Ознакомительная версия.
– Козел ты, Губин, вот что я тебе скажу. Козел, и больше никто! Теперь за твои «умные» вопросы взводного из партии вытурят. Ты доволен? Ты этого хотел?
– А что я? Неправду, что ли, сказал? Все спрашивают: за что воюем, с кем воюем? – виновато оправдывался Вовка. Замолкли, но не расходились. Вдруг прозвучал голос Вареника:
– Кольку з першого взводы вбили. Вин «зеленых» прикрывал, а воны курей в торбы пхалы.
– Что, не так? – чуть не взвизгнул Вовка.
– Да так, все так! – спокойно сказал вошедший в палатку Зубов. Он появился за спинами сидящих солдат, все резко обернулись на голос, но никто на этот раз не скомандовал: «Взвод, смирно!» На него смотрели десятки вопрошающих с болью глаз. Чуть сфальшивишь сейчас, погаснут глаза, отвернутся или потупятся и никогда уже больше не взглянут на тебя с надеждой. А как ты поделишься с ними своими отчаянными мыслями, терзающими тебя денно и нощно? Как распишешься перед ними в бессилии осмыслить свою дурацкую миссию на этой чужой земле?
Подполковнику легче: он тебе и выспится, и на тебя изольет свой «благородный» гнев: «Распустил подразделение!» А ты один на один перед этими «вверенными» тебе глазами, в которых сейчас светятся встревоженные души твоих родных соотечественников, по-детски беспомощно ждущих твоего авторитетного слова. Знать бы это слово! Политотдел на что уж речистый, и то заикается. Заело его на одном: «Интернациональный долг!» Да каждый из нас, тот же Губин, готов его выполнить до конца. Отчего же сами афганцы его не выполняют?
– Решаем не мы, Губин, – всему взводу сухо сказал Зубов. – Наше дело выполнять приказы и не рассуждать, нравятся они нам или нет. С кем и как воевать – дело большой политики.
Не любил Зубов это выражение – «большая политика». Оно всегда ему напоминало «большую дубинку». А никуда не денешься: пришлось хвататься за нее и прихлопнуть излишне любопытствующего Губина. Да и остальных заодно. Профилактически. Чтобы в следующий раз «умнее» были и не задавали «глупых» и неудобных вопросов.
У Зубова дернулась щека, как от оскомины, он взглянул на часы и решил как-то разрядить тягостную обстановку:
– Ого! Уже через десять минут нам надо быть в политотделе, Губин. Не забудь полотенце, мыло, щетку.
– А это зачем? – искренне удивился Вовка. И только когда весь взвод захохотал, догадался, на что намекал взводный.
* * *
Потеря сына на Каир-Хана повлияла по-особому. Все окружение страшилось его ненависти. В гневе он страшен, но и беззащитен. «Полезет напролом, угробит все племя», – шептались между собой старейшины. Но он, наоборот, замкнулся. Не выходил за свой дувал, сидел целыми днями, вздыхая и перебирая четки.
– Господин, господин, – просунул голову из-за занавески слуга, – там делегация. Говорят, от Хекматияра.
– От Хекматияра? – встрепенулся Каир-Хан. – Зови в дом немедленно. Да позови старейшин и командиров групп.
Посол Хекматияра, высокий и худой старик, со своими тремя чернобородыми красавцами вошли в дом с понурой головой, показывая всем своим видом, как они скорбят и разделяют неизбывное горе отца.
Затем, после подробных расспросов о здоровье, посол нащупал тропку к своему делу.
– Семь лет уже воюем с советскими оккупантами. Какое тут здоровье? Кстати, ты не забыл, Каир-Хан, что через неделю как раз будет седьмая годовщина прихода на нашу землю шурави?
– Мне некогда размышлять на такие темы, – мрачно ответил Каир-Хан, напряженно стараясь уловить нить мысли посла. – Я больше мечтаю о том, когда они уйдут.
Но посол и не думал хитрить. Стал официально излагать цель своей миссии:
– Руководство Исламской партии Афганистана решило использовать эту годовщину для того, чтобы показать всему миру возросшую силу борцов за веру. Нужен образцово-показательный разгром какого-нибудь советского подразделения. На уровне батальона или хотя бы роты. Весь бой должен быть заснят на пленку, чтобы показать на Западе. Хекматияр надеется на тебя, считает, что на вашем направлении это удастся лучше. Предлагает помощь оружием и деньгами.
Посол, сразу выложив главное, застыл в смиренной позе, готовый учтиво принять ответ, сколько бы его ни пришлось ожидать. А Каир-Хан погрузился в долгое раздумье. Начал говорить как бы сам с собой, не обращая внимания на посланцев Центра.
– Для образцово-показательного разгрома у меня нет сил. Да и разгромить шурави, если они на технике, почти невозможно. А в горы они просто так не пойдут. Нужна хитрость. А она дорого стоит. Ответим отказом. Нет, нам самим не справиться.
И потянулся к чашке с остывшим чаем.
«Ну, старая лисица, цену себе набивает. Впрочем, понять его можно: победу разделят все, поражение позором ляжет на его племя», – думали про себя посланцы, переглядываясь между собой и поглаживая бороды.
– Вожди окрестных племен согласились принять участие в операции, – выкладывал запасные козыри посол. Из Пакистана к вам придут двенадцать караванов с оружием и боеприпасами и миллион долларов – премия для победителей. Разве мало?
– Мало, – сверкнул глазами Каир-Хан. Я хорошо знаю своих соседей и их «поддержку». Сколько раз они меня в серьезных боях подводили, пакостные и трусливые. А шурави потом вымещают злобу на моих кишлаках.
– Гульбеддин велел сказать тебе, – извлекает последний козырь посол, – что с вашего согласия сюда будет направлен батальон «Черный аист».
Маска непримиримого отказа исчезла с лица Каир-Хана. В глазах засветился интерес. «Черный аист» пока не знал поражений. Если Хекматияр посылает свой лучший батальон, отказываться неприлично.
– А доллары мы будем делить с ним? – скорее для формы спросил Каир-Хан, чтобы иметь оправдание для изменения позиции.
– Нет, нет! – обрадованно запротестовали все посланцы. – Они получают свое отдельно.
– Передайте Хекматияру – Каир-Хан принимает предложение.
– Осталось решить, как заманить шурави в горы, – робко предложил посол.
– Это моя забота, – недобро отрезал Каир-Хан.
Проводив гостей, верный и преданный Масуд остался у двери с полупоклоном, понимая, что хозяин должен будет отдавать приказания.
Каир-Хан долго молчал, покручивая на столике пустую чашку, потом спросил Масуда:
– Не подох еще в зиндане твой родственник из Чаприара? Мухамед-голь, кажется?
Масуд почернел.
– Опять попрекаешь меня этим выродком? Позволь, я собственной рукой вырву его вонючее сердце.
– Я спрашиваю, жив ли он?
– Жив.
– Способен бежать?
Масуд удивленно разогнулся:
– Из того зиндана никто…
– Знаю! – перебил Каир-Хан. – Переведи его туда, откуда можно убежать. Да перед этим кому-нибудь передай тайну, чтобы Мухамед-голь случайно услышал.
– Какую тайну, мой господин?
– Ты слышал: двенадцать караванов скоро придут сюда. Говори, что они привезут оружие на базу в Чаприаре…
Масуд задохнулся даже от гениального замысла Каир-Хана: Чаприар в глубине ущелья, тупик, капкан. А Мухамед-голь обязательно поведет шурави в свой кишлак, который давно опустел. Но он даже не улыбнулся. Только склонился в почтении.
* * *
– Обнаруженная база представляет собой перевалочный пункт подвоза боеприпасов в нашу провинцию, – тыча указкой в карту с видом всесведущего, объяснял начальник штаба батальона. Мокрый платок уже не справлялся с его потной шеей. – Таким образом, товарищи офицеры, захват и уничтожение базы, а затем комбинированное минирование позволят как минимум на несколько месяцев перерезать душманам пути снабжения, что, естественно, снизит их боевую активность.
– Есть вопрос, товарищ майор, – поднялся Шпагин. – Мне кажется странным, что столь крупная, по разведданным, база прикрывается лишь двадцатью душманами и двумя «ДШК».
– У вас вопрос или соображение, товарищ капитан? – промокая шею, съехидничал майор.
– Вопрос такой: можно ли доверять тому перебежчику, о котором вы говорили? – жестко спросил Шпагин и отпарировал майору: – Есть и соображение – идти туда всем батальоном, взяв с собой танки и артиллерию.
Майор усмехнулся, дескать, такие соображения мы проходили в первом классе.
– А что касается этого афганца, сообщаю для несведущих: у него душманы всю семью вырезали. И он уже не первый раз доказывает свою преданность народной власти. – И стал учить всех, глядя прямо в глаза Шпагину, своей штабной мудрости: – Танки и стволы замедлят движение к базе. А операция должна быть внезапной. Отделение спецминирования и пара собак – вот все, что можно придать вашей роте. Выход завтра в полночь.
Он закончил, все поняли, что это приказ, а он обсуждению не подлежит, поспешно свернули свои карты и потянулись из штаба. Только офицеры роты Шпагина, как в замедленной съемке, медленно убирали планшеты и инстинктивно начали группироваться вокруг своего командира. Его предчувствие не давало им покоя. Зубов даже протянул вслух:
Ознакомительная версия.
