В конце 2000 года глава администрации Евгений Савченко внес в областную Думу проект Закона о миссионерской деятельности. Член экспертного совета Аппарата уполномоченного по правам человека Анатолий Пчелинцев сказал автору статьи, что закон противоречит трем статьям Конституции РФ: 14-ой, 28-ой, 71-ой. В феврале 2001 года закон, запрещающий не только непосредственную, но даже «косвенную» проповедь и налагающий на нарушителей штрафы до 100 «мрот», был принят практически единогласно. Против губернаторской инициативы осмелились проголосовать два-три депутата.
Во время встречи с епископом Иоанном пришлось задать прямой вопрос: почему именно глава администрации внес на рассмотрение областной Думы вопрос, затрагивающий сферу религиозной политики? Ответ обезоруживал своей простотой: глава имеет право законодательной инициативы. Но позвольте, настаивали мы, этим правом обладает и областное правительство, и депутаты, однако именно Савченко создал закон, используя который, чиновники фактически наложили на протестантов запрет на проповедь. Ответа не последовало.
Формально архиепископ Иоанн не имеет никакого отношения к созданию закона о миссионерах, принятие которого назвать иначе как грубой политической ошибкой нельзя. Церковь отделена от государства. Закон принимала не епархия, а областная Дума. Тем интереснее его мнение как стороннего наблюдателя о смысле этого закона.
Архиепископ Иоанн выразил удивление, что протестанты понимают принятие закона как ущемление их прав. Он считает, что закон направлен лишь против «тоталитарных» сект, таких как Белое братство, интегральная йога, трансцендентальная медитация, которые параллельно наркотрафику движутся «по коридору» из Харькова в Белгород. Приграничное положение Белгорода епископ считает специфическим фактором, который требует пристального внимания по отношению к проповеднической и миссионерской деятельности. Возьмите Украину, говорит епископ, ведь она в результате католического прозелитизма вскоре может расколоться на западную и восточную, на католическую и православную. Возьмите Китай. Его расшатывают с одной стороны католические миссионеры, а с другой стороны – тибетские буддисты. Если в результате этого расшатывания рухнет централизованная власть, то китайцы хлынут в Россию…
Мы не могли более подробно расспрашивать архиепископа Иоанна о его геополитических концепциях, но и так было понятно, что он исходит только из государственных интересов и потому поддерживает создание закона, ограничивающего миссионерскую деятельность. «Я не против протестантов. Адвентисты построили дом в Белгороде, на Архиерейской улице. Я же молчу. А что жалуются на меня, так это оттого, что я из адвентистской семинарии в Заокске перевел в православие десять студентов, одного магистра и трех преподавателей». По словам архиепископа Иоанна, Виктор Королев, начальник отдела регистрации религиозных объединений Минюста РФ при встрече упрекнул епископа «за этот закон», не понимая, что «закон играет охранительную роль для государства».
Архиепископ Иоанн был заранее предупрежден Карнауховым о запланированной коллегии, но проявил беспечность: не счел необходимым посылать туда представителя епархии, а сам улетел в Москву выступать на Съезде православной молодежи. Поэтому ни повлиять на ход дискуссии, ни услышать критику в адрес РПЦ он не мог. А критика была жесткой и свидетельствовала о том, что общины, испытавшие на себе плотное давление Закона о миссионерской деятельности, находятся в той стадии, когда от жалоб в Администрацию президента, которые и вынудили Управление юстиции всерьез вникнуть в сложившуюся религиозно-политическую ситуацию, недалеко до публичных протестных акций.
Пастор Александр Ребрилов, баптист: «Каждый христианин обязан свидетельствовать, а нас ставят вне закона. Мне жаль, что представители РПЦ не присутствуют на этой встрече».
Пастор Павел Дмитренко, адвентист: «Мы законопослушны. Мы молимся за единство России. На радио в православных программах говорят, что наша вера провоцирует самоубийство. Это ложь!»».
Пастор Владимир Рыбант, пятидесятник: «Православных мало. Храмы стоят пустые. Нам запретили на Пасху раздавать бесплатные Библии, а на православной студенческой Пасхе в университете бесплатно разливали пиво. Нас называют сектой. Мы требуем реабилитации. Если одну церковь все хвалят, а другие ругают, то, значит, нет демократического выбора веры».
Пастор Александр Кожока, адвентист: «Мне не нужно благословение Иоанна, чтобы спасать людей! Мне нужно благословение Божие!».
Владимир Карнаухов был в сильном напряжении. Перед коллегией он провел 30 проверок по соблюдению религиозными организациями уставной деятельности, причем многие из них лично. Если шестидесятилетний чиновник, занимающий генеральскую должность, лично ездит по религиозным общинам, если он уведомляет ФСБ о сложившейся ситуации и приглашает ее сотрудников на коллегию, если он громогласно заявляет, что «у нас нет сомнений в преданности родине присутствующих здесь церквей», то это означает, что Закон о миссионерской деятельности явился политической ошибкой, которая привела потенциально спокойный регион к той черте, за которой начинаются религиозные войны.
Когда специалиста администрации по связям с религиозными организациями Алексея Глущенко спросили, зачем нужно было передавать крошечную католическую часовню в собственность православной епархии и тем самым закладывать на много лет вперед конфликт между белгородцами католического и православного исповеданий, представитель главы администрации, сказал, что это «СМИ разжигают конфликты». Весь день работы коллегии Глущенко, несущий прямую ответственность за происходящее, молча наблюдал, как Владимир Карнаухов распутывает сложнейшую ситуацию. Подобное поведение можно объяснить лишь крайне низким уровнем профессионализма.
Карнаухову активно помогал лишь заместитель начальника Департамента укрепления безопасности и правопорядка (которого тоже можно отнести к «силовикам») Григорий Довженко. Он говорил о том, что недопустимо «перегибать палку» и делить верующих на «чистых и нечистых». Довженко и Карнаухов обещали, что до рассмотрения этого закона Конституционным судом или вовсе его отменой областной Думой, он практически не будет применяться. Главенство федерального закона восторжествовало.
Представители ФСБ также присутствовали на коллегии, но, как им и положено, в дискуссию не вступали. Потому к начальнику Управления ФСБ по Белгородской области я отправился назавтра.
Виктор Гребенюк был немногословен и формулировал фразы очень точно, не прибегая к эвфемизмам. Он сказал, что поскольку ФСБ «сферу религии» давно уже «не курирует», а предварительного публичного обсуждения проекта Закона о миссионерах в прессе не видел, то о зреющем конфликте узнал из Управления юстиции. Он не скрывал, что его подчиненные встречались с некоторыми лидерами религиозных общин, чтобы напрямую от них получить информацию о причинах растущего в области межконфессионального напряжения. «Мы занимаемся только случаями экстремизма, это прописано в законе, в том числе и профилактикой экстремизма.» По мнению Гребенюка, «православные в области сдают позиции, а за это отвечает Иоанн». Причины? «Чрезмерный консерватизм. Православные строят и занимаются собственностью, а протестанты используют индивидуальный подход».
Я вежливо не стал уточнять, принимала ли ФСБ участие в разработке схемы преодоления кризисной ситуации, которую спровоцировал глава администрации под воздействием геополитических схем, кочующих по страницам православных изданий.
Белгород сегодня похож на опытную станцию по внедрению той модели государственно-конфессиональных отношений, которая предусматривает «воцерковление светской власти». Эта модель предусматривает раздельное существование Православной Церкви и государства на законодательном уровне и одновременное проникновение во власть через некий «опыт богословского видения власти», через таинственное «духовное сочетание» церкви и власти. А точнее сказать – влияние некоторых представителей церкви на некоторых представителей власти (часто на их жен) через школу духовничества.
Модная московская идея «воцерковления власти», которую сегодня пытаются применить на федеральном уровне, уже обкатана в Белгороде. Результат: искусственное создание конфликта в регионе, где по историческому этноконфессиональному раскладу конфликт невозможен.
Интересно отметить: силовики, которым по долгу службы пришлось «разруливать» ситуацию, опытным путем пришли к выводу, что соблюдение федерального закона дает неожиданный эффект – стабильность. Ту стабильность, которую от них требует центр и в которой нуждаются граждане.
