп, но не деньгами, а натурой: 10 тысяч грузовиков, 2 миллиона коробок мыла, 200 тонн чая и 200 тонн кофе. Эйхман выложил свои условия: Бранд отправится в Стамбул для переговоров с представителями Всемирной еврейской организации, а тем временем начнется депортация венгерских евреев, и прекратится она только тогда, когда Бранд привезет согласие „мирового еврейства“. Вадах с большой неохотой пошел на это, но потребовал от Эйхмана знака доброй воли: пусть он сформирует „пробный поезд“; от 600 до 1200 венгерских евреев должны прибыть в какую-либо нейтральную страну в тот момент, когда Бранд окажется в Стамбуле. Эйхман сказал „да“, и 17 мая 1944 года Бранд уехал в Стамбул.
Но он еще паковал чемодан, а Эйхман уже погнал поезда с венгерскими евреями в Освенцим. Бранд должен был вернуться в Будапешт самое позднее через две недели, и Эйхман дал себе слово успеть за это время ликвидировать большинство венгерских евреев. С патологическим упорством человека, обнаружившего, что его надули, да еще в главном деле его жизни! – Эйхман посылал в Освенцим состав за составом. Своим коротким умом он все же постиг, что времени для „Окончательного решения“ осталось очень мало. Кальтенбруннер и Мюллер были по-прежнему тверды, но тон приказов Гиммлера стал иным. Поэтому Эйхман спешил с депортацией, опустошая венгерские гетто. К 7 июня в 1-й и 2-й зонах евреев не осталось, и 289 357 человек погибло в газовых камерах Верхней Силезии; к 17 июня из 3-й зоны было вывезено и убито в Освенциме 50 805 человек; к 30 июня „освободилась“ 4-я зона, уничтожено еще 41 499 человек.
А Бранд исчез без следа (в Стамбуле он был холодно принят представителями еврейских организаций, а на обратном пути через Сирию задержан англичанами). Теперь с Эйхманом вообще не было никакого сладу. Он все сделал, чтобы сорвать отправку „пробного поезда“: отказался собрать отобранных евреев в Будапеште, всячески старался уменьшить их число, не разрешил использовать Португалию как место назначения. Годились любые увертки, лишь бы лишить кучку евреев обещанной свободы.
Кастнер ссылался на заключенные уже соглашения, призывал на помощь Клагеса – все напрасно. Наконец с отчаяния он обратился к другому представителю Гиммлера в Будапеште, которого Эйхман считал своим самым ярым соперником.
Оберштурмбаннфюрер Курт Бехер возглавлял комиссию по вооружениям Главного управления СС, и его работой было обеспечивать ваффен-СС всем необходимым. Когда ему понадобилось 20 тысяч хороших лошадей для кавалерии СС, он свел знакомство с заядлым лошадником банкиром Францем Хорином, совладельцем крупнейшего промышленного объединения Венгрии, концерна „Вейс“, контролируемого еврейским капиталом. Увлеченность лошадьми так их сблизила, что Хорин поведал Бехеру о злоключениях семьи Манфреда Вейса, главы концерна. Его многочисленные еврейские родственники хотели бежать из страны, пока не попали в руки к Эйхману, и Хорин подумал, что Бехер может помочь – конечно, с выгодой для СС. Оберштурмбаннфюрер и фирма Вейса заключили сделку, в которой присутствовали и человечность, и шантаж. По условиям представители СС получали контрольный пакет (55 процентов акционерного капитала), принадлежащий „арийским“ родственникам Вейса, а 48 членам семьи (в том числе 35 евреям) разрешали выехать в Португалию, заплатив компенсацию в 3 миллиона марок и оставив 9 членов семьи в качестве заложников. 17 мая 1944 года соглашение было подписано, и еврейская промышленная династия отправилась на свободу.
Эта сделка породила у Эйхмана смертельную вражду к Бехеру: его драгоценному „Окончательному решению“ угрожала опасность срыва со стороны коллеги, представителя Гиммлера. Для Эйхмана это было также подтверждением его худших подозрений: что по мере упадка нацистского режима сам рейхсфюрер становится мягче в еврейском вопросе. А Бехер вообще персонифицировал все то, что Эйхману было ненавистно: офицер СС „в белых перчатках“, ха! И в своем щегольском мундире, занимая столь важный пост, мелкий бюргер Эйхман никак не мог стать на одну доску с Бехером, сыном крупного промышленника из Гамбурга, эсэсовским кавалеристом, желанным гостем в избранных кругах. А тут еще и эта сделка с Вейсом, за которой Эйхман просматривал принцип спасения евреев за выкуп, – это было для него анафемой.
Зато для вадаха Бехер был находкой, как раз тем человеком, кого они ждали, чтобы поломать эйхмановскую машину уничтожения. Его сделка с Вейсом как раз соответствовала изначальным замыслам этого комитета; к тому же Бехер был прямым представителем Гиммлера. Кастнер ухитрился связаться с Бехером и подкинул ему идею „пробного поезда“. Бехеру она понравилась. В конце июня он слетал к Гиммлеру и вернулся с поручением вести переговоры вместо Эйхмана. Бехер потребовал, чтобы за пассажиров „пробного поезда“ была внесена определенная сумма задатка в Венгрии, с выплатой остальной части по прибытии на место. Назначили цену – тысяча долларов с головы. Кастнер согласился. 30 июня поезд, в котором было 1684 еврея, вышел из Будапешта.
Однако Эйхман тоже не сидел сложа руки. Своей властью он направил поезд в концлагерь Бельзен. Да и у Гиммлера в очередной раз изменилось настроение. Сообщения в англо-американской прессе по поводу „миссии Бранда“ и сделки „евреи в обмен на грузовики“ ясно показали, что ни еврейским организациям, ни правительствам союзников нет до них никакого дела. Торжествующий Эйхман пригрозил вадаху, что пассажиры поезда будут в течение недели переправлены из Бельзена в Освенцим, где сразу попадут в мясорубку, если только за это время Бранд не вернется в Будапешт с договором от Всемирной еврейской организации. Кастнер и Бисс бросились к Бехеру, но тот лишь холодно пожал плечами: верный слуга рейхсфюрера почувствовал, что ветер переменился.
На этот раз в роли спасителя выступил Клагес из СД. Он попросил Бисса изложить новые финансовые предложения вадаха и передал доклад Гиммлеру. 26 июля 1944 года Клагес сообщил Биссу: „Меморандум благосклонно принят в Берлине, и Гиммлер дал указание прекратить депортацию из Венгрии до дальнейших распоряжений“. Во всяком случае, так написал Бисс в своих мемуарах. Таким образом, был достигнут первый успех: похоронную процессию в Освенцим удалось приостановить. Между тем Бехер набрался мужества и снова полетел к Гиммлеру. Последний согласился, что можно немедленно выпустить за границу 500 евреев из „пробного поезда“, а условия для остальных Бехер должен был обговорить с организацией евреев США – Американским объединенным комитетом распределения помощи в Швейцарии. Ну наконец-то Гиммлер увидел, как приоткрылась дверь для переговоров с западными державами. Будучи убежден, что „мировое еврейство“ держит Америку в кулаке, Гиммлер искренне верил, что предложения, исходящего от вадаха, будет вполне достаточно, чтобы комитет по распределению тут же обеспечил прямую связь с Белым домом, а это уже приведет к сепаратному миру между Германией и западными союзниками. В вадахе из кожи вон лезли, укрепляя его в этой сумасшедшей мысли. Бисс вспоминает: „Мы то и дело ссылались на президента Рузвельта, именуя его нашим благодетелем“. Гиммлер ловил каждое слово об этой мифической связи.
Эсэсовские вожаки даже принялись нажимать на своих партнеров с целью поскорее начать переговоры. Клагес даже сказал Биссу, что ведь дело даже не в спасении каких-то жалких сотен тысяч евреев; речь может идти о повороте исторического значения». Но Бехер вскоре разглядел пропагандистскую игру вадаха. Во время первой же встречи со швейцарским банкиром Сали Майером в пограничном городе Сан-Маргарет Бехер понял, что еврейские организации не принимают всерьез сделку «евреи в обмен на грузовики». Майер вообще хотел разговаривать лишь после того, как Гиммлер официально объявит о прекращении уничтожения евреев и освободит пассажиров «пробного поезда».
Если бы Бехер доложил об этом Гиммлеру, переговоры с распределительным комитетом закончились бы не начавшись. И Бехер не сказал рейхсфюреру правды. Он истолковал заявления Майера в благоприятном свете и тем самым еще глубже затащил упирающегося, колеблющегося, сверхосмотрительного Гиммлера в интригу против Гитлера.
Неизвестно, сочувствовал ли Бехер евреям или сам верил в возможность сепаратного мира, только он играл на руку вадаху. От его имени гауптштурмфюрер Грюзон упрашивал Майера сделать некоторые формальные уступки, пусть даже их потом дезавуирует Объединенный комитет. Но ни Майер, ни комитет не давали никаких конкретных ручательств, и Бехеру пришлось бы признать свой полный провал, если бы в конце сентября Рузвельт не объявил, что направляет в Швейцарию своего личного представителя – лидера квакеров Розвелла Макклеллана, специально для участия в переговорах между СС и комитетом распределения. Именно этого и ждал Гиммлер. Он среагировал тотчас же: 30 сентября информировал членов вадаха, что распорядился приостановить «акции», проводимые в Освенциме (на который и так уже наступала Советская армия), а в середине октября принял решение, что оставшихся пассажиров «пробного поезда» можно отпустить в Швейцарию, независимо от того, заплачен ли за них выкуп.
Ознакомительная версия.
