И предстоит им еще такая тяжелая, опасная для здоровья работа, о которой они не подозревают. Что Курчатов мог произнести, кроме пафосных обещаний?
«Здесь, дорогие мои друзья, наша сила, наша мирная жизнь на долгие-долгие годы. Мы с вами закладываем промышленность не на год, не на два… на века. «Здесь будет город заложен назло надменному соседу». Надменных соседей еще хватает, к сожалению. Вот им назло и будет заложен! Со временем в нашем с вами городе будет все — детские сады, прекрасные магазины, свой театр, свой, если хотите, симфонический оркестр! А лет через тридцать дети ваши, рожденные здесь, возьмут в свои руки все то, что мы сделали. И наши успехи померкнут перед их успехами. Наш размах померкнет перед их размахом. И если за это время над головами людей не взорвется ни одна урановая бомба, мы с вами можем быть счастливы! И город наш тогда станет памятником миру. Разве не стоит для этого жить?».
Раздались дружные аплодисменты.
«Про урановую бомбу — это он лишнее. Болтлив несколько», — подумал Шутов.
Вечером Ванников доложил по ВЧ в Специальный комитет лично Берия о начале монтажа графитового цилиндра.
Аврал на пусковом объекте «А» напоминал боевую операцию, в которой мелкие неудачи, срывы и потери — не в счет. Звонки в Москву напоминали оперативные сводки с поля боя.
К концу мая в установленные технологические трубы началась загрузка свежих урановых блочков. После загрузки 32 тонн урана котел достиг критического состояния, но при обезвоженных каналах. Наличие охлаждающей воды требовало дозагрузки топлива.
Наконец, 10 июня в восемь часов вечера котел был запущен в рабочем режиме. Мощность поднята до одного мегаватта. Хотя этот уровень составлял всего около одного процента от проектной мощности реактора, это была почти победа. Утром Ванников улетел в Москву для доклада о пуске первого в Европе промышленного уран-графитового реактора. С собой он увозил докладную, написанную Курчатовым от руки в одном экземпляре и предназначенную для передачи лично в руки председателю Спецкомитета.
«Сов. секретно Только лично Экз. единств. Тов. Берия Л. П.
Докладываем Вам, что 10 июня с. г. в 19 часов после закладки в реактор 72 600 кг урана началась цепная реакция при наличии воды в технологических каналах. Таким образом, окончательно проверены главные исходные данные, лежащие в основе проекта, и впервые в Советском Союзе осуществлена ядерная реакция при наличии охладителя в системе.
С15 июня предполагаем начать набор мощности котла…
В дальнейших сообщениях шифрованными телеграммами набор мощности будет сообщаться условно, как достигнутый уровень воды в отстойном бассейне…
И. В. Курчатов, Б. Г. Музруков, Е.П. Славский».
Курчатов все дни подъема мощности почти не покидал здания «А». Более всего он опасался неполадок в системе охлаждения, что могло бы привести к расплавлению от саморазогрева урана отдельных каналов.
17 июня в оперативном журнале начальников смен он сделал строгую предупреждающую запись:
«Начальникам смен! Предупреждаю, что в случае остановки подачи воды будет взрыв, поэтому ни при каких обстоятельствах не должна быть прекращена подача воды… Необходимо следить за уровнем воды в аварийных баках и за работой насосных станций».
19 июня в 12 часов 45 минут реактор впервые был выведен на проектную мощность 100 мегаватт. В тот же день была подготовлена торжественная реляция на имя Сталина.
В реакторе бушевало невидимое и невиданное ядерное пламя. Многие миллиарды триллионов делений ядер урана происходили каждую секунду в небольших цилиндрических блочках, разогревающихся от разлетающихся внутри них осколков до 500°. Вода, охлаждавшая каналы, едва не вскипала на выходе, нагреваясь до 90°. Нейтроны, возникающие при каждом делении, выстреливались во все стороны и замедлялись после десяти-двенадцати соударений с атомами графита до тепловых скоростей, чтобы в соседнем канале вызвать новые и новые деления.
Неприкосновенные и неделимые атомы, считавшиеся неприступным бастионом природы, мириадами раскалывались под напором собственных же нейтронов. В своих дерзновенных исканиях человек без спроса Создателя вторгался в тайные кладовые мира Природы. Запасенной внутри атомов энергии, сохраненной с начала сотворения мира, казалось, не будет конца. В этот миг восторженной гордости Курчатову хотелось воочию, своими глазами увидеть эту неисчерпаемую энергию. Через несколько часов после выхода на мощность кавалькада машин, утрамбованных первыми руководителями объекта «А», двинулась на берег озера Кызыл-Таш, к месту сбросного канала. Они увидели то, что хотели увидеть, и это ошеломило их.
Из воспоминаний главного инженера объекта «А» В.И. Меркина, 1996 г.:
«В сущности, целая река горячей парящей воды безостановочно сливалась из аппарата «А» в водную массу озера. Стаями взлетали и садились на потеплевшую водную гладь озера радостно раскричавшиеся птицы. И тут мне особенно ярко высветилось, что мы в самом деле реально владеем небывалым, огромным источником атомной энергии, который до этого времени нам являлся только в мечтах.
Побежали мысли: бери и используй».
Однако некоторых из присутствовавших тогда на берегу озера Кызыл-Таш эта атомная энергия — в виде тепла — особенно не интересовала. Они знали истинное назначение объекта «А» — наработка оружейного плутония. Все остальное сейчас — эпизодические эмоции во время перекура на берегу озера в теплый солнечный день. Главная цель — там, в реакторном зале, внутри активной зоны, в гуще урановых блочков, где в промежутках атомных делений некоторые ядра урана-238, захватывая нейтроны, превращаются в плутоний. Там, в недоступном радиоактивном огне, уже началось накопление будущего ядерного заряда для первой бомбы. Но только три человека из присутствующих знали точные количественные параметры: сто грамм плутония в день! Три килограмма в месяц. С учетом вынужденных остановок и вероятных аварий через 4–5 месяцев плутония накопится вполне достаточно для первой советской бомбы РДС-1 — «ракетного двигателя Сталина».
Шутов был крайне разочарован первым годом работы в зоне. Все было совсем не так, как он представлял в мечтах и прогнозах. Павел Анатольевич знал, как хорошо была поставлена наша атомная разведка. Из Англии и США постоянно поступала от резидентов ценнейшая информация о всех практических и теоретических достижениях американского проекта. Она поступала не только из научного центра в Лос-Аламосе, но и из закрытых промышленных объектов Хэнфорда и Клинтона. Шутов непроизвольно выстраивал внешне очень логичную аналогию. Он допускал наличие диверсантов и американских шпионов внутри плутониевой зоны. И надеялся, что его богатый опыт работы в НКВД позволит вовремя вскрыть любой квалифицированно законспирированный источник утечки информации.
Шутов знал, что за рубежом, в США и Англии, работали не только наши великие и опытные разведчики. Всю информацию нам добровольно и бескорыстно, по собственной инициативе, из уважения к мировому социалистическому эксперименту передавали квалифицированные специалисты. Они искренне считали американскую монополию в области атомной энергии опасной для судеб всего мира.
Шутов, привыкший проводить параллели, считал вполне вероятным появление сочувствующих американскому образу жизни среди наших ученых и конструкторов.
Надежными осведомителями, в том числе и штатными, Шутов располагал в достаточном количестве.
Однако ничего обнадеживающего от них пока не поступало. Многие донесения носили характер мелкой уголовщины, смеси личных обид, преувеличений и просто туфты.
Подумаешь — «в жилпоселке по вечерам раздаются револьверные выстрелы». Стреляют-то вверх. Да Шутов и так знал, кто стреляет — свои! В основном мужики из управленческого персонала реактора. В свободное от нервной и рискованной работы время среди них царили скука и пьянство. Их пытались отвлечь дополнительной техучебой или поочередным чтением лекций. Однако главным их увлечением оставался ночной преферанс пополам с умеренной пьянкой. Пистолеты многим из них в 1948 году были положены для самообороны. У некоторых имелись охотничьи ружья. Стреляли иногда вечером прямо с жилых балконов: созывали желающих и свободных от работы расписать пульку. Ну и что? Ничего страшного.
Никакого криминала, а тем более шпионской ниточки из подобных фактов не вытянешь. Никаких заговоров и в помине!
Приходилось заниматься хлопотливыми, рутинными мелкими делами. Они съедали весь рабочий день без остатка.
Утром Шутов участвовал в оперативках, которые проводили Ванников и Музруков.
Павел Анатольевич любил посидеть среди начальства, поддакнуть или высказать к слову полезное, рациональное предложение общего характера. Например, о целесообразности кому-нибудь обратить пристальное внимание на что-нибудь. Пару раз он порывался проявить свою техническую смекалку, сунувшись в разговор о порядке организации очередных аварийных работ на реакторе. Славский поморщился, как от зубной боли, а Музруков резко сказал ему: «Занимайтесь лучше своими делами, Шутов». И этим очень обидел Павла Анатольевича, промолчавшего тогда, но затаившего горькую обиду на публичное несправедливое замечание.
