потери. Солдаты энергично отбивались, Ковалевский вполне четко руководил боем. Однако вскоре Ковалевский был тяжело ранен, а вскоре, уже на носилках, получил вторую — смертельную — пулю в живот. Стояла страшная жара, некоторые солдаты валились уже не от пуль, а от солнечного удара.
В это время у Баязета в спешке вводили людей и обозы в цитадель. Войск пока не было видно, но звуки стрельбы приближались, так что положение быстро разъяснялось. Наконец, к цитадели потянулись раненые, а за ними — и солдаты с телом Ковалевского. Вдова, не зная еще, что с мужем, услышала от солдат, что подполковник ранен, и тщетно пыталась найти его в госпитале, пока врач не сообщил, что тот погиб. Еще один медик, доктор Китаевский, сказал ей также, что в случае, если турки ворвутся в крепость, он должен будет исполнить приказ и застрелить женщину, если она этому не воспротивится. Ковалевская выразила полное согласие.
Между тем турецкая и курдская конница показалась на гребнях гор, обрамляющих Баязет. Разведывательный отряд возвращался по улицам — он вынужден был пробиваться с боем: из окон стреляли жители. Отряды кое-как, уже в беспорядке, ввалились в цитадель. С этого момента началось «Баязетское сидение».
На Баязет шло войско Фаик-паши, 11 тысяч человек, из которых 7 тысяч — иррегулярные части. В крепости заперлись 1479 солдат и офицеров (в т. ч. шестеро медиков), а также неизвестное небольшое число иррегуляров. Поскольку Баязет рассматривался как скучная тыловая позиция, продовольствия оставили всего ничего: при минимальном размере пайка — на 9 суток.
Командование крепостью осуществляли несколько человек. Главную роль играл комендант цитадели — капитан Штоквич. По чину он был далеко не первым, но согласно русским уставам, приказы коменданта обязательны для исполнения всеми офицерами, присутствующими в крепости. Кроме него заметную роль играли подполковник Пацевич и полковник Исмаил-хан Нахичеванский (командир Эриванского конно-иррегулярного полка). Последний обратил на себя внимание уже в первый день осады: он возглавил контратаку, позволившую избежать охвата входящих в крепость отрядов. Литературно-кинематографический образ Исмаил-хана вообще сильно подпорчен в интересах, видимо, художественных. В действительности он сразу по прибытии оказал гарнизону значительные услуги, позволив многим людям спокойно войти под защиту стен.
Штоквич, несмотря на немецкую фамилию, происходил из давно и прочно обрусевшей семьи. Он родился в Тифлисской губернии в 1828 году, а его отец, офицер-«кавказец», погиб всего год спустя на русско-турецкой войне 1828—29 годов. Сам он с 19 лет служил на Кавказе, первый орден, первое ранение и первый чин прежде положенного срока получил на Крымской. Затем много лет дрался с горцами, участвовал в пленении Шамиля. Словом, во главе цитадели Баязета оказался ветеран многих схваток. Тем более странно выглядят некоторые аспекты организации им обороны цитадели. Необходимость самой рекогносцировки неочевидна, но за нее, по крайней мере, отвечали другие люди. Однако провиант (и особенно вода) почему-то не были в достаточном количестве запасены заранее, и этот момент отчего-то не получил освещения.
Однако теперь гарнизон встал перед необходимостью пережить осаду — и пережил ее образцово.
Взять крепость сходу туркам не удалось. Ночью продолжались перестрелки, причем произошел примечательный эпизод. Какой-то унтер-офицер вылез на видное место и принялся креститься. В него начали интенсивно стрелять, унтер скрылся, а по вспышкам артиллеристы обнаружили место, где находилось больше всего неприятелей, и двумя гранатами рассеяли противника. Пока шли подобные перестрелки, гарнизон вовсю совершенствовал позицию: окна закладывались камнями, сооружались брустверы, баррикадировались ворота. Из города в это время неслись крики — турки громили армянский квартал городка. В Баязете начались пожары. Наутро османы истребили в городке небольшую группу ополченцев-иррегуляров — русские не смогли её выручить.
Несение службы в крепости Штоквич организовал четко. Где нужно, были сооружены брустверы, где требуется — наоборот, пробиты бойницы. Стрелки знали свои секторы обстрела. В общем, несмотря на невыгодные исходные условия, крепость оказалась серьезным препятствием благодаря решительному грамотному гарнизону.
8 июня турки подтащили артиллерию и предприняли штурм. Турки действовали слишком далеко от своих баз и не имели настоящих осадных орудий, однако даже огонь легких полевых пушек по старым стенам не был незначительной проблемой. Турки обрушили кусок стены и пошли на приступ с дикими воплями, под аккомпанемент частой ружейной стрельбы.
Лев Лагорио, «Отбитие штурма крепости Баязет»
В этот момент произошел скверный эпизод, хотя, к общему счастью, последствия его были быстро исправлены. Пацевич приказал прекратить огонь и выслал человека с белым флагом на крышу цитадели. Ошарашенные офицеры яростно спорили, поднялась суматоха, кто-то продолжал стрелять своей волей. Турки подступали. Некоторые офицеры вообще не поверили, что Пацевич реально собирается выкинуть белый флаг, и велели солдатам продолжать огонь. Флаг сорвали, Пацевич пытался остановить стрелков угрозой револьвера, начался хаос. С турецкой стороны орали «Режь всех!» Кто-то дисциплинированно прекратил огонь, кто-то не подчинился этому распоряжению. Одну из пушек артиллеристы выкатили во двор, решив ударить по туркам картечью, если те войдут. Все это длилось минуты две, после чего Пацевич получил смертельное ранение пулей. Так и не установлено, кто именно оборвал жизнь подполковника — враги или свои. Исмаил-Хан меланхолично отмечал: «Своя ли пуля его сразила или неприятельская, не берусь решить. Были голоса за то и за другое, но Пацевич был ранен в спину». Как бы то ни было, белый флаг убрали, а на атакующих тут же обрушился дождь свинца. Турки и курды подошли вплотную к стенам, но это только ухудшило их положение: русские палили буквально из каждого отверстия, из какого можно было выставить винтовку. Тяжелые пули пробивали иной раз по два-три тела сразу, били с нулевой дистанции, промахов не было. По словам очевидцев, на подходах к крепости громоздились груды мертвых и раненых. Бойня длилась около получаса. Затем предприимчивые солдаты начали спускаться со стен — набрать трофейных винтовок и патронов. Вскоре Штоквич послал к туркам предложить, чтобы те унесли тела из-под стен: на жаре от мертвецов поднялся жуткий смрад.
Сильнейшее, чем турецкие атаки, действие на гарнизон оказывали голод и жажда. Норму сразу установили в 400 грамм сухарей и 250 мл воды в день на человека, и впоследствии этот паек снижался. Дополнительная вода выдавалась только за конкретные успехи: скажем, пушкари получали по четверти ведра на расчет за точное попадание. Воду удавалось добыть отдельным солдатам, спускавшимся к реке по веревкам. Ночью не спали не только в крепости, но и в городе: там продолжалось разграбление. Поразительно, но днем, прямо на виду у осаждённых, из города потянулись ишаки, нагруженные добром. Нескольких погонщиков вьючной скотины подстрелили, и, по крайней мере, мародеры не смели больше таскать барахло средь бела дня. Осада продолжалась, и, несмотря на отсутствие штурма, жизнь гарнизона была полна адреналина. За водой отряжались добровольцы. Так, двое ездовых спустились на канате, под огнем турок добежали до ручья, где схоронились за саклей, напились сами и набрали воды. Через два часа, под прикрытием огня со стены и провожаемые частой, но безрезультатной пальбой турок, они выскочили из-за
