По сути, я пристал к тихой гавани, залег в логове, учуять которое ищейки вряд ли могли. Если ищешь преступника, вряд ли придет в голову высматривать его в штате помощников главного прокурора, особенно если разыскиваешь подростка, не окончившего среднюю школу.
Через несколько недель после моего поступления в штат главного прокурора Диану перевели в Даллас. Лишившись ее, я расстраивался недолго. Скоро я уже ходил на свидания с Глорией – дочерью высокопоставленного чиновника. Глория была яркой, привлекательной, жизнерадостной девушкой, и если в наших отношениях и был изъян, то в том, что они были сугубо платоническими. Но я успел узнать, что женщина может быть восхитительной и в одежде.
Глория была членом непреклонной семьи методистов, и я частенько провожал ее до церкви с тем пониманием, что я отнюдь не кандидат в неофиты. С моей стороны это был жест межконфессионального уважения, что ее родители не могли не оценить, и на самом деле мне это нравилось. По правде говоря, у меня завязалась дружба с молодым пастором, и он убедил меня включиться в молодежные программы церкви. Особенно активно я участвовал в постройке нескольких игровых площадок для детей в неблагополучных районах города и служил в ряде комитетов, распоряжавшихся другими городскими молодежными проектами. Странное времяпрепровождение для лохотронщика, но я вовсе не чувствовал себя лицемером. Впервые в жизни я отдавал что-то свое безвозмездно, не думая ни о каком воздаянии, и оттого мне было хорошо.
Впрочем, грешник, возделывающий ниву Господню, сколь бы праведны ни были его труды, не должен очень уж перерабатывать. Я хватил с комитетами лишку, и хлебы обратились в камни.
В этой комиссии оказался настоящий выпускник Гарварда. И не просто выпускник Гарварда, а выпускник Гарварда – юрист, и встреча со мной привела его в восторг. Он буквально опьянел от радости. С тех пор я узнал кое-что о гарвардцах. Они как барсуки любят тусоваться вместе в собственных логовах. Одинокий барсук отправится искать другого барсука. Гарвардец в чужом краю разыщет другого гарвардца. И они примутся говорить о Гарварде.
Этот набросился на меня с ходу, с энтузиазмом Стэнли, повстречавшего в дебрях Африки Ливингстона. В каком году я окончил? Кто у меня преподавал? Кого из девчонок я знал? К какому клубу принадлежал? Какие пабы посещал? С кем дружил?
В первый вечер я успешно отбился от него – либо давая бессодержательные ответы, либо игнорируя его и концентрируясь на повестке дня комитета. Но с той поры он искал встречи со мной при каждой возможности. Приглашал на ланч. Наведывался ко мне в контору, когда ему случалось быть неподалеку. Звонил мне, приглашая на вечеринки и пикники, поиграть в гольф или принять участие в каком-либо культурном событии. И всякий раз умудрялся свести разговор к Гарварду. В каких зданиях у меня были лекции? Не знал ли я профессора такого-то? Не свел ли я дружбу с кем-либо из старых родов Кембриджа? Судя по всему, у гарвардцев в присутствии других гарвардцев круг разговорных тем крайне ограничен.
Я не мог его избежать и, конечно же, не мог ответить на массу его вопросов. Проникнувшись подозрениями, он начал выстраивать против меня доказательную базу по res gestae[25] как фальшивого гарвардца, а то и вообще лжеюриста. Когда же я узнал, что он делает многочисленные запросы касательно моей подноготной на нескольких фронтах, всерьез подвергая сомнению мою честность и искренность, это стало для меня res judicata[26].
И я, как пресловутый араб, свернул свой шатер и тихонько улизнул – впрочем, только после того как получил свой последний зарплатный чек. Попрощался с Глорией, хоть она и не догадывалась, что прощаемся мы навсегда. Я сказал лишь, что умер один из моих близких, и я вынужден на пару недель вернуться в Нью-Йорк.
Вернув свой лизинговый «ягуар», я купил ярко-оранжевую «барракуду» – не самую неброскую тачку для разыскиваемого беглеца, но она мне нравилась. Для себя этот поступок я оправдал тем, что хоть водитель и в бегах, зато тачка совсем без пробега, так что это, наверно, разумная инвестиция. По большей части это был прозорливый шаг, потому что в прошлом я просто арендовал машины, бросая их в аэропортах, когда считал, что они мне уже не понадобятся, и О’Райли без моего ведома на славу попользовался этим обычаем при составлении схемы моих перемещений.
Если ищешь преступника, вряд ли придет в голову высматривать его в штате помощников главного прокурора, особенно если разыскиваешь подростка, не окончившего среднюю школу.
Доктора я разыгрывал из себя почти год. Роль адвоката исполнял девять месяцев. И хотя праведной мою жизнь в течение этих двадцати месяцев не назовешь, я не втюхивал никаких фальшивых чеков и не делал ничего такого, что могло бы привлечь внимание властей. Я вполне оправданно полагал, что если только Ригби или сам главный прокурор штата не станут раскапывать причину моего внезапного убытия с должности помощника главного прокурора, никакой жаркой погони за мной не будет. Безопасным мое положение назвать было нельзя из-за неотступности О’Райли, но он, несмотря на свое упорство, пока шел по давно простывшему следу.
Я старался сохранить такое положение вещей, поскольку финансы меня по-прежнему не поджимали. Моя ретирада от пытливости «гарвардского однокашника» переросла в некое подобие каникул. Несколько недель я петлял по западным штатам, объехав Колорадо, Нью-Мексико, Аризону, Вайоминг, Неваду, Айдахо и Монтану, задерживаясь всякий раз, когда ландшафты интриговали меня. А поскольку в ландшафты обычно вписывались какие-нибудь очень обаятельные и чувственные женщины, я пребывал в неизменно заинтригованном состоянии.
Хотя мое представление о себе как о преступнике мало-помалу размывалось и тускнело, о реабилитации я даже не помышлял. Более того, заботясь о будущем, я задержался в большом метрополисе в Скалистых горах ровно на столько времени, сколько потребовалось, чтобы обзавестись парой документов фиктивного пилота гражданской авиации.
С помощью тех же процедур, которые позволили мне выдать себя за Фрэнка Уильямса, первого офицера компании «Пан-Ам», я сотворил Фрэнка Адамса, якобы второго пилота «Транс Уорлд Эйрвейз», вкупе с мундиром, липовым удостоверением и поддельной летной лицензией FAA. Я также состряпал набор подложных документов, позволявших мне в образе Фрэнка Уильямса быть пилотом хоть «Пан-Ам», хоть TWA.
Вскоре после того меня занесло в Юту – штат, примечательный не только впечатляющей географией и мормонской историей, но и обилием кампусов колледжей. Присвоив пару дипломов, я счел подобающим хотя бы ознакомиться с университетскими кампусами, и потому посетил в Юте несколько колледжей, прогулявшись по их территории и насладившись академическими видами, особенное внимание уделяя студенточкам. В одном кампусе было столько очаровательных девушек, что меня подмывало записаться в студенты.
Вместо того я стал преподавателем.
Как-то раз под вечер, когда я прохлаждался у себя в номере мотеля, почитывая местную газету, мое внимание привлекла заметка об ожидающейся нехватке летних преподавателей в одном из университетов. В ней цитировались слова декана факультета, некоего доктора Эймоса Граймза, весьма озабоченного поисками замены на лето двум профессорам социологии. «Похоже, нам придется искать квалифицированный персонал, готовый преподавать всего три месяца, за пределами штата», – говорил доктор Граймз в статье.
Картина уединения в аудитории с дюжиной или около того сексапильных красоток пленила мое воображение, и устоять я не мог. Я позвонил доктору Граймзу.
– Доктор Граймз, это Фрэнк Адамс, – энергично провозгласил я. – У меня диплом доктора философии по социологии Колумбийского университета в Нью-Йорке. Я тут в гостях, доктор, и узнал из газеты, что вы ищете преподавателей социологии.
– Да, мы определенно заинтересованы в поисках людей, – осторожно ответил доктор Граймз. – Разумеется, вы понимаете, что речь идет о сугубо временной должности, только на лето. Как я понимаю, у вас есть опыт преподавания?
– О, да, – беспечно заявил я. – Хотя несколько лет я этим не занимался. Позвольте разъяснить мою ситуацию, доктор Граймз. Я пилот компании «Транс Уорлд Эйрвейз» и буквально только что списан на землю на шесть месяцев по медицинским соображениям, из-за воспаления внутреннего уха, в настоящее время препятствующего моим полетам. Я присматривал, чем бы заняться на это время, и, когда увидел статью, сообразил, что было бы приятно на время вернуться в аудиторию.
Прежде чем поступить в TWA, я два года прослужил профессором социологии в Городском колледже Нью-Йорка.
– Что ж, определенно похоже, что вы вероятный кандидат на один из наших постов, доктор Адамс, – проникнувшись энтузиазмом, провозгласил доктор Граймз. – Почему бы вам не наведаться ко мне в кабинет завтра утром, чтобы мы могли об этом потолковать?
