студентов по-прежнему считали “поцелуи и объятья” приемлемым нормативным стандартом, значительное меньшинство выбрало следующую высшую категорию — легкие или умеренные взаимные любовные ласки без полового контакта. К 1978 году выбор “поцелуев и объятий» уменьшился до трети всех ответов, а категория легких или умеренных ласк стала наиболее часто выбираемым вариантом»
157.
Поколение бэби-бумеров изменило модели добрачного секса, причем с 1970-х годов рост подобных связей значительно возрос 158. Активный добрачный секс стал обычным явлением в жизни молодых мужчин, женщин и даже подростков.
Нравственная и политическая сексуальная революция превратила сексуальность в основную территорию феминистской борьбы, разделив сторонников феминизма на сексуальных либертарианцев (желающих усилить и утвердить сексуальное удовольствие во всех его формах) и сексуальных скептиков, тех, для кого сексуальность оставалась территорией мужского господства. Но какой бы ни была суть этих разногласий, средства массовой информации ухватились за образ раскрепощенной и сильной женщины и переработали ключевой феминистский посыл: эмансипированная, сильная и уверенная в себе женщина, довольная своим телом и собственной сексуальностью, опосредованной потребительскими товарами. В 1980-х и особенно в 1990-х годах реклама (например, Victoria’s Secret 159), телевидение («Секс в большом городе») и кино (см. среди бесчисленных кинофильмов «Голод» 1983 года с участием Сьюзен Сарандон и Катрин Денев в сцене лесбийского секса) представляли сексуальность как территорию для демонстрации «женской силы», отождествляя силу с сексуальностью. В рекламе и популярной музыке все чаще использовалось зрелище полуобнаженных тел для привлечения внимания к различным товарам — от музыкальных клипов до нижнего белья, туристических объектов или автомобилей 160. Из этого следует, что медиаиндустрия сыграла решающую роль в поддержке сексуальности, использовав частичную и искаженную версию феминизма, согласно которой сексуальное равенство и свобода стали равносильны демонстрации покупательной способности и сексуальности 161. Женские тела перестали быть областью прямого мужского регулирования и контроля, они превратились в область самопознания и осуществления свободы собственной воли благодаря свободе потребителя. Знаменитый американский сериал «Секс в большом городе» (Sex and the City), который шел с 1998 по 2004 год, стал наглядным примером такой постфеминистской стабилизации женской силы с помощью свободной сексуальности, опосредованной рынком. Сериал представил миру зрелище возросшей экономической мощи женщин, их сексуальной смелости и глубокой вовлеченности в индустрию красоты, моды, косметики, снижения веса, спорта и досуга. «Секс в большом городе» отразил тот факт, что женщины единодушно поддерживали и сексуальную, и потребительскую свободу. Этот сериал также свидетельствует о том, что структура сексуальных связей становилась все больше похожей на структуру рынка, на социальную арену, управляемую конкуренцией, где ценность определяется спросом и предложением 162. Однако на этом рынке мужчины среднего и высокого социального статуса стали постепенно контролировать сексуальную сферу с помощью сексуальной свободы, а не посредством прямого контроля над женскими телами. Как будет показано в следующих трех главах, патриархат тесно переплетался с капитализмом и осуществлял свою власть через интенсивную сексуализацию женщин, через распространение случайного секса, через мифы о красоте, через все более ужесточавшиеся нормы женской сексуальной привлекательности 163 и различное положение мужчин и женщин в романтической и сексуальной сферах. Все вышеперечисленное является элементами скопического капитализма, который характеризуется извлечением прибавочной стоимости из зрелища и визуального отображения тел. Скопический капитализм является ключом к пониманию того, как тесно произошедшие сексуальные изменения были связаны с новыми инструментами культурной власти, задействованными капиталистическими предприятиями.
Новая социальная и сексуальная грамматика
Сексуальное освобождение сопровождалось правовыми изменениями, которые предоставляли более широкие права женщинам и большую независимость и свободу действий их телам 164. Эта правовая и политическая революция была подкреплена, как мы видели выше, революций экономической 165, в ходе которой потребительский рынок проник в самосознание индивидуума и реорганизовал большой сегмент его личности 166. В силу того что сексуальная свобода была по большей части и преимущественно реорганизована в ряде знаковых судебных дел под эгидой негативной свободы — позволяя людям делать то, что они хотят, у себя в спальне, — она стала вектором негативной свободы (позволяющей делать то, что хочется, не причиняя вреда другим). Потребительский рынок (в дальнейшем поддержанный технологиями) и психотерапия смогли проникнуть в пустое пространство, открытое негативной свободой благодаря тому, что Аксель Хоннет называет «рефлексивной свободой» 167. Рефлексивная свобода требует от индивидуумов думать о том, чего они хотят, и заставляет их тщательно исследовать свою волю. Речь идет о самоопределении и самореализации желаний и субъективности. Согласно Хоннету, рефлексивная свобода бывает двух видов: кантовская — рациональная (она спрашивает себя, соответствует ли она рациональным целям и стремится ли к независимости) и гегелевская — романтическая (она спрашивает себя, выражает ли она истинное «я»). С социологической точки зрения романтический характер рефлексивной свободы был активно организован на потребительском рынке и в его технологических аватарах (дающих возможность бесконечно выражать подлинные желания, стремления, импульсы, потребности). Ее рациональный характер был выражен в психотерапии, которая представляет собой огромный институт для организации и тщательного изучения воли, руководствующейся идеалом независимости. Сочетание потребительского рынка и психологии имело силу, подобную той, которую Питер Браун приписывал христианству, по его словам, оно заставило волю одержать победу над космосом» 168. Психология и потребительский рынок заменили «волю» на «(индивидуальное) желание», сделав сексуальное желание основной моделью для других форм желания, сделав саму сексуальность нравственной и предложив методы и практики для освобождения и реализации сексуальных желаний. Сексуальность, которая была одной из главных политических сфер феминисток и гомосексуалистов, стала политически запутанной территорией, областью для искоренения источника патриархата и в то же время поворотной платформой для широкого спектра потребительских практик. Эти различные социальные силы изменили место сексуальности в родстве, браке и в более широких представлениях об индивидуальности.
Первым значительным воздействием сексуальной революции и тем, что сделало ее по-настоящему современной в философском смысле этого слова, стал ее радикальный сдвиг к имманентности (имманентность (лат. immanens, род. пад. immanentis «пребывающий внутри») — философская категория, обозначающая неотъемлемость, внутреннюю связь в противоположность внешней. — Прим. пер.). Сексуальная революция отделила сексуальность от системы родственных связей и от космологии, связывавшей сексуальность с религией. Правила родства определяют родословную, предков человека, его наследников и родственников. Но еще важнее то, что они связывают сексуальность с культурой, причем биология играет второстепенную роль в определении отношений близости (когда, например, брат матери в некоторых племенах рассматривается как мать ребенка) 169. По определению Маршалла Салинса, родство — это «взаимность бытия»: люди, которые являются неотъемлемой частью существования друг друга» 170. В этом смысле
