В боковом люке показался борттехник. Он присел на корточки и, старательно удерживая равновесие — как ему это удавалось в открытом проеме? — нагнулся, чтобы перехватить руку раненого. Бойцы медленно приподняли Буркова, но в тот момент, когда он дотянулся до руки борттехника, упругий удар воздушной струи из-под вращающихся лопастей винта сбил неустойчивое равновесие поддерживающих его ребят. Рука Валерия разжалась, и он полетел вниз. От удара о камни на мгновенье потерял сознание. Открыл глаза, и, когда бойцы вновь подхватили его на руки, нашел в себе силы пошутить:
— Ребятушки-солдатушки! Пожалуйста, больше не роняйте! А то сбегу…
Борттехник сообразил опустить из люка металлическую лесенку. Валерий взялся было за нее здоровой рукой, но тут же получил сильный удар электрическим током: от вертолета исходили заряды статического электричества. Однако другого варианта не нашлось, и он снова ухватился за нее, немного подтянулся, борттехник поймал его за левую руку и втянул в грузоотсек. Левая нога больно ударилась о ступеньки лестницы, но самое трудное было позади.
Разместив раненого поудобнее, борттехник спросил его:
— Как же тебя так угораздило?
Бурков попросил воды.
— Тебе нельзя, наверное, — сказал бортач участливо, — вдруг станет хуже.
— Хуже не будет, — возразил Бурков, — некуда. Мы трое суток без воды. Снег ели… Мне только один глоток. И покурить не мешало бы…
Борттехник выполнил обе просьбы, он сам прикурил сигарету и подал ее раненому. Сделав несколько затяжек, Валерий немного успокоился, смежил веки: «Все, полетели…» Мыслей не было никаких.
Вертолет приземлился в Кабуле. На аэродроме ожидала машина «скорой помощи». Сделали обезболивающий укол, перенесли раненого в машину. В медсанбат воздушно-десантной дивизии добирались по ухабистой дороге; боль в ногах давала о себе знать при такой тряске, Валерий изрядно постанывал.
По дороге в операционную он потерял сознание. Во время операции его трижды выводили из шока. Трижды он возвращался к жизни после того, как уже казалось — все, по ту сторону.
Очнулся только утром следующего дня. В памяти осталось только одно. Темный-темный, сужающийся тоннель. Вдали, где-то в самом конце его, чуть брезжит свет и маячит расплывчатая фигура человека. Он повторял едва слышно: «Жить будет!» Потом, спустя много времени, снова донесся его голос, уже громкий: «Валера, ты меня слышишь? Открой глаза!» Этого человека Бурков на всю жизнь запомнит — хирурга Владимира Кузьмича Николенко.
Очнувшись, он с трудом размежил веки, но потом как-то сразу пришел в себя. Мозг работал четко, сознание — ясное. Он приподнялся на каталке, отбросил простыню, осмотрел забинтованные остатки ног, потом — руку. Пройдет время, и он вспомнит, о чем тогда подумал. «Глянул на свои ноги и махнул рукой (здоровой): а, черт с ними — новые сделают… Не я первый, не я последний… Появились ли какие сомнения насчет дальнейшей жизни? Были, но думалось и так: а чем я хуже Маресьева… И последнее… правда, может, кто улыбнется этому: одно только было неясно, как к такому ранению относятся женщины — ведь я был холостяком».
Утром того же дня в палату зашел хирург, спросил Буркова о самочувствии и объявил, что к нему приехали гости.
А приехали к Буркову в то утро полковник Иванов — начальник КП ВВС армии и капитан Витя Бяков. Присев возле кровати раненого, осторожно поинтересовались насчет самочувствия, поговорили о последней операции в горах.
— Может, у тебя есть какие-то просьбы ко мне или к командирам, — спросил Иванов.
— Товарищ полковник, только две просьбы, — ответил Бурков. — Первая — матери ничего не сообщать и, если будут звонить от нее из УрВО, говорить: все в порядке. Вторая — помогите остаться в армии.
— Хорошо, Валерий… Все будет, как ты сказал. Между прочим, командующий хочет представить тебя к Герою.
— Не надо, товарищ полковник… Спасибо, но такой высокой награды я не заслужил. Что я потом людям скажу о своем геройстве? Сочинять еще придется… Обычный подрыв.
Гости у Валерия были недолго. Он почувствовал сильную усталость и заснул.
Отпустила боль. Временами что-то снилось. Странные причудливые обрывки прежней жизни. Виделось детство.
Изба лесника на кордоне возле реки. Днем лес был тих, спокоен, светились янтарем высокие стволы мачтовых сосен. По опушкам цвели ландыши, колокольчики. С дерева на дерево, распушив хвосты, перелетали белки. Лес будто переговаривался с малышом на разные голоса. Он любил бродить по этому лесу. Просто так, без всякой цели, и уходил надолго, за что его бабушка корила, но по-доброму.
А по вечерам лес таинственно шумел, и Валера любил, сидя на крылечке, слушать этот шум, разгадывал, навострившись, загадочные звуки.
Темнеющий лес пугал, чудилось в нем что-то непонятное, страшное. И уже совсем другим представлялся закордонный мир: с множеством диких и опасных зверей — волки там, медведи, небось… Потом в доме зажигались свечи, бабушка готовила ужин, напевала: «Ой мороз, мороз», а то затянет чалдонскую «Бродяга к Байкалу подходит…» А после ужина она разучивала с внуком пушкинскую сказку, ту, что про кота ученого, который «все ходит по цепи кругом».
Глава вторая
Подведение итоговВоенные авиаторы в шутку говорят: «Не столько служим, сколь итоги подводим». Чего-чего, а всевозможных «подведений итогов» хватает — это точно. Отлетали — подвели черту, отработали на учениях — опять итог, ну и соответственно за результаты недели, месяца, года — это уже, как закон, «бабки подбиваются» неукоснительно. Хорошее, необходимое это дело. Разобрались: что сделано, чего не успели, все тут — и успехи и промахи. Подытожили, и становится ясно, как жить дальше.
О чем только не передумано в долгие часы госпитальной бессонницы… Всю жизнь можно вспомнить, прокрутить в памяти по дням, от самого начала. Валерий не просто вспоминал — он подводил итоги. По рубежам, как говорят в военной авиации. Пытался разобраться в прожитом и на что способен теперь. Выяснить это для себя представлялось очень важным.
В палату вошел солдат, которого все звали просто Славой-фельдшером. Он, держа шприц наготове, подошел к кровати Буркова. Сделал укол. Слава — добрый парень, аккуратно это делает.
— Ну как, помогает? — спросил он.
— Не очень… — ответил Валерий. — Притупляет, конечно, боль, но ненадолго.
— То-то, гляжу я, мучаетесь вы, товарищ капитан… Нормальные люди после такого укола сутками спят. А у вас — ни в одном глазу…
— Значит, Славик, я ненормальный, — пошутил Валерий. — Спасибо, авось полегчает.
Фельдшер ушел, но Валерию не спалось и после укола, хотя время перевалило далеко за полночь.
Разное вспоминалось. Мысли уносились в детство, в школьные годы. Не подозревал он в себе такого раньше — способности вызывать в памяти даже маленькие, вроде нестоящие события.
В первом классе учился… Сводили однажды ребятишек на фильм «Мальчиш-Кибальчиш». Маленький Валера плакал оттого, что убили храброго Мальчиша, ужасно ненавидел Плохиша и всех буржуинов. По окончании первого класса получил грамоту за отличную учебу. Очень гордился ею. Вообще учился хорошо. Только в девятом классе заленился: жил у бабушки, спросить за учебу построже было некому. Потом выправился.
Увлечений пережил много и разных. С пятого класса занимался гимнастикой, плаванием, футболом. На районных соревнованиях получил третий разряд по гимнастике и легкой атлетике. Тогда, на соревнованиях, он стеснялся своей худобы и, несмотря на просьбы товарищей по команде, так и не снял трико перед прыжком в высоту. Потом — третий разряд по плаванию: на соревнованиях дистанцию прошел первым, но как доплыл — не помнит. Говорили, что он задержался на старте и долго плыл под водой, но в конце всех обошел.
В футбольной команде Валерий играл в нападении, по центру. Вот дружок его Васька Гась, худой, черный, как грач, он и есть настоящий цыган, ловко переходит в сторону ворот противника, стремительно проносится по правому краю. Молодец, Цыган! Техника у него, что надо! Васька выводит Валеру на ударную позицию — на поле ребята понимали друг дружку без слов, — потом четко отдает пас. Как тут не забить гол!
В седьмом классе Валеру произвели во вратари, и стал он в гарнизоне лучшим школьным голкипером — чем не Лев Яшин. Брал одиннадцатиметровые, ребята завидовали его вратарской реакции, он умел выбрать правильную позицию и, за что больше всего ценили его в команде, не боялся выходить на мяч, самоотверженно бросался под ноги нападающего. Занимался он еще боксом…
…Бессонница сгоняет раненых из палаты в курилку. Там выздоравливающие потихоньку режутся в шахматы, в нарды, кто-то читает. До курилки Валерию не добраться. Лежит в палате, оставшись один на один со своей болью. Хотя, если быть точным, не совсем один. С ним — транзисторный приемник.
