Думая о предстоящей после войны демобилизации, я предполагал, что ее надо проводить постепенно, чтобы в деревнях не скопился сразу недовольный элемент. По сообщению департамента полиции, в Австрии и Германии наших пленных нарочито революционизировали в особых школах. О возвращении их тоже думал с опасением, предвидя неизбежность беспорядков после войны. Думал о необходимости принятия мер, — одних, направленных к облегчению крестьянского хозяйства, как-то: волостное земство, мелкий кредит, раздача земельного банковского фонда и фонда земель, бывших у немецких подданных и колонистов, пенсии раненым и увечным; других, — направленных к прекращению беспорядков в случае возникновения таковых: думал о необходимости иметь в уездах, кроме стражников, еще особые команды из бывших на войне солдат под начальством таких же офицеров; производить обучение новобранцев, если таковые будут призваны, в местных уездных городах. Разработанного плана по этому вопросу не имел, о нем особо не задумывался и разработку его никому не поручал. Царю о необходимости осторожной и постепенной демобилизации говорил.
Штюрмер испросил в свое распоряжение у царя особый фонд в сумме 5 милл. рублей. В них он должен был отчитаться перед контролем. Слышал это от бывшего министра земледелия Наумова. На какую цель предназначался этот фонд — не знаю; знаю только, что он был в распоряжении председателя совета министров. Я слышал от В. В. Граве, что Штюрмер, когда был министром внутренних дел, временно затерял военный шрифт[*], потом он нашел его, но все же военному министерству пришлось изменить шрифт[*]. Рубинштейн мне говорил, что Штюрмер проводит члена гос. совета Охотникова в министры финансов или земледелия и что Охотников будто бы готов заплатить за это Штюрмеру миллион рублей. Последнее я считаю сплетнею. О кандидатуре же Охотникова на его место я говорил Барку. От Рубинштейна или Гурлянда я слышал, что фрейлина Никитина будто бы роется в столе Штюрмера и читает находящиеся там бумаги. Гурлянд находил, что Штюрмер напрасно приближает к себе Никитину. Никитина приезжала ко мне один раз; знал я ее только по встречам у Штюрмера. Самойлова, чиновника особых поручений при нем, после ухода Штюрмера, я поместил вице-директором департамента общих дел.[*] Я и Куколь находили его вполне достойным этого назначения. Куколь знал Самойлова по его службе в управлении по воинской повинности, я же оценил его, как большого работника и дельного человека за время, когда он вел производство по совещанию о дороговизне. Елизавета Владимировна Штюрмер предупреждала меня, что среди лакеев в доме министра внутренних дел есть сыщики департамента полиции, советовала их удалить. Я никого из прислуги не переменил. Я слышал, будто бы чиновник особых поручений Андро ежедневно ездил к Штюрмеру передавать кто у меня бывает и сведения о делах, кои он мог узнать. Я не придал этому веры и значения и, считая его полезным, оставил на занимаемом им месте.
В связи с новым пониманием мною значения дела о растрате А. Н. Хвостовым 1.300.000 р., а следовательно, и значения документов по этому делу, надпись Штюрмера на одном из отчетов этим суммам заставляет меня думать, что он в равной с Хвостовым мере причастен к этому делу.
Отчеты, которые были мне предъявлены следователем, мне кажутся теперь отчетами в расходовании фальшивых денег (об обращении таковых в стране я узнал уже будучи в крепости, как говорил в своих показаниях, ранее же я этого не подозревал). Отношения Штюрмера и Хвостова мне неизвестны, но я знаю, что Гурлянд был близок к обоим и, может быть, знает это. У меня является также подозрение, что занятые мною у графа Татищева под векселя 50.000 р. могут оказаться фальшивыми. Пачку денег, завернутую в бумагу и им мне переданную, я не развертывал.
После ухода Сухомлинова из министров я несколько раз был у него. Он жил на Торговой ул. № 12 потом на Офицерской № 53; я хотел оказать ему внимание, не веря в его виновность и памятуя его доброе отношение ко мне в бытность его министром. Я знал его и его брата еще во время моего пребывания в кавалерийском училище. Я всегда считал его человеком бедным и слышал, что деньги, которые широко тратила его жена, даны ей Манташевым. После своей отставки он жил скромно, но обстановка его квартиры была очень хорошая. Он сказал мне, что за долгую службу, успел скопить 50.000 р., которые были им даны Утину, игравшему для него удачно на бирже, и что теперь у него есть обеспечение на старость. Позже от С. Т. Варун-Секрета я узнал, что у Сухомлинова всего денег оказалось 600.000 р.
Я слышал от своего брата С. Д. Протопопова, что член продовольственной комиссии при градоначальнике — Фомин[*] принимает муку от Г. Черяка (фамилии точно не помню) затхлую, дает ему, преимущественно перед другими, вагоны под груз и другие льготы. Действия комиссии, вообще, вызывали нарекания. Я говорил кн. Оболенскому по поводу нареканий на Фомина[*]. Он за него заступался; я ему поверил, но не вполне; все же в то время я не распорядился расследовать это дело. Действия комиссии подверглись расследованию только по делу Виткуна, случившемуся вскоре после сообщения моего брата о действиях Фомина[*], — уже после ухода Оболенского. Расследование велось Гагариным и обнаружило виновность одного из членов комиссии, дело которого передано было следователю.
А. Протопопов.
27 июля 1917 г.
В Чрезвычайную Следственную Комиссию. Дополнительное показание.
[Иностранные займы на железнодорожное дело. (31 июля.)]
При предположениях о заключении американского займа в 1913 году гр. Коковцовым был условлен особый французский заем по 500 милл. фр. ежегодно, в течение 5 лет для нужд русского железнодорожного хозяйства. Первый взнос 500 милл. фр. был получен от французского правительства и распределен между обществами частных и казенных ж. д. На эти деньги были начаты работы по расширению сети, и даны заказы на улучшение подвижного состава, в расчете на дальнейшее получение денег по заключенному займу. С объявлением войны Франция не могла уже внести последующие обусловленные взносы, и начатые работы остановились за неимением денег. Частные железные дороги воспользовались своими кредитами в частных банках и исчерпали их. Оказался недостаток в деньгах и в банках, и в кассах правлений железных дорог. Возникла мысль: выпустить 4½% золотой облигационный заем, обеспеченный имуществом частных железных дорог, гарантированный правительством, и передать облигации в частные банки на покрытие таковых долгов частных железнодорожных обществ. Частные банки заложат облигации в государственном банке в сумме выданных под эти облигации ссуд частным дорогам, и таким образом вернут себе выданные деньги; у железных дорог окажутся свободные кредиты в частных банках, а в этих последних накопятся деньги, и понизится учетный процент, что повлияет на курс рубля. Заложенные облигации в. государственном банке будут числиться на счету частных банков. Синдикат таковых выдаст обязательства на определенную сумму американскому банковому синдикату и в обеспечение этого обязательства передадут свидетельства государственного банка на нахождение на их счетах в нем 4½% золотых облигаций железнодорожного займа в распоряжение американского синдиката. Полученная банками американская валюта передастся в распоряжение правительства; частные банки получают условный за эту операцию комиссионный процент.
А. Протопопов.Господину Председателю Чрезвычайной Следственной Комиссии. Прошение.
[Неспособность к связному изложению. Просьба указать требования комиссии. (12 августа.)]
С того времени, как вам угодно было предложить мне письменно изложить свои показания, я старался это исполнить. Мне это не удалось. Понимаю теперь, что ведал делом, которого не знаю. Устройство и задачи частей министерства мне известны лишь самым поверхностным образом. Изложив случившийся факт, я после вспоминаю подробности, о которых забыл упомянуть. Излагая данное мною указание бывшим своим сотрудникам, я вспоминаю их слова, вдумываюсь в них и невольно впадаю в область предположений, совершенно меняющих смысл происходившего. Не знаю, верны ли мои предположения; скрывать их все же считаю для себя не вправе. Прихожу к выводу, что письменно изложить все свои показания связно я не могу.
Опасаясь дальнейшим промедлением возбудить ваше неудовольствие, я решаюсь обратиться к вам с усердною просьбою указать мне, что сделать.
А. Протопопов.
