Прекратив дипломатические отношения с эмигрантскими правительствами этих стран, советское правительство вместе с тем сочло возможным поддерживать и развивать политические и экономические отношения с марионеточными правительствами некоторых стран, признавая тем самым «законность» германской оккупации. Так, оно поспешило установишь дипломатические отношения с «правительством Независимого Словацкого государства», а 6 декабря 1940 г., с ним были подписаны договор о торговле и судоходстве и соглашение о товарообороте и платежах. 18 сентября 1940 г., когда датский народ еще не оправился от страшного потрясения, вызванного вторжением в страну германских войск, советское правительство подписало с марионеточным правительством Дании соглашение о товарообороте и платежах. 21 мая 1941 г. был подписан дополнительный протокол к этому соглашению. Несколько позднее, 4 апреля 1941 г., было подписано аналогичное соглашение с оккупированной Бельгией, точнее, с германскими оккупационными властями в этой стране, ибо переговоры вел советник германского посольства в Москве Хильгер, и, как сказано в коммюнике, «при участии генерального директора по внешней торговле и девизам министерства хозяйства Бельгии Жерара». Соглашение о товарооборотах и платежах, заключенное 10 апреля с Норвегией, также подписал Хильгер «при участии и. о. министра торговли, промышленности, ремесла и рыболовства С. Иоганнеса»[134]. Подобные экономические соглашения являлись каналами, по которым под видом установления равноправного и взаимовыгодного товарооборота с указанными странами Советский Союз направлял им стратегическое сырье, попадавшее прямо в руки Германии. Сталин поторопился признать дружественное Германии правительство Виши во Франции, а 12 мая – прогерманское правительство Ирака. Даже турецкий посол в Москве доносил в Анкару, что, по его мнению, «Сталин стал слепым орудием Германии»[135].
Порочная внешнеполитическая концепция советского правительства в предвоенный период, ориентированная лишь на Германию, убедительно подтверждает ту истину, что любая попытка обеспечить свою безопасность за счет пренебрежения безопасностью других стран неизбежно ведет к непредсказуемым последствиям.
Нарушение национальных законов и международного права со стороны как Германии, так и Советского Союза в один из самых напряженных периодов в новейшей истории было не случайным. Что касается гитлеровской Германии, то этот принцип вытекал из самой сущности теории и практики фашизма. В Советском Союзе его теоретической платформой являлась концепция полного игнорирования правовых норм, что нашло свое особенно яркое выражение в области международных отношений. Немалые усилия для обоснования этой преступной антинаучной концепции приложил Вышинский, который вообще игнорировал примат международной законности. Под его административным давлением советская юридическая наука и практика не видели необходимости в выявлении соотношения международного и внутреннего законодательства. Логическим следствием подобной ситуации было то, что органы государственной власти СССР в своей практической деятельности нередко нарушали и то, и другое.
Подписание советско-германского договора о ненападении 23 августа 1939 г. и секретного протокола к нему стало одним из самых крупных политических просчетов Сталина, хотя он сам считал этот договор своей «победой», так как, мол, ему удалось обмануть Гитлера. В свою очередь, гитлеровская верхушка, и, кстати сказать, с большим основанием, рассматривала договор как свою великую победу. Гитлер заявил тогда, что отныне весь мир находится в его кармане. А Риббентроп, по свидетельству германского военного атташе в Москве генерала Э. Кестринга, был весьма удовлетворен тем, что встретился «лично с великим человеком Сталиным и услышал его ясную и не вызывающую никаких сомнений постановку вопроса»[136].
«Произошло поразительное событие, – отмечает известный швейцарский профессор В. Хофер, – договор заключили между собой антифашист №1 Сталин и антибольшевик №1 Гитлер. Причем оба они предали свою идеологию: Сталин изменил мировому коммунистическому движению и создал ему большие трудности, а Гитлер вел себя так, как будто он отказался от своего замысла по завоеванию жизненного пространства на Востоке»[137].
Действительно, советско-германские договоренности наряду с волной террора, которая прокатилась по стране в 1937–1938 гг., нанесли еще один серьезный удар по Коминтерну, международному коммунистическому движению, оказали негативное влияние на все прогрессивные силы в мире. Более того, сталинский террор после августа 1939 г. был направлен, кроме всего прочего, и на физическую расправу со многими зарубежными техническими специалистами и эмигрантами, проживавшими в Советском Союзе, включая коммунистов и социалистов из разных стран. Часть из них к этому времени уже стала советскими гражданами. Это делалось не только путем репрессий в СССР, но и выдворением их за пределы страны с передачей, если речь шла о немцах и австрийцах, органам гестапо. Такая договоренность между правительствами СССР и Германии была достигнута в октябре – ноябре 1939 г. Это касалось, по неполным данным, 900 арестованных в СССР за период с 1937 по 1941 г. немцев и австрийцев, которые были выданы гестапо непосредственно в период действия пакта Молотова – Риббентропа.
Более того, И. Эренбург рассказывал о человеке, арестованном весной 1941 г. за антигерманские настроения и приговоренном за это к тюремному заключению уже тогда, когда война с Германией была в самом разгаре.
Какими же причинами было вызвано согласие Сталина пойти на сговор с гитлеровской Германией? Как он сам утверждал, у него было опасение, что Англия и Франция совместно с Германией образуют объединенный антисоветский фронт. Действительно, Советскому Союзу нужно было проявлять бдительность и быть начеку. Однако трезвая оценка международной ситуации в тот период приводит к выводу, что в центре европейской и в конечном счете мировой политики все же стояли противоречия между англо-французским блоком и Германией. Их острота и непримиримость делали маловероятной возможность создания единого антисоветского фронта. Даже Черчилль, не отличавшийся, как известно, симпатиями к Советскому Союзу, неоднократно заявлял, что цели Германии остались неизменными – мировое господство – и что они ставят под угрозу интересы США и Британской империи. Россия же не представляет реальной опасности[138].
Некоторые советские авторы, например Робертас Жюгджа, утверждают, что, «только убедившись, что обеспечение безопасности Советского государства и сохранение мира в сотрудничестве с Англией и Францией невозможно, и стремясь сорвать антисоветские планы реакционных кругов этих стран, правительство СССР принимает предложение Германии, чтобы устранить нависшую угрозу войны»[139]. Но дело в том, что этим шагом не было достигнуто сохранение мира. В конечном счете не была устранена и нависшая над СССР угроза войны. Наоборот, со временем она приобрела более опасный характер.
В постановлении второго Съезда народных депутатов СССР «О политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года» сказано: «Съезд народных депутатов СССР соглашается с мнением комиссии, что договор с Германией о ненападении заключался в критической международной ситуации, в условиях нарастания опасности агрессии фашизма в Европе и японского милитаризма в Азии имел одной из целей – отвести от СССР угрозу надвигавшейся войны. В конечном счете эта цель не была достигнута, а просчеты, связанные с наличием обязательств Германии перед СССР, усугубили последствия вероломной нацистской агрессии. В это время страна стояла перед трудным выбором»[140].
Разумеется, заключая договор, на выигрыш рассчитывали как Сталин, так и Гитлер. Советское руководство хотело отодвинуть угрозу войны подальше от своей границы и одновременно воспользоваться столкновением в смертельной схватке Германии с ее западными империалистическими соперниками, что обессилило бы обе стороны и создало бы в Европе благоприятные условия для возникновения революционной ситуации.
Гитлер также имел свои виды, а именно: разрушить складывавшийся антигерманский блок в составе СССР, Англии и Франции, временно удержать Советский Союз от участия в войне, поочередно разгромить Польшу, затем западные страны и Советский Союз. Во имя такой цели Гитлер и проявил инициативу.
Принципиальный вопрос о том, кому же был более выгоден советско-германский договор, крайне важно выяснить, так как в исторической литературе на протяжении почти полувека он рассматривался крайне односторонне и только в плане выигрыша для Советского Союза без сопоставления с выигрышем для Германии. Такой методологически неверный подход не воспроизводил полной картины.
