Дембель Блинова прошел как-то буднично. Ждешь, ждешь долго чего-нибудь, а потом – бац, и ничего особенного. Было больше волнений в ожидании приказа. Считалось, что военная бюрократическая машина тормозит увольнение в запас, поэтому надо было как-то проявлять инициативу – писать запросы, суетиться и т. д. Это должен делать ПНШ (помощник начальника штаба), если его своевременно ублажить.
Весной на должность ПНШ прибыл новый капитан. Военный в нем не просматривался никак, и даже форма сидела на нем, как потертый, неопрятный костюм на клерке третьего разряда, который в тему дополняли залысины и очки. Военные капитана презирали, поэтому ему нравилось общаться с двухгодичниками – интеллигентные, как-никак, люди. Двухгодичники призывались в разное время, поэтому и увольнялись поочередно в течение двух-трех месяцев. Выпить капитан был не дурак, так что он стал частым гостем в общежитии. Очередной увольняемый в запас поил его сначала за суету, потом за получение приказа и, наконец, за оформление документов и дембель. Серега уехал вначале лета, и его еще было кому проводить. Блинов увольнялся в августе, и провожать было практически некому – кто уже уволился, кто был в отпуске, а танкисты – на полигоне.
Прощание было не столько грустным, сколько скучным, и даже напиться толком было не с кем. На следующий день Блинов уже сидел в аэропорту и в ожидании своего рейса наблюдал, как с ревом каждые пятнадцать минут взлетали казавшиеся тяжелыми бомбардировщики Ту-16 (ровного места на Дальнем Востоке мало, поэтому аэропорт был всего один, и взлетная полоса использовалась как гражданскими, так и военными самолетами), очень похожие на гражданский Ту-114, который почему-то так и не прижился. Последнее напоминание об армии, и всё.
Все военнообязанные (а это все здоровые мужчины и некоторые женщины, независимо от того, отслужил срочную службу или нет) являются военнообязанными запаса и должны состоять на учете в военкомате (военный комиссариат) по месту жительства. При изменении статуса, места работы или места жительства военнообязанный обязан сообщать в военкомат. За нарушение правил учета военнообязанный может быть наказан, существовала даже соответствующая статья закона.
Суть запаса заключается в том, что в государстве с обязательной воинской службой любой военнообязанный в соответствии с законом о прохождении воинской службы в случае необходимости может быть призван на действительную воинскую службу. Главный случай – война. Но не только. Молодые люди, не имеющие отсрочки (не поступившие в высшие учебные заведения), призываются, как правило, в восемнадцать лет. Получившие высшее образование и звание офицера запаса призываются в случае дефицита кадровых офицеров, и это действительно дело случая. Иногда призывают почти всех, иногда единицы. Многие проскакивают, особенно если подсуетиться. Но бывали и такие невезучие, которые, отслужив срочную службу в солдатах, поступали в институт, по окончании которого затем служили еще и в качестве офицера.
Из армии увольняются не на свободу, а в запас. Видимо, в Министерстве обороны есть специальная программа для периодической переподготовки военнообязанных запаса. Понять ее простому смертному невозможно, однако время от времени некоторые попадают на переподготовку на один-два месяца, кому как повезет. Точнее, не повезет, потому что на переподготовку попадают далеко не все. Хуже всех приходилось водителям – их могли кинуть на уборку урожая куда-нибудь на целину, а общеизвестно, что водители пахать не любят – они любят крутить баранку.
В народе участников сборов по переподготовке называли партизанами, и было за что. Обитающие в наспех поставленном и не оформленном по-военному палаточном городке, в списанной форме без знаков отличия, в расхлябанном виде (не подшитые, не начищенные), не соблюдающие дисциплину, участники сборов появлялись неожиданно около продуктовых магазинов. Правда, в отличие от партизан, вино и закуску они покупали, а не экспроприировали. Народ партизан не любил, но жалел – люди, в основном, безобидные и невезучие (надо же умудриться попасть на сборы), а таких народ жалеет, потому что завидовать нечему.
Вот пришел солдат с фронта
За призванным на действительную воинскую службу полностью сохранялось в как бы застывшем виде его гражданское положение – место жительства, место работы, должность и др. Сохранялась даже очередь на квартиру, которая, в отличие от всего застывшего, двигалась.
Но пока человек воюет или служит в армии, на гражданке чего только не случается, поскольку жизнь почему-то продолжается. Стареют родители, рождаются дети, жены изменяют, девушки забывают данные слова и уходят с твоими теперь уже бывшими друзьями, однокурсники заканчивают аспирантуру и кое-кто даже защищается, сослуживцы растут по службе. Человек возвращается из армии в гражданскую жизнь, видит и слышит все это, и в нем просыпается загнанное куда-то сапогами тщеславие. Ты отстал, парень.
Отгуляв отпуск, Блинов пришел в вычислительный центр в радостном предвкушении работы и общения с коллегами. В очереди на квартиру он был уже вторым среди молодых специалистов, и можно было рассчитывать на получение квартиры уже в этом году, так как дом достраивался. Директор, тот самый, который обещал отмазать его от армии, но не отмазал, принял его лично, поздравив с окончанием воинской службы. Но потом как-то странно спросил о дальнейших планах. Что ж тут неясного, если пришел сюда, – тут директор как-то неестественно обрадовался, сказав, что тогда легче. Можно подумать, что ему было бы очень тяжело, если бы Блинов решил идти куда-нибудь в другое место. Дальше – больше: директор попросил Блинова ответить честно, полезны ли были эти два года для его профессии, и Блинов честно ответил, что абсолютно бесполезно. Неестественное благодушие слетело с лица директора, он посерьезнел и сказал, что вычислительный центр теперь занимается только производственной деятельностью, и программистов всех будут сокращать. Но Блинову предоставляется отличная возможность – стать первым начальником смены операторов с высшим образованием, потому что эту деятельность надо усиливать.
Это было унижение, почти как в армии. Тупое, по инструкции, выполнение чужих программ, работая в смену – двенадцать часов в день, двенадцать часов в ночь, отсыпной и выходной. Директор еще что-то суетливо обещал, надеясь в душе, что Блинов не согласится (об очереди на квартиру ему, естественно, было известно, и жалко квартиру в новом доме в новом районе отдавать невесть откуда свалившемуся Блинова, вместо кого-то, кому она предназначалась). Но Блинов, стиснув зубы (ведь какой позор), согласился, злорадно подумав про себя – пойду хоть сторожем, а получу квартиру – работу найду. Больше он директора не видел, так как тот месяца через три уехал в Литву.
Наиболее близкие друзья ушли, но знакомых осталось много. Самым неприятным открытием для Блинова стали его непосредственные начальники. Начальником отдела была тетенька, которая до армии Блинова работала оператором и брала, что называется горлом. Ее заместителем был парень, который опять же до армии Блинова учился где-то заочно, и Блинов постоянно решал ему контрольные по математике, которой этот парень не знал напрочь, будучи еще и туповатым слегка. Командовать Блиновым они стеснялись, но «ценные» указания давали, и с этим Блинов смириться так и не смог.
Девушки в смене попались приятные и добросовестные. С ними было хорошо работать, и не надо было распускать хвост, потому что они были не его вкусе. Первый месяц старшая объясняла ему технологию выполнения основной задачи, как когда-то сержант – помощник начальника караула объяснял ему тонкости несения караульной службы. Для своего времени и этой техники (ЭВМ Минск-22) программный комплекс был очень приличным. Основная работа начиналась после десяти часов вечера, когда с химических лабораторий поступали по телетайпу данные о качестве отгруженного угля. Самое подлое заключалось в том, что телетайп врал очень часто – на распечатке одно, а на перфоленте другое. Если перфолента не проходит контроль, то ее надо распечатать, найти несоответствие и исправить – пробить или заклеи т. д.рку в перфоленте, для чего все девушки знали коды и носили с собой в халате дыроколы и клей. Потом данные сортировались, сливались, обрабатывались всю ночь. С семи утра начиналась печать банковских документов, которая продолжалась 2,5–3 часа. Печать необходимо закончить к одиннадцати, иначе деньги в банке задержатся на сутки и будет скандал.
Самое неприятное заключалось в том, что АЦПУ (алфавитно-цифровое печатающее устройство) так долго без сбоев работать не могло, а сбой можно было обнаружить только визуально – на листе, заполненном буквами и цифрами, вдруг появлялась белая вертикальная полоса, что означало, что символ в этой позиции и запал, и эти документы банк не примет. Невыспавшиеся девушки стояли поочередно возле устройства и ждали этой полоски. Сейчас это смешно, но для того, чтобы повторить печать, была разработана целая технология, которую Блинову удалось ускорить в два раза, после чего его все зауважали и даже не хотели отпускать, когда он все-таки решил уволиться.
