– Что ж, определенно похоже, что вы вероятный кандидат на один из наших постов, доктор Адамс, – проникнувшись энтузиазмом, провозгласил доктор Граймз. – Почему бы вам не наведаться ко мне в кабинет завтра утром, чтобы мы могли об этом потолковать?
– С радостью, доктор Граймз. Но поскольку я в Юте совершенный чужак, не подскажете ли, какие документы мне нужны, чтобы претендовать на должность в вашем колледже?
– О, вообще-то вкладыша из Колумбийского университета вполне достаточно. Конечно, если вы сможете получить пару рекомендательных писем из Городского колледжа Нью-Йорка, это будет замечательно.
– Нет проблем. Конечно, мне придется выписать и вкладыш, и рекомендации. Как ни крути, я приехал сюда совершенно неподготовленным, потому что даже не помышлял о временной преподавательской должности, пока не увидел статью.
– Понимаю, доктор Адамс, – согласился доктор Граймз. – До встречи завтра утром.
Хотя мое представление о себе как о преступнике мало-помалу размывалось и тускнело, о реабилитации я даже не помышлял.
В тот же день я написал в Колумбийский университет, запросив полный каталог и все уместные брошюры о школе. Также накатал письмо архивариусу колледжа, заявив, что я выпускник университета Юты, подыскивающий преподавательскую должность в Нью-Йорке, предпочтительно по социологии. А перед отправкой посланий абонировал почтовый ящик в местном почтовом отделении.
Встреча с деканом Граймзом прошла как по маслу. Похоже, я с порога произвел на него благоприятное впечатление, и бо́льшую часть времени, включая и неспешную интерлюдию в виде ланча в факультетском клубе, мы провели за обсуждением моей «карьеры» пилота. Доктор Граймз, как и многие представители сидячих профессий, имел весьма романтическое представление о пилотах гражданской авиации и алкал подтверждения своих волнующих иллюзий. У меня в запасе имелось более чем достаточно баек, дабы насытить его аппетит до чужих приключений.
– Ничуть не сомневаюсь, что мы сможем воспользоваться вашими услугами этим летом, доктор Адамс, – сказал он при расставании. – Лично я буду ждать вашего пребывания в кампусе с нетерпением.
Материалы, запрошенные из Колумбийского университета и Городского колледжа Нью-Йорка, прибыли в течение недели, и я съездил в Солт-Лейк-Сити, чтобы приобрести все необходимое для моей текущей фабрикации. Мой законченный «вкладыш» был произведением искусства. В нем значился средний балл 3,7 и указывалась тема докторской диссертации «Социологическое влияние авиации на сельское население Северной Америки». Как я и предполагал, ответ от архивариуса поступил на официальном бланке колледжа. Я отрезал от него шапку и с помощью скотча и высококачественной гербовой бумаги создал чудесное факсимиле бланка колледжа. Обрезав его до стандартного формата бумаги для машинописи, я написал себе два рекомендательных письма – одно от архивариуса, а второе от главы кафедры социологии.
В обоих письмах я постарался не перегнуть палку. Они лишь упоминали, что я был преподавателем социологии в Городском колледже Нью-Йорка в течение 1961–1962 годов, что аттестационная комиссия факультета выставила мне весьма пристойные оценки и что я уволился по собственному желанию, чтобы поступить в гражданскую авиацию в качестве пилота. Потом отвез письма в мини-типографию в Солт-Лейк-Сити, где заказал по дюжине экземпляров каждого, сказав типографу, что подаю заявления в ряд университетов с целью найти пост преподавателя, и потому мне нужны запасные копии на гербовой бумаге. Очевидно, в моей просьбе не было ничего необычного, потому что он исполнил заказ, не вдаваясь в подробности.
В Сьерре собиралась гроза, но она была сущим пустяком по сравнению с ураганом преступлений, который я вскоре сотворил собственноручно.
Когда я отдал документы доктору Граймзу, он проглядел их лишь мельком. Представил меня заместителю заведующего кафедрой социологии доктору Уилбуру Вандерхоффу, который тоже лишь бросил на них взгляд, прежде чем отдать в отдел кадров факультета для приобщения к личному делу. Не прошло и часа, как меня наняли преподавать в течение двух шестинедельных летних семестров, положив жалованье в 1600 долларов за каждый. Меня подрядили читать девяностаминутный вводный курс утром три дня в неделю и девяностаминутную лекцию для второкурсников днем, дважды в неделю. Доктор Вандерхофф предоставил мне два учебника, на которые надо опираться при подаче материала, а также журналы посещаемости.
– Если вам понадобится что-нибудь еще, то, скорее всего, вы найдете это в книжном магазине. У них есть стандартные бланки требований, – сообщил доктор Вандерхофф и широко улыбнулся. – Я рад, что вы молоды и энергичны. Наши летние группы социологии обычно переполнены, и свою зарплату вы отработаете с лихвой.
До начала первого летнего семестра у меня было в запасе три недели. Якобы ради того, чтобы освежить знания, я посетил несколько лекций доктора Вандерхоффа – на самом же деле затем, чтобы получить представление о том, как читаются лекции в колледже. По вечерам я штудировал оба учебника, которые нашел и интересными, и весьма информативными.
Вандерхофф оказался прав. Обе мои группы оказались большими. На мой курс записались семьдесят восемь первокурсников и шестьдесят три второкурсника, в обоих случаях с явным перевесом нежного пола.
Это лето было одним из самых приятных в моей жизни. Я вовсю наслаждался своей ролью преподавателя. Как и мои студенты, ничуть не сомневаюсь. Курсы я читал по учебнику, как и требовалось, и тут не встретил ни малейших трудностей. Я просто опережал своих студентов на главу, выделяя в тексте места, которые хотел подчеркнуть. Но почти ежедневно я отклонялся от учебника, разглагольствуя о преступности, проблемах молодежи из распавшихся семей и воздействии таковых на общество в целом. Мои экскурсы – по большей части почерпнутые из собственного опыта, о чем студенты не догадывались, – неизменно возбуждали оживленные дискуссии и дебаты.
По выходным я расслаблялся, углубляясь в ту или иную живописную страну чудес Юты, обычно в компании не менее чудесной спутницы.
Лето пролетело стремительно, как весна в пустыне, и когда оно кончилось, я познал искреннее сожаление. Доктор Вандерхофф и доктор Граймз были в восторге от моей работы.
– Будьте на связи с нами, Фрэнк, – сказал доктор Граймз. – Если у нас когда-нибудь откроется вакансия на постоянную должность профессора социологии, мы бы хотели попытаться заманить вас с небес к нам на землю.
Никак не менее полусотни студентов изыскали способ встретиться со мной, чтобы сообщить, как им понравились мои лекции, попрощаться и пожелать мне удачи.
Покидать ютскую утопию мне не хотелось, но веского повода остаться я не нашел. Застрянь я здесь надолго, прошлое наверняка настигло бы меня, а мне не хотелось погубить свой имидж в глазах этих людей.
И я направился на запад, в Калифорнию. Когда я пересекал горы, в Сьерре собиралась гроза, но она была сущим пустяком по сравнению с ураганом преступлений, который я вскоре сотворил собственноручно.
VI. Лохотронщик в «Роллс-Ройсе»
Бывший начальник полиции Хьюстона однажды сказал обо мне: «Фрэнк Абигнейл мог выписать на туалетной бумаге чек, якобы выданный казначейством Конфедерации южных штатов[27], подписать его “Л. О. Хотрон” и обналичить в любом банке города, в качестве удостоверения личности предъявив гонконгские водительские права».
В Юрике, штат Калифорния, подтвердить справедливость этого утверждения мог бы не один банковский служащий. По правде говоря, если бы оно было оформлено в виде подписного листа, в стране нашлись бы десятки кассиров и банковских администраторов, с готовностью поставивших бы в нем свой автограф.
На самом деле в столь откровенные махинации я не пускался, но некоторые из моих выходок в отношении банковских работников заставили бы их густо покраснеть, не говоря уж о том, что дорого им обошлись.
Юрика стала отправной точкой для меня как эксперта-фальсификатора. Конечно, я был старшекурсником по фабрикации бумаг уже по прибытии, но на диплом магистра сдал чековыми мошенничествами в Калифорнии.
Юрику в качестве вехи своей переменчивой карьеры я выбрал отнюдь не намеренно. Она была попросту промежуточной остановкой по пути в Сан-Франциско, но неминуемое появление девушки заставило меня задержаться, чтобы несколько дней поиграть в семью и поразмыслить о будущем. Я был одержим стремлением покинуть страну, смутно страшась, что свора агентов ФБР, шерифов и детективов наступает мне на пятки. Ощутимых причин для подобного беспокойства не было. Я не кидал никого никчемным чеком уже почти два года, а «второй пилот Фрэнк Уильямс» столько же времени прятался в шкафу. Мне бы чувствовать себя в достаточной безопасности, да не тут-то было. Я был весь на нервах, издерган и полон сомнений, и видел копа в каждом, кто одарил меня хоть мало-мальски внимательным взглядом.
