Новая эра полярных исследований! Чтобы сказать так во время триумфа собственного способа проникновения в арктический бассейн, надо было отказаться от всякой предвзятости, тщеславия, даже малейшей саморекламы.
И еще одно, более позднее высказывание Нансена:
— Я вижу картину, которая откроется в недалеком будущем среди вечных снегов и льда. Небольшой отряд аэропланов парит в воздухе. От воздушных разведчиков не укрывается малейшее движение льдов. Сведения, добытые аэропланами, передаются радиостанциями. Пользуясь ими, смело идут корабли к Оби и Енисею через Карское море, которым еще недавно пугали моряков. Да, это пока еще фантазия. Но я верю, что послушное гению человека Карское море станет таким же судоходным, как любое из морей земного шара.
Сибирь проснется, проявятся скрытые силы
В 1913 году Нансен неожиданно для своих друзей отправился в Сибирь.
До этого он все на той же маленькой яхте «Веслеме» провел лето, занимаясь океанографическими исследованиями возле Шпицбергена. И вдруг — Сибирь!
Ну, наверное, не совсем «вдруг»! Быть может, решающим тут был интерес к России, к ее народу, зародившийся в годы плавания «Фрама», успешное сотрудничество и взаимопонимание с русскими учеными. Иначе Нансен едва ли решился бы принять участие в плавании, ничуть не напоминавшим научную экспедицию. Впрочем, судите сами.
Обрусевший делец с американским паспортом Ионас Лид, превратившийся в Иону Ивановича, собрал деньги у норвежских, английских, русских предпринимателей и организовал «Сибирское акционерное общество пароходства, промышленности и торговли». Общество намеревалось вывозить Северным морским путем сибирское сырье и продавать его в Европе.
Господин Лид ожидал великих барышей. Но предпринимателей пугали льды Карского моря: вдруг корабль с ценным грузом будет раздавлен? Тогда Лид снарядил небольшой морской пароход «Коррект» и объявил, что сам пройдет на нем до устья Енисея, чтобы убедить сомневающихся.
Когда все было готово, Лиду пришла в голову мысль: а что, если пригласить на «Коррект» Нансена? Во-первых, какой превосходный советчик в море, а во-вторых, — реклама!
Лид приехал к Нансену без особой надежды на успех и, разумеется, даже не заикнулся об акционерах и торговле.
— Неисследованность Карского моря… Интересы мореплавания и науки… — вкрадчиво повторял он, поглядывая на неподвижно сидевшего в кресле хозяина дома.
— Я согласен! — внезапно сказал тот просиявшему Лиду.
Летом 1913 года Нансен на рейде Тромсё поднялся на борт «Корректа».
Это был обыкновенный морской работяга, с трюмами, набитыми бочками немецкого цемента и образцами изделий английских фирм. Спутниками Нансена оказались дипломат Лорис-Меликов, «патриот, непоколебимо уверенный в превосходстве русской правительственной системы», и городской голова Енисейска депутат Государственной думы Востротин, крупный золотопромышленник, человек, не лишенный некоторого европейского лоска. С помощью этих господ Нансен, не знавший русского языка, должен был узнавать Сибирь.
Чтобы еще яснее определить политические симпатии спутников норвежца, заглянем на несколько лет вперед. Мы увидим Востротина в роли руководителя комитета Северного морского пути при «правительстве» Колчака. Мы обнаружим Ионаса Лида, мечущимся между Старым и Новым Светом с проектами акционерных обществ, одобряемых, с одной стороны, тем же Колчаком, а с другой — самим Черчиллем.
Итак, Сибирь показывали Нансену люди, весьма далекие от понимания ее истинной исторической роли и не менее далекие от ее народа. И все же Нансен сумел увидеть в этом удивительном крае то, что в те годы видели лишь немногие.
С таким знатоком льдов, как Нансен, «Коррект» благополучно прошел западную часть Карского моря и на тринадцатый день достиг острова Диксон, сторожащего вход в Енисейский залив.
Нансен велел спустить шлюпку. Может быть, на острове удастся обнаружить следы без вести пропавших в прошлом, 1912 году, русских полярных экспедиций на судах «Св. Анна» и «Геркулес»?
Но в старом складе, устроенном еще для экспедиции Толля, уголь не был тронут. В сарае лежали ящики с отсыревшими спичками, дверь была распахнута ветром. Ни письма, ни знака.
«Коррект» вошел в Енисейский залив. Нансен так и не понял, где кончился этот залив и начался Енисей. По-прежнему был виден только тот берег, которого придерживалось судно; до другого оставалось почти 40 километров. И не мудрено, что на этой удивительной реке капитан «Корректа» заблудился среди больших и малых островов, завел судно в какую-то протоку и не знал, как оттуда выбраться.
На призывные зеленые ракеты пришел русский пароход «Туруханск» с баржами.
Должен был произойти обмен грузами. Норвежский капитан потребовал, чтобы переноской занялись русские матросы. Однако капитан «Туруханска», молчаливый моряк С густыми нависшими бровями, ответил твердым отказом.
Нам еще предстоит знакомство с этим моряком.
К ужину подали свежую черную икру. Но Нансен решительно отодвинул лакомое блюдо в сторону и обратился к Лиду:
— Где же ваш бифштекс из мамонта?
Лид уже давно забыл, что, соблазняя Нансена плыть на «Корректе», обещал необыкновенное угощение. В низовьях Енисея, говорил он, течение размыло в береговом обрыве гигантскую мамонтову тушу. Мясо ископаемого отлично сохранилось и…
— Так где же бифштекс? — повторил Нансен.
Лид выскочил из-за стола и побежал к капитану «Туруханска». Вернулся он с самыми огорчительными новостями. Оказывается, псы, которых на Севере не балуют кормом, добрались до мамонта. Приезжавшая недавно из Петербурга экспедиция нашла объедки собачьих пиров и забрала с собой довольно жалкие трофеи.
«Коррект», приняв груз, должен был вместе с Лидом возвращаться в Норвегию. Нансен же намеревался поехать в глубь Сибири. Он пересел на русское экспедиционное судно «Омуль», чтобы плыть вверх по реке до Енисейска и оттуда по тракту добраться в Красноярск. Вместе с ним отправились Лорис-Меликов и Востротин.
Гигантская река несла навстречу, в океан, чудовищную массу воды. За селением Дудинкой тундра сменилась жиденькими ивовыми зарослями; потом лес стал мужать и густеть, превращаясь в знаменитую сибирскую тайгу.
Белые лебеди, вытянув длинные шеи, неслись к югу над вершинами деревьев, над свинцовой рекой. Приподнятые миражем плоские берега как бы парили в воздухе. Бревенчатые избы крохотных деревушек темнели возле воды. У деревушек были странные названия: Игарка, Курейка, Хантайка.
В деревушках жили политические ссыльные. Центром края ссылки, где полицейский пристав считался высшей властью, был городишко Туруханск. Вокруг каменной церкви с воронами на крестах и деревянного монастырского дома, занятого почтой и полицией, разбросались избенки, лачуги, хибарки.
В краю, думалось Нансену, где сама природа зовет к свободе, где все так величественно, просто, где горы, леса, реки как бы очерчены крупными, сильными штрихами, — в этом краю царствуют темнота и произвол. Так в Сибири, так в Гренландии. Человек всюду угнетает человека.
Множеством церковных куполов обозначился Енисейск, первый большой город на реке. Нансен выступил в енисейской гимназии и в местном клубе, говорил о возможности плавания через льды к устью Енисея.
Возле музея, где Нансен долго рассматривал одежду, орудия и утварь енисейских кочевников, к нему подошел господин в черной крылатке, отрекомендовался иностранцем, давно ведущим торговые дела «в этой ужасной варварской стране», где кругом одни каторжники.
Нансен описал эту встречу. Нет, он не мог согласиться со своим собеседником. В большинстве ссыльные были политическими преступниками, иначе говоря, «людьми, пострадавшими за свои убеждения, и часто лучшими элементами русского народа». Отметив, что местное население весьма даровито, он закончил запись такими словами о Сибири: «Настанет время — она проснется, проявятся скрытые силы, и мы услышим новое слово и от Сибири; у нее есть свое будущее, в этом не может быть никакого сомнения».
От Енисейска Нансен ехал по почтовому тракту. Тарантас трясся круглые сутки, задерживаясь на почтовых станциях лишь для смены лошадей. Нансен находил у сибиряков сходство со своими земляками: те же мужественные лица, русые волосы и бороды, спокойная неторопливость.
Красноярск встретил норвежца поздним вечером. Чадные факелы колыхались над толпой. Раздавались выкрики:
— С приездом! Добро пожаловать! Ура!
Нансена приятно удивили светлячки электрических огней, мерцающих в котловине, где расположился город. Хотя дождь не прекращался, представители городских властей, поднеся хлеб-соль, начали приветственные речи. Затем гостей пересадили из тарантасов в экипажи.
