Ознакомительная версия.
Есть в книгах и другие записи, интересные тем, что они весьма подробно рассказывают о том, как люди путешествовали в те времена: «И за счет леди графини Уорвикской отправились водным путем из Руана в Париж. Путешествие началось в субботу 1 декабря, все плыли по реке в течение семи дней и, таким образом, прибыли в Париж в ночь с пятницы на субботу – с мадам Тэлбот, двумя девицами, тремя дворянами, одним слугой, мадам Годард с одной девицей, двумя йоменами, одним пажом, четырьмя королевскими офицерами, один дворянин кардинала с одним йоменом и двумя оружейниками, в одно время с пятьюдесятью четырьмя другими гостями». «И наняли одну баржу в Руане для перевозки припасов и продовольствия лорда, а именно пшеницы, овса, рыбы и дров и других предметов до Парижа, куда лорд направлялся на коронацию короля… и к пятнадцати баржам наняли еще одну для лорда герцога Бедфорда, для леди Уорвик с леди Тэлбот и девицами леди и с многими королевскими офицерами от Руана до Парижа на коронацию короля с платой 10 шиллингов мостовой пошлины… и передано из рук лорда и леди хозяину баржи за труды перехода от Руана через Париж – 8 фунтов 5 шиллингов – до Турнуа.
И за купленные четыре новых колеса для кареты лорда, а также на железо и гвозди для ремонта корпуса упомянутой кареты и за надзор Джона Болла вкупе с четырьмя постромками, купленными для той же работы. И за изготовление одной кареты для лорда под надзором Джона Болла».
В книге множество записей такого рода, и они показывают, что путешествия по дорогам в каретах, бывших четырехколесными экипажами такого же типа, какие использовались во времена Карла I двести лет спустя, были почти столь же обыденным явлением, как и путешествия по воде.
Когда в 1435 году умер Джон, герцог Бедфордский, граф Ричард стал генерал-лейтенантом всего Французского королевства – если, конечно, иметь в виду его английскую часть, которая несколько сократилась в размерах и которую граф старался снова расширить. «Представление…» продолжает: «Немедленно после того он сел на корабль вместе с леди и сыном, чтобы отправиться через[1]. Заметив страшную опасность – ибо их застигла страшная буря, он приказал привязать себя и своего сына к главной мачте, чтобы, если они погибнут, его бы потом опознали по гербам, и их похоронили бы вместе». Но и графу, и его сыну удалось невредимыми добраться до Франции. В этом месте историк Дагдэйл добавляет кое-что и от себя: «О виде и блеске его экипажа, коим он воспользовался во время этого путешествия, можно в некоторой степени судить по счету, предъявленному художником…» Потом приводится копия счета, из которого становится ясно, какую большую работу пришлось выполнить художнику, нанятому магнатом. По большей части это геральдическое украшение щитов и знамен, большие вымпелы для кораблей и флажки для копий рыцарей. Все это горело яркими живыми геральдическими цветами: изображения медведей на гербах Ги, Бошампа и Хэнслапа и зазубренные знамена Уорвиков, – а также другие гербы и эмблемы его семьи и дома.
К моменту своей смерти, наступившей в 1437 году, граф Ричард был одним из наиболее влиятельных государственных деятелей и любимым многими военным героем. Ему было тогда 58 лет – это немного по нашим современным меркам, но для XV века это была почти старость. Он умер в Руане, поэтому для погребения его тело пришлось перевезти в Уорвик.
Похороны Ричарда Бошампа были, видимо, весьма пышными и торжественными, хотя гробница еще не была готова. Действительно, часовню, в которой собирались устроить усыпальницу, не достроили. Она была построена только шесть или семь лет спустя, и только тогда началась работа с надгробием. Оно было спроектировано одним из лучших каменотесов того времени – лондонским «мраморщиком» (скульптором) Джоном Эссексом. Правда, большую часть работы выполнил мраморщик Джон Брод из Корфа в Дорсете, который начал трудиться над надгробием могилы задолго до того, как оно было закончено в 1454 году. Убранством капеллы занимались два других ведущих ремесленника, Прадд – королевский стекольщик, который оформлял окна, и Ричард Берд, плотник из Лондона, изготовивший резные доски панелей, которые до сих пор находятся в часовне, и экран, прикрывающий орган.
Все скульптурные работы – а их в капелле множество – были выполнены Джоном Массингемом, достойным современником Донателло и самым именитым английским скульптором той эпохи. Некоторые детали он резал по дереву – это были маленькие фигурки, установленные в нишах по бокам надгробия, – так называемые плакальщики, а в 1450 году Массингем принялся за изготовление изваяния графа в натуральную величину в доспехах. Когда все детали были закончены, их отправили господину Уильяму Остену, лондонскому меднику, который отлил их по представленным моделям из бронзы, которую затем покрыли позолотой. Массингему заплатили за работу 66 фунтов, по современному курсу это около 35 тысяч долларов. Деньги были выплачены за период с 1447 по 1449 год за работу в капелле. Кроме того, в нашем распоряжении имеется счет, который оплатили Остену за отливку изваяния.
Рис. 2. Голова изваяния Ричарда Бошампа, превосходный скульптурный портрет. Модель для этого портрета была вырезана из дерева мастером Джоном Массингемом. Если модель не была вырезана при жизни графа, то, вероятно, ее изготовили по посмертной маске.
Вы можете задать мне вполне резонный вопрос: если это изваяние представляет собой портрет графа, то как можно было добиться портретного сходства пятнадцать лет спустя после смерти? Ведь не мог же граф Ричард встать из гроба и позировать Джону Массингему. Разгадка весьма проста – дело в том, что в XIV—XV веках, а возможно, и раньше, существовал обычай делать восковой или гипсовый слепок с лиц умерших выдающихся людей. Это делалось для того, чтобы добиваться полного портретного сходства изображений лица, которое добавлялось к выполненной в полный рост фигуре, одетой в парадные одежды и уложенной на гроб или на катафалк в похоронной процессии. В музее, расположенном в монастыре Вестминстерского аббатства, выставлены такие «посмертные маски» нескольких средневековых монархов. Самые лучшие из них – маски Эдуарда III (ум. 1377), Анны Богемской (супруги короля Ричарда II; ум. 1393) и Генриха VII (ум. 1507). Если сравнить эти точные слепки августейших лиц с лицами изваяний, находящихся в аббатстве, то можно заметить, что скульптор пользовался посмертной маской как моделью. То же самое можно сказать и о скульптурном портрете Ричарда Бошампа. Джон Массингем вырезал из дерева портрет графа, имея перед глазами посмертную маску. Перед его глазами стояли также и доспехи. Но в качестве модели он использовал отнюдь не старые латы графа Ричарда. Массингем вырезал свои скульптуры в 1450—1454 годах. Аристократ умер, если вы помните, в 1439 году, и за прошедшие с тех пор одиннадцать лет стиль доспехов немного изменился. Доспехи, которые мы видим в капелле церкви Святой Марии, вполне соответствуют по стилю доспехам 1450 года. Есть несколько сохранившихся образцов, которые показывают, что такие латы не могли быть изготовлены раньше 1450 года, а на многих итальянских картинах, выполненных в период с 1445 по 1455 год, мы видим в точности такие же латы.
Такие мастера, как Джон Эссекс, Джон Брод и Ричард Берд из Лондона, работали в крупных замках. Известные и даровитые архитекторы, возводившие кафедральные соборы и аббатства, строили также и замки, предварительно консультируясь с военными людьми, которые знали, что им нужно, например, с такими, как Ричард Львиное Сердце. Он и сам был превосходным знатоком строительства замков, великим воином, изящным поэтом и сочинителем песен. Однако замки, бывшие культурными центрами и жилищем богатых людей, нуждались не только в укреплении, но и в красивом убранстве. Поэтому в любой период эпохи замков только лучшим ремесленникам и выдающимся художникам поручали изготавливать панели для обшивки стен капеллы, большого зала, солярия господина и его спальни, вставлять в окна зала и капеллы узорчатые стекла, ткать ковры для стен и расписывать их там, где они не были закрыты коврами или деревянными панелями. Эти замки не были фортами – они были жилыми домами для богатых и знатных.
Глава 2
Замки, помещики и рыцари
Когда мы стоим под стенами средневекового замка, то обязательно думаем о войне. В своем воображении мы слышим рев и шум битвы – лязг стали, боевые кличи, скрип, треск и стук баллист, громоподобные звуки, издаваемые вылетающими из них камнями, ритмичный и зловещий бой таранов и стенобитных машин, шипение кипящего масла, которое льют осажденные в ров на воинов противника, трескучий свист летящих стрел. Стоит нам представить замок изнутри, как перед нашим внутренним взором предстают свирепые бароны, окруженные ордами вооруженных до зубов солдат и пирующие во внутреннем зале замка, в то время как несчастные узники, лишенные света и пищи, умирают в кишащих крысами подвалах донжона, сгнивая заживо на мокрой вонючей соломе. От этой весьма колоритной картины, навеянной романтическим невежеством, тем более трудно отказаться, что в ней есть небольшой элемент истины. Были осады и жестокие битвы под стенами замков. Были и бароны, которые, правда, в целом менее свирепы и более цивилизованны, чем их описывают нам романисты. Были конечно же и несчастные узники.
Ознакомительная версия.