…Бессонница сгоняет раненых из палаты в курилку. Там выздоравливающие потихоньку режутся в шахматы, в нарды, кто-то читает. До курилки Валерию не добраться. Лежит в палате, оставшись один на один со своей болью. Хотя, если быть точным, не совсем один. С ним — транзисторный приемник.
Девятого мая, в День Победы, навестили Буркова друзья. Было много ребят — авианаводчики, десантники. Натащили деликатесов, подарили тельняшку, часы. Приемник — это подарок от командования.
Валерий достает транзистор с тумбочки, подкручивает на нужную волну. Идет передача «Для тех, кто не спит». «В самую точку», — говорит он себе, невесело усмехнувшись. Исполняли 1-й концерт Чайковского.
Накатывались одна за другой светоносные, добрые волны музыки на берег утешительной надежды, на котором страждущая душа находит краткое отдохновение, где даруется ей облегчение, хоть на малый срок. Порой сознание раненого совсем растворялось в музыке, он забывал себя. Как он был благодарен теперь тем, кто в свое время привили ему любовь к музыке!
Начиная с третьего класса, Валерий учился в Москве (отец, поступив в академию, перевез семью в столицу). Здесь родители отдали его в музыкальную школу по классу баяна. Они хотели, чтобы сынишка учился на фортепьяно, но Валера расплакался и заявил, что не станет играть на «девчачьем» инструменте. На вступительном экзамене он должен был спеть под аккомпанемент. Слух у него оказался хорошим; спел песенку о юном барабанщике — экзаменаторы остались довольны. Четырнадцати лет он самостоятельно обучился игре на шестиструнной гитаре, на фортепьяно, выступал в школьном ансамбле.
Воспоминания чередовались порой без всякой последовательности.
Однажды, это было в шестилетнем возрасте, отец взял Валерку на стрельбище. Прежде чем дать стрельнуть, отец наставлял — никогда не надо целиться в людей.
В другой раз он «покатал» сынишку на самолете. Вовсю ревели двигатели, впечатление полета было полное. Валерий, сидевший в зашторенной кабине, конечно, не мог знать, что самолет стоит на месте.
Потом Валера спорил с соседским мальчишкой: чей папа лучше и сильней. Конечно, Валерин папа — он мог разбомбить что хочешь, не говоря уж о том, что у него есть пистолет.
Запомнился день, когда принимали в пионеры. Стояла солнечная майская погода. Мама отпустила Валерия в город. В автобусе, когда он хотел купить билет, кондукторша сказала ему, что в День пионерии ребятам можно ездить бесплатно. Он заключил из этого, что пионеров любят.
«Трудный» возраст — восьмой, девятый классы — Валерий миновал не сказать, чтобы очень благополучно, переболев тем же, что и многие его сверстники. Пробовал курить, но бросил. Не раз оказывался замешанным в драках, хотя, если честно, драться зря он не любил. Окружающим казалось, что растет хулиганистый парень, но все это прошло. Оканчивая школу, Валерий твердо знал, что будет поступать в летное училище.
Зачислен Валерий в училище 16 августа 1974 года. Попал в роту майора В. А. Каштанова. Хороший командир: требовательный и человечный. Остались о нем у Валерия самые лучшие воспоминания.
А вот с первым командиром взвода, кажется, не повезло. Он отчего-то сразу невзлюбил Валерия: так ему во всяком случае показалось. Непонятно, чем ему не пришелся по нраву новобранец, но он огорошил курсанта при первом же знакомстве: «Вы будете первым, кого я посажу на гауптвахту». Выходит, не только любовь бывает «с первого взгляда».
Так оно и случилось. Однажды молодого взводного оставили за командира роты. На утреннем построении он громко поздоровался с курсантами, но в ответ, вместо положенного приветствия, курсанты дружно набрали полную грудь воздуха и так же дружно выдохнули молча, без ритуального «здравия желаем!». Рассерженный старлей, задавшись целью выявить и наказать зачинщика столь неслыханной дерзости, нашарил глазами приметную физиономию Буркова, которая, как он внушил себе, могла принадлежать заведомому нарушителю воинского порядка, и вывел его из строя: «Курсант Бурков, объявляю вам пять суток ареста!»
Спустя несколько дней Валерий успел «схлопотать» еще трое суток отсидки, но, к счастью, его вскоре перевели в другой взвод.
Слегка подтрунивая над Бурковым-курсантом, Валерий писал в своем дневнике, который он вел от случая к случаю:
«В училище, если быть честным, Валера вел себя средне. Не был чересчур дисциплинированным, но и не был «грубым нарушителем». В «самоходы» не ходил. Учился периодами хорошо, иногда — не очень. Много занимался музыкой. На четвертом курсе, когда приступили к настоящему делу, к серьезным полетам, проявил себя с хорошей стороны. Летал с удовольствием, вовсю грыз гранит науки и, в конечном счете, стал передовиком. О чем упоминалось в окружной газете дважды, участвовал в съемках фильма об училище и был показан по телевидению. В общем, о своей репутации будущего штурмана очень беспокоился».
Был на третьем курсе случай, который надолго омрачил курсантскую жизнь Валерия. Из чувства товарищества, которое в таких случаях почему-то называют «ложным», Валерий взялся выручить своего приятеля Андрея, к которому неожиданно издалека приехала невеста. Дело было поздним вечером, после команды «отбой!». Валерий, которому по уставу положено было уже «отходить ко сну», поднялся, оделся и ушел из казармы, чтобы помочь однокурснику устроить на первое время невесту. А когда пришло время держать ответ за содеянное, за нарушение распорядка, Валерий взял всю вину на себя. В провинившихся числился немалый срок.
Больше всего в ученье Валерию пришлась по душе летная практика. Любил летать. Старания же хватало с избытком. На инструкторов ему везло. На всю жизнь запомнил он своего первого инструктора капитана Григория Юшкова. Спокойный, не терявший выдержки на земле и в воздухе, Юшков готовил будущих штурманов умно, обстоятельно, толково. Умел, когда надо, прощать ошибки, а когда и спросить строго.
На выпускном курсе Буркова учил капитан Александр Боровиков. Валерию нравилось, что он не стеснял самостоятельности курсантов, доверял им, а доверие, известно, окрыляет. В воздухе он на свой манер учил курсантов «думать по-штурмански». Перед выпуском проводилось ученье с посадкой на другом аэродроме. Едва реактивный бомбардировщик оторвался от земли, как Боровиков скомандовал: «Давай сам! От взлета и до посадки… Считай, меня в кабине нет».
Схему полета Валерий знал назубок, с заданием справился отлично.
Полеты запоминаются самые трудные. Это было на четвертом курсе. В одном из учебных полетов попали в сложные условия. На маршруте путь самолету преграждала грозовая облачность. Экипаж принял решение обойти атмосферный фронт, но сильно уклонился от линии заданного пути.
В облаках самолет попал в зону сильной болтанки: отказала часть навигационных приборов. Даже сам командир экипажа, летчик с писательской фамилией — Тургенев, не терявший умения владеть собой в любой обстановке, заволновался.
На первом сиденье за штурмана-навигатора сидел сокурсник Буркова курсант Толик Чурилов; его, кажется, укачало, он явно растерялся. Валерий пытался, сколь позволял куцый обзор сквозь блистер в борту фюзеляжа, сориентироваться визуально. Это ему удалось: увидел на мгновенье, в разрывах облаков, знакомые контуры деревеньки, предложил командиру довернуть вправо почти на 90 градусов. Потом еще довернули. Командир сперва сомневался — надо ли? Но Валерий его убедил.
Когда вышли на боевой курс, на дальности двадцать километров от цели, Бурков перебрался в переднюю кабину, к Толику. Тот и в самом деле выглядел неважно, лицо бледное. Валерий стал отчетливо диктовать ему, что надо делать. К Толику вернулась способность соображать. Он включил бомбовое оборудование. Долго не мог отыскать цель. Валерий и тут вовремя пришел на помощь: определил угол визирования по рискам на остеклении кабины, которые он нанес накануне. Толик нажал на кнопку сброса. Бомбы пошли вниз. В экипаже стояла тишина. А вдруг мимо? После заруливания, когда узнали результаты, разрядились: хлопали друг друга по плечам, весело обсуждали недавние злоключения.
Не один Валерий, многие считали Боровикова талантливым инструктором и воспитателем. Уважал его Бурков беспредельно за доверие, за терпение, за «ненавязчивый» подход к курсантам. Боровиков учил ребят думать. Если видел, что курсант в чем-то ошибается, не опровергал сразу, а выводил на истину по-своему: подбрасывал тому задачку, уточняющие вопросы. В конечном итоге курсант сам начинал сознавать, что аргументов у него маловато, чтобы упорствовать в своем заблуждении; на другой день он приходил к инструктору с видом человека, сделавшего открытие — как же, понял, где собака зарыта.
Сокурсники называли Буркова экспериментатором. С Боровиковым Валерию удавалось проводить свои штурманские эксперименты даже в полете. Инструктор разрешал курсанту самостоятельно отрабатывать изобретенные им приемы, хотя не позволял делать это авантюрно — предел не переходили. Валерий ни разу не подвел инструктора.
