Ознакомительная версия.
– Отойдешь тут, – пробурчал тот. – Чуть-чуть бы и в лоб!
– Чуть-чуть не считается! – засмеялся Маслов. И такими смешными показались всей разведке эти слова «чуть-чуть», что хохоту хватило до самого Джелалабада.
* * *
Пересыльный пункт в Кундузе, куда бросили разведку, – это глиняная хибарка, именуемая «офицерским общежитием», и несколько палаток вокруг нее с высоко поднятыми закрученными нижними краями – иначе в них испечешься, как в духовке.
Пятый день уже поджаривается разведбат на этом пятачке. Построения, надоевшее «сто первое» предупреждение Шпагина. «За границы лагеря не выходить! Соблюдать порядок и дисциплину», нудные, удлиненные политзанятия… Даже гитара в какой-то палатке, так радовавшая весь лагерь, теперь подает какой-то сухой, надтреснутый, вялый звук. «За каким чертом нас сюда принесло? В Джелалабаде, что ли, не было работы?» – раздраженно обвел усталыми глазами раскаленную округу Зубов.
Наваливалась глухая ватная тоска, тошнотворная и безвольная, самое опасное состояние, которого боялся Зубов. Он знал за собой слабость: в таком состоянии обязательно что-нибудь выкинет, за что потом стыдно будет.
Но он уже знал и лекарство от приступа тоски: сесть за письмо к жене. И, плюнув на душную пыль, он поспешил в хибарку, вытащил из-под кровати десантный ранец и уткнулся в белый квадрат бумаги, в котором, как на волшебном экране, возникает все, что захочешь…
«Лекарство» подействовало освежающе, и Зубов подходил к своему взводу уже в хорошем настроении. И гитара, оказывается, не такая уж нудная. Да и громкий разговор из палатки третьего взвода не похож на ленивое перебрасывание малозначительными репликами изнывающих в духоте. «Опять Губин что-нибудь взбаламутил», – улыбнулся про себя взводный и поднырнул под край палатки.
– Встать! Смирно! – скомандовал полуголый Маслов.
– Вольно. Садись, – разрешил Зубов и сам опустился на один из расстеленных матрасов. – О чем бурные прения?
– Так точно, преем, товарищ старший лейтенант, – мгновенно нашелся Вовка.
– Да вот, – ответил Маслов, – Губин уверяет, что летчики в горах на глазок бомбы кидают. Я же доказываю, что у них есть приборы для прицельного бомбометания.
– Та хиба можно Губину верить? – убежденно сказал Вареник. – Трепло!
– Пусть я трепло, – смиренно согласился Вовка, – но скажи, пожалуйста, Гришенька, почему они часто не попадают? А почему нас вместо духов накрыли под Хисараном? А? Что-то не слышу компетентного объяснения!
– А ведь Губин прав, – поддержал его Зубов, растянувшись на матрасе. – После того случая в Хисаране я специально ходил к штурмовикам. Завел я их своими вопросами, потащили они меня на аэродром, посадили в кабину, нахлобучили на меня шлем, «горшок», по-ихнему. «Ну и как обзор?» – спрашивают. «Не очень», – говорю. «А теперь представь скорость и горные лабиринты. На все – секунды». – «Вы же снижаетесь при бомбометании. Да и мы под пулями оранжевым дымом себя обозначаем». – «А у нас, – говорят, – приказ: ниже двух тысяч метров не снижаться, чтобы потерь было меньше. Хотя по нормам при бомбометании из пике надо выходить на высоте 500 метров». – «Кто же, – говорю, – такие дурацкие приказы вам дает: себя сохранять ценой наших жизней?» – «А что, – отвечают, – вам разве дурацкие приказы не дают?»
– Товарищ старший лейтенант! – прервал его вошедший дневальный. – Там какой-то тип. Орет, придирается, вас требует.
Выйдя из палатки, Зубов увидел под грибком дневального человека в маскхалате, панаме и темных очках, дергающегося, как заводная кукла.
– Подойдите ко мне! Как вас там? – скомандовала «кукла» и сразу набросилась: – Почему у вас люди отдыхают, когда должны работать? Почему дневальный сидит на пустой банке? Почему?..
– Потому что… – еще добродушно хотел съязвить Зубов, дескать, потому, что банка опустела уже, но быстро вспылил: – А кто вы такой?
– Я полковник Хмельницкий, зам по тылу дивизии. А кто вы?
Пришлось представиться по форме.
– Почему без звездочек на хэбэ, товарищ старший лейтенант?
– В бою обычно звездочками не сверкают…
– Молчать! Чтобы через пять минут были! Где ваш командир роты? Кто? Вон тот, в кроссовках? Товарищ капитан, ко мне бегом марш! – И не давая Шпагину времени разглядеть свою подозрительную фигуру без опознавательных знаков, заорал: – Я полковник Хмельницкий! Какого черта у вас люди спят по палаткам средь бела дня? Постройте роту и займитесь уборкой территории вокруг лагеря!
– Комбат приказал отдыхать, товарищ полковник, – Шпагин подошел и встал рядом с Зубовым.
– Где комбат?
– Вон у хибары, в тельняшке.
– Ну и воинство! Один в кроссовках, другой в тельняшке. Что за слова, товарищ капитан? Это не «хибара», а офицерское общежитие. Не для таких бездельников я его строил. Почему у вас, комбат, люди «тащатся»? – накинулся теперь полковник на подошедшего ленивой походкой комбата.
– Люди не тащатся, а отдыхают перед боевыми действиями, товарищ полковник.
Полковник еще больше задергался, разительно контрастируя с медленными движениями и словами комбата:
– Вы уже пятый день отдыхаете. За это время могли бы свинарник достроить.
– Разрешите обратиться! – подбежал к группе офицеров связист. – Получен приказ поднять батальон и выдвигаться на аэродром в полном вооружении. Вылет на боевые действия через сорок минут.
– Извините, товарищ полковник, – так же не спеша откозырял комбат. – К сожалению, не можем принять участие в строительстве свинарника.
Офицеры побежали облачаться в боевую одежду, оставив полковника в позе, как будто у куклы внезапно кончился завод.
– А ты говоришь, некому давать дурацкие приказы! – хлопнул по плечу Губина Ержан. Они слышали весь разговор офицеров возле их палатки.
– Мало ли, что я говорил, – среагировал Вовка. – А ты теперь понял, почему компот у нас такой несладкий?
* * *
Маслов даже невооруженным глазом в прорези прицела крупнокалиберного пулемета видел группу душманов на склоне соседней горы, где и был укрепрайон, который им предстояло брать. Вот они! Мелькают между кустов. Ребристый ствол пулемета с квадратным набалдашником в его руках непроизвольно перемещался с одной цели на другую. Краем глаза Маслов видел, что разведчики взвода прикипели к оружию и впились в тот склон. Гриша Вареник с Ержаном уже приготовили к «работе» свои «ПК», Вовка, «ассистируя» гранатометчику, как всегда, суетился в нетерпении. А Зубов все медлит, не дает команду. Он что, не видит в свой десятикратный бинокль то, что видят все?
– Ну как, товарищ старший лейтенант, – не удержался Маслов, – будем смотреть или стрелять? – И, переступив через труп моджахеда, он присел к взводному. – Дайте глянуть.
– Погоди, Паша, погоди… Эту-то высотку мы взяли с ходу. А впереди – серьезный орешек. Главное – атака второго взвода. А вот где же они ползут, не могу разглядеть. Ага, вот они! Сейчас подползут поближе к душманам, и начнем.
Передав бинокль Маслову, Зубов подсел к рации:
– Ладога! Я Мажор-3. Мажор-2 на подходе. Скоро начнем.
В перекрестии сетки бинокля картина предстала еще тревожнее: к скалам укрепрайона снизу вверх, от куста к кусту медленно ползли разведчики второго взвода. Сверху вниз к тем же скалам на помощь обороне спешили разрозненные группки моджахедов, наверное, остатки разгромленных с вертолетов постов прикрытия. А посередине, в самом укрепрайоне, возле костерика душманы спокойно попивали чаек.
– Ах, мать вашу… – цедил сквозь зубы Паша, – да торопитесь же, мужики! Пока доползете, туда целая армия притащится. – И вдруг заметил моджахеда, который прыгал с камня на камень, держа автомат, как мотыгу, на плече. Внезапно он замер в полуприседе и заорал, показывая рукой в сторону, где полз второй взвод.
– Наших заметили! Огонь! – одновременно с моджахедом закричал Маслов и, путаясь в полах длинного чапана, уже не прячась, кинулся к «ДШК», и его грохот словно сдетонировал оглушительный взрыв боя, заполнивший ущелье и окрестные горы.
«Своего» моджахеда Маслов изрешетил тут же, на том же камне, с которого тот увидел шурави, но шедшие за ним и предупрежденные его криком успели залечь за выступы скал на самом хребте и прижали сбоку второй взвод, который должен был кинуться в атаку на укрепрайон.
Меняя коробку за коробкой, Маслов бил по хребту, не давая высунуться никому из этой опасной группы, вдруг появившейся на фланге атакующего взвода.
Зубов не успел «обидеться» на сержанта за самовольную команду «Огонь!». Схватив снова бинокль, он сразу же уловил, что терять нельзя ни мгновения, одобрил действия Маслова, который верно определил самую опасную точку. И вдруг пулемет замолк: снайперские пули отогнали Маслова от него.
«Надо что-то делать, надо что-то делать, надо что-то делать…» – пулеметной очередью била по мозгам Зубова тревога. А тут еще и Маслов подполз:
Ознакомительная версия.
