— Экое счастье!..
Дурносвистову удалось въ нынѣшнемъ году рыбу ловить, такъ этимъ богомольнымъ старухамъ и обидно.
Всѣ прошли; за всѣми ковыляетъ старыми ногами дряблая старушонка.
— Скажи, бабушка, спросилъ я ее: — объ какой это Катькѣ старухи толкуютъ?
— Объ Катькѣ?.. Языкъ чешутъ!.. зашамкала старушонка. — Имъ-то что!
— Можетъ быть, родня какая? продолжатъ я допрашивать старуху, желая во что ни стало завести съ ней разговоръ.
— Родня!.. какая родня!.. Случился съ дѣвкой грѣхъ; толковать то не объ чемъ, вотъ языкомъ-то и мелютъ!.. А спроси-ко любую, не грѣшна и она въ этомъ дѣлѣ?.. Что теперь какая изъ кожи лѣзетъ… про Катьку-ту воетъ, та сама гулящая баба была!.. Да и теперь коя сама не грѣшитъ, такъ еще больше на душу свою грѣхъ принимаетъ: молодцамъ дѣвокъ подводитъ! Много-ли здѣсь праведныхъ? На кою ни взглянешь — былъ грѣхъ.
— Отчего же кто такъ, бабушка?
— Первое дѣло — козатчина!
— Что же козатчина?
— А то козатчина: на два года угонятъ, что женѣ дѣлать? Онъ тамъ грѣшитъ, жена дома ложе сквернитъ!.. Обоимъ грѣхъ тяжкій, да невольный. Богъ имъ судья, а не мы грѣшные.
— И у мѣщанъ то же?
— И у мѣщанъ то же.
— Мѣщане не ходятъ же въ двухгодичную службу, отчего и у нихъ то же?
— Другъ отъ друга берутъ: заведется эта погань въ городѣ, ты ее ничѣмъ послѣ и не изведешь!..
— Правда.
— Коли не правда!..
Старуха замолчала, но я отъ нее не отставалъ и продолжалъ допытываться.
— Первое дѣло, ты сказала, бабушка: козатчина; а другая же какая причина этой погани, которая завелась, какъ ты говоришь, въ вашемъ городѣ?
— Другое дѣло, другъ ты мой родной, это жизнь наша — питаться надо; всяка душа пить-ѣсть хочетъ; всякъ, кому только въ мочь, или къ неводу идетъ, неводъ тянуть, а кто въ море идетъ: бабы-то и остаются однѣ… Да что пересуживать?! Прощай родной!..
— Прощай бабушка.
Въ Красномъ Яру не только не стыдятся своего незаконнаго происхожденія, а какъ-будто гордятся этимъ.
Сижу я разъ на берегу, невдалекѣ отъ меня сидятъ человѣкъ пять мужиковъ. Одного мужика лѣтъ сорока то называютъ Петровичемъ, то величаютъ Каспаровичемъ. На Петровича онъ отзывается какъ-то нехотя; на Каспарыча — благосклоннѣе. Бесѣда разошлась, остался одинъ Петровичъ-Каспарычъ.
— Нѣтъ-ли у васъ огня? спросилъ я, подходя къ Петровичу-Каспарычу.
— Нѣтъ-съ, нѣту: мы этимъ дѣломъ, признаться, не занимаемся, отвѣчалъ онъ съ привѣтливою улыбкой.
— Извините…
— Ничего-съ!.. Пришли полобопытствовать на берегъ? На вашъ Бузанъ полюбоваться?
— Да… пошелъ погулять.
Мы разговорились.
— Скажите, какъ васъ зовутъ? спросилъ я, послѣ долгихъ съ нимъ толковъ обо всякой всячинѣ.
— Меня зовутъ Александромъ Каспаровичемъ, отвѣчалъ онъ съ достоинствомъ.
— А мнѣ послышалось, что васъ ваши товарищи одни называли Каспарычемъ, а другіе Петровичемъ.
— Это отъ ихъ самой необразованности! отвѣтилъ Петровичъ-Каспарычъ, снисходительно улыбаясь.
— Какъ отъ необразованности?
— А такъ!.. Онъ опять лукаво засмѣялся и показывалъ видъ, что отъ смѣху не можетъ говорятъ.
— Скажите, пожалуйста.
— Изволите видѣть: мой отецъ Каспаръ Богданычъ — нѣмецъ; только онъ съ моей родительницей не былъ перевѣнчанъ законнымъ бракомъ, родительница моя была замужемъ за простымъ мужикомъ; вотъ по этому мужу я Петровичъ!.. А я до подлинности знаю, что я Каспарычъ.
— Почему же вы это знаете? Мать, что ли, вамъ это говорила?
— Экой вы!..
— Что?
— Развѣ мать станетъ это сыну говорить?.. Всѣ говорятъ, что на ту пору мать съ Каспаромъ Богданычемъ гуляла!.. Стало, я по настоящему, по самому дѣлу и выхожу Каспарычъ… Какой я Петровичъ?!..
Въ другой разъ мнѣ случилось слышать подобную штуку въ трактирѣ отъ 16–17 лѣтняго мальчика.
Въ Красномъ Яру два трактира; въ одномъ даже есть комната чистая, въ которой можно остановиться и проѣзжающему, и бильярдъ есть; а другой, тотъ же кабакъ, гдѣ, кромѣ водки, ничего нельзя получить. Такъ въ трактиръ-кабакъ я и зашелъ. Черноглазый, черноволосый красивый мальчикъ подалъ мнѣ водки.
— Какой ты молодчина! сказалъ я ему.
— Наше дѣло такое.
— Ты изъ русскихъ?
— Только одна слава, что изъ русскихъ; а по настоящему, какъ есть армянинъ.
— Это какъ?
— Меня матушка съ армяниномъ прижила: какой-же я русскій?!..
— Мать тоже армянка?
— Мать, нѣтъ! та русская.
— Она замужемъ была за армяниномъ?
— Нѣтъ!.. Какое замужемъ; такъ жила!..
Желаніе ли показаться не русскими, заставило этихъ людей отказаться отъ законныхъ отцовъ, или что другое — я не знаю.
Верстахъ въ 4–5 отъ Твери тысячу лѣтъ живетъ корела: отчего мы ея не обрусили? отчего русскіе въ Якутской области не обрусили якутовъ, а и сами объякутились? Гончаровъ разсказываетъ же, что у русскаго, живущаго у якута, дѣти не умѣютъ говорить по-русски, а понимаютъ только по-якутски; отчего это?
Сталъ я шляться по садамъ, кабакамъ; въ садахъ нельзя сказать, чтобы работа была трудна: подставятъ лѣстницу къ дереву и давитъ-себѣ помаленьку на листьяхъ червя; это дѣлается какъ-то не спѣша и до нельзя апатически; чрезъ нѣсколько минутъ останавливаются, разговариваютъ; потомъ чай пьютъ, потомъ кофе; потомъ обѣдаютъ, потомъ… а между этими потомъ работаютъ. Какъ говорятъ про патріарха Филарета Никитича: что онъ зналъ науку, какъ управлять царствомъ, да отчасти уразумѣлъ и священное писаніе, такъ же можно сказать, что краснояры пьютъ, ѣдятъ, отдыхаютъ и отчасти работаютъ. Червя давить нетрудно; а завязать лошади глаза, запрячь ее въ чигирь — минутное дѣло; потомъ лошадь сама знаетъ, что ей надо ходить: ежели есть какой мальчишка около лошади — хорошо; а часто и никого нѣтъ — и то сойдетъ.
Въ кабакахъ тоже дѣятельности мало: кабаковъ много, а покупщиковъ мало.
— Чѣмъ жить? говорилъ мнѣ шинкарь, бывшій морякъ, то-есть ходившій въ море за рыбой и, но рѣдкость здѣсь — русскій.
— Торгуете, отвѣчалъ я.
— Какая торговля?..
— Зачѣмъ же столько кабаковъ открыто: не было бы продажи, не открывали бы столько кабаковъ.
— Надо же чѣмъ-нибудь жить.
— Невыгодно держать кабакъ, занялись бы какимъ другимъ дѣломъ.
— Какое выгодно?.. Повѣрите ли вы моей совѣсти: въ эту недѣли на три монета не продалъ.
— Вы сами хозяинъ?
— Нѣтъ, отъ хозяина.
— Сколько вы получаете?
— Бездѣлицу!.. Семь рублей въ мѣсяцъ.
— Семь рублей?
— Водку беремъ отъ хозяина по три рубля, по два рубля восемь гривенъ. Сами продаемъ распивочно двадцать-пять копѣекъ полштофъ; ну, такъ нельзя же налить совсѣмъ полную… Солдаты сами черпаютъ изъ ведра, да и то остается лишекъ…. Ведро все-таки обойдется покупателю рублей въ шесть.
— Стало быть, можно еще жить, сказалъ я; — когда вы получаете отъ хозяина семь рублей, да еще и барышъ отъ водки есть.
— Чѣмъ же тутъ жить?.. Вѣдь мы, краснояры, и къ чаю, и къ кофею люди привычные… за обѣдъ тоже безъ калачика никто не садится, проговорилъ онъ, усмѣхаясь.
— Ищите другой работы, коли, какъ вы сами говорите, кабакъ держать находите для себя не совсѣмъ выгоднымъ, ежели неубыточнымъ.
— Это время!..
— Какъ время??
— Теперь такое время! Это время для васъ самое тяжелое, и вы посмотрите, какъ краснояры зашумятъ послѣ пятнадцатаго мая!..
— Отчего вы ждете пятнадцатое мая?
— Съ пятнадцатаго мая по пятнадцатое іюня ловъ запрещенъ по рѣкамъ, всѣ ловцы и прибѣгаютъ въ городъ, а такъ и моряки подвалятъ.
— Морякамъ какая нужда до пятнадцатаго мая: запрещенъ ловъ только въ рѣкахъ…
— Морякамъ тоже послѣ пятнадцатаго мая скоро конецъ приходитъ.
— Какъ конецъ?
— А такъ, станутъ жары: вода въ морѣ бываетъ такая соленая, все равно, что купоросъ… На припасы нападаетъ чума — ту чуму ничѣмъ не ототрешь.
— Какая чума?
— А такъ, черная такая слизь, — ничѣмъ ты ее не ототрешь; возьмешь въ руки какой припасъ — такъ онъ весь и ползетъ: просто бросить надо.
— Поэтому моряки и съѣзжаются въ городъ послѣ пятнадцатаго мая непремѣнно?
— Послѣ пятнадцатаго, а то послѣ двадцатаго, двадцать пятаго выходятъ изъ моря; а сюда приходятъ, кто далеко стоитъ, недѣли черезъ двѣ.
— Тогда и торговля ваша лучше войдетъ? спросилъ и шинкаря.
— Тогда такая гульня пойдетъ!.. Всю ночь напролетъ гуляютъ, по улицамъ ходятъ, пѣсни поютъ!..
На берегу та же жертвенность: нѣсколько судовъ разныхъ наименованій стоятъ на берегу; нѣсколько лодокъ привязано у берега; а нѣкоторыя, только сдвинуты переднею частью на берегъ; народу же — будто Мамай прошелъ… Нигдѣ ни души.
1870
Названія татарскія: Ахтубе по русски Бѣлый бугорь; Бузанъ — холодная вода. Авт.
Въ Красный Яръ почта приходитъ разъ въ недѣлю: вечеромъ въ понедѣльникъ, отходитъ во вторникъ, отвѣтъ же на письмо вы можете послать по утру въ понедѣльникъ только въ слѣдующій, хоть почта и отправляется во вторникъ около 12 часовъ. Дѣло въ томъ, что запаковывается или покрайней-мѣрѣ принимается она въ понедѣльникъ по утру… Развѣ что для хорошаго человѣка… ну, тогда можно и во вторникъ.