Нансен сунул в окошко увесистую пачку. Чиновник, удивленно подняв бровь, принялся листать телеграммы— и тут взгляд его упал на подпись. Он вскочил, словно подброшенный пружиной.
Через час мир уже знал о счастливом возвращении двух участников экспедиции «Фрама».
Под окнами гостиницы собрались толпы жителей Вардё. Оркестр любителей нестройно заиграл песню, ставшую национальным гимном: «Да, мы любим эти скалы». На улицах вывешивали флаги.
Без устали стучали телеграфные аппараты, принимая поздравления со всех концов мира. Не хватало только одного известия, которое могло бы сделать Нансена совершенно счастливым, — о возвращении «Фрама». Теперь корабль должен был появиться со дня на день, если только в океане не случилось что-либо непредвиденное.
После Вардё был Хаммерфест. Самый северный город Европы весь расцветился флагами. Путешественники поселились на великолепной яхте «Отария», принадлежащей одному из английских друзей Нансена.
Вечером в Хаммерфест приехала Ева. Они не видели друг друга три года и два месяца…
В ученом мире царило возбуждение. Географы приветствовали победу Нансена, приглашали его для чтения лекций. Некоторые публично признали неосновательность своих сомнений.
Рано утром 20 августа всех на «Отарии» поднял начальник Хаммерфестской телеграфной конторы, требовавший, чтобы его немедленно провели к Нансену.
— Я думаю, это представляет для вас интерес! — сказал он, протягивая запечатанный бланк.
Нансен вскрыл телеграмму и почувствовал, как что-то сдавило ему горло. Он хотел крикнуть — и не мог. Задыхаясь, вбежал в каюту. Ева подумала, что ему дурно.
Он протянул телеграмму:
— Читай!
На бланке было написано:
Доктору Нансену.
«Фрам» прибыл сегодня. Все в порядке. Все здоровы. Сейчас выходим в Тромсё. Приветствуем вас на родине.
Отто Свердруп
«Отария» при общем ликовании немедленно снялась с якоря.
На другой день в гавани Тромсё Нансен увидел свой «Фрам». Корабль — крепкий, широкий, родной — был цел и невредим, только краску на бортах почти совсем стерли льдины.
Навстречу «Отарии» неслась лодка с командой «Фрама». Моряки тотчас вскарабкались на палубу. Целуясь, кололи друг друга бородами, о чем-то спрашивали, не ожидая ответа.
Когда волнение встречи немного улеглось, Нансен и Свердруп уединились в тесной каюте «Фрама».
Нансен рассказал обо всех своих приключениях, о злосчастной остановке часов, о сомнениях и неуверенности на Белой Земле, об ошибках Пайера, о торжествах в Хаммерфесте.
— Ну, теперь рассказывай ты, старина!
— Гм! — произнес Свердруп, видимо испытывая некоторое затруднение. — Ты знаешь, какой я рассказчик. У нас обошлось без приключений. Я подсчитал: мы были в плавании тысяча сто пятьдесят один день, из них тысяча сорок один день без земли. Остальное — вот здесь. — И Свердруп протянул тетрадку, на которой было выведено: «Отчет капитана Отто Свердрупа о плавании «Фрама» после 14 марта 1895 года». — Тут не записан только вчерашний день. Наберись терпения и почитай.
— Нет, нет, я хочу слышать все от тебя!
— Естественно, что после вашего ухода мы дрейфовали дальше, — с неудовольствием начал Свердруп. — Было, конечно, несколько сжатий, но ты же знаешь наш «Фрам»…
Свердруп замолчал и начал перелистывать свой отчет.
Что еще услышал Нансен? За него и Йохансена на судне не боялись. К весне стали собираться домой: «Фрам», как и рассчитывал Нансен, несло со льдами к западным берегам Шпицбергена. Ну, пришлось прокладывать взрывами путь к чистой воде. Вскоре встретили небольшой парусник. Узнали у капитана, что полюсная партия не вернулась. Тогда решили дойти до Тромсё и, если там не будет новостей, сразу повернуть к Земле Франца-Иосифа и начать поиски.
— Но по дороге, в Шерве, нам сказали: ты дома. Мы так палили и орали, что разбудили весь город: час-то был ранний.
После этого Свердруп совершенно выдохся и не мог добавить ни слова.
Вечером на шумном празднике в честь встречи Нансен неожиданно схватил своими могучими руками Свердрупа и поднял его над толпой.
— Вот кого я ценю выше всех! — воскликнул он.
Из Тромсё вдоль берега пошла уже целая флотилия: лоцманское судно, затем «Фрам» и, наконец, «Отария».
Чтобы приветствовать Нансена от имени всей России и русских географов, в Берген приехал из Петербурга Толль. Нансен горячо поблагодарил его за все, что тот сделал для экспедиции, в своей речи сказал о братьях Лаптевых, о Прончищеве и его жене, о лейтенанте Овцыне, о других участниках Великой Северной экспедиции, бесстрашно проложивших пути по Ледовитому океану.
— Эти герои науки — одни из самых выдающихся среди всей плеяды полярных исследователей. — Нансен высоко поднял бокал: — За Россию и ее мужественных сынов!
Архивы сохранили донесение об этих днях российского посланника И. А. Зиновьева в министерство иностранных дел.
Посланник сообщал, что прием, оказанный Нансену соотечественниками, «не замедлил принять размеры давно небывалого народного торжества». В Христиании (так тогда называли Осло) «до двенадцати тысяч различных корпораций, обществ и кружков вызвались образовать почетную стражу». Король Оскар пожелал предоставить Нансену свои экипажи, но это предложение было отклонено, «дабы обеспечить за торжеством исключительно народный характер».
Посланник сообщал далее, что Нансен «не преминул сочувственно отозваться об участии», с которым отнеслись к его предприятию русское правительство и русское общество. «Он провозгласил тост за благоденствие России».
После Бергена — Хаугессун, Ставангер, Кристиансанн… Оркестры, речи, флаги, салюты.
Весь мир хотел видеть и слышать Нансена.
«Париж лежит у его ног, Берлин стоит во фронт, Петербург празднует, Лондон аплодирует, Нью-Йорк бурлит», — так писали о триумфе норвежского исследователя газеты, которые приходили в Норвегию.
«Фрам» вошел в воды фиорда Христиании. Военные корабли шли рядом. В сизом дыму салютов гремели пушки старой крепости Акерсхус; эхо вторило им. Все конторы и магазины были закрыты. Тысячи людей пели: «Да, мы любим эти скалы!»
Вечером Нансен был в своем доме. На мысу догорали жаркие угли приветственного костра. Праздничный гул постепенно стихал. Шумели сосны, внизу плескались волны фиорда.
Он вспоминал пережитое за последние три года. «Мы боролись, работали, сеяли зерна, — думалось ему. — Теперь настала осень — пора жатвы».
Мог ли он предполагать, какой долгой окажется эта пора?
Загар полярного солнца давно сошел со щек Нансена.
Он целиком погрузился в груды материалов, собранных экспедицией «Фрама». Все это надо было обработать, осмыслить — труд, который мог занять несколько лет.
А пока он горбился за письменным столом и, отдыхая, мастерил приборы для взятия проб воды с разных глубин, в «его» Арктику уходили корабль за кораблем. Свердруп возглавил полярную экспедицию на «Фраме», чтобы «хорошенько потолкаться во льдах возле Гренландии и навестить архипелаг Парри». Когда они обнялись при прощании, Свердруп сказал дрогнувшим голосом:
— Ты остаешься, а мне трудно без тебя…
И разве один Свердруп ушел?
Нансен сам выбрал для Толля норвежское промысловое судно. Его переделали на той верфи, где родился «Фрам». На этой шхуне, переименованной в «Зарю», русский полярник намеревался искать таинственную Землю Санникова.
Нансен прислал ему длинное напутственное письмо с выводами части обработанных научных материалов экспедиции «Фрама», с набросками карт гаваней, пригодных для зимовки, с советами по поводу экспедиционного снаряжения. «Дорогой друг, от всего сердца желаю Вам всего доброго и прекрасного в Вашем долгом и важном путешествии… На прощание мы скажем, как эскимосы на восточном берегу Гренландии: «Чтобы вам всегда плыть по свободной ото льда воде».
И Толль повел «Зарю» вдоль берегов Сибири в те воды, которые еще не так давно утюжил «Фрам».
Возле Шпицбергена испытывал свой ледокол «Ермак» адмирал Макаров. Нансен переписывался с ним, рассказал о способе взятия проб воды с больших глубин, просил присылать ему эти пробы для ускорения обработки.
Еще во время экспедиции «Фрама» Нансен встречался в Тромсё со шведом Андрэ, готовившемся использовать в Арктике новый путь. И вот теперь на воздушном шаре «Орел» Андрэ улетел к Северному полюсу. С дороги он посылал почтовых голубей. Третий голубь был последним, связь прервалась — и никто не знает, что случилось в холодном небе…
Со стороны Гренландии упрямо разведывал путь к полюсу Роберт Пири.
Никому еще не известный норвежский штурман Руал Амундсен на крохотном суденышке «Иоа» пробирался вдоль северных берегов Америки из Атлантического океана в Тихий.
