книга спроса не имеет. Вот и весь наш библиотечный фонд. А стихи многие выучили наизусть. Вон у нас партизан Миша есть, бывший колхозный бригадир. Так он о себе теперь только в третьем лице говорит и перед операцией декламирует из Гейне: «В битве, в битве находил он сладострастное блаженство, и сражаться с дикарями шел всегда с веселым смехом».
Сожженный Германией Гейне нашел своих настоящих ценителей в Брянских лесах. Люди, живущие в землянках, одетые в лапти и рваные полушубки, стоят на такой высокой ступени культуры, что могут с презрением, сверху вниз смотреть на своих врагов, диких, разоренных ослов, обладающих всеми материальными дарами цивилизации.
Запищал телефон. Командир взял трубку. Можно было услышать чей-то голос, отдаленный, видимо, не очень большим расстоянием.
— Тридцать немецких автоматчиков на лыжах пересекли кромку у знака 20 и углубились в чашу.
— Пропустите их дальше, — ответил негромко командир.
— Давайте пить чай, — сказал как ни в чем не бывало Василий Андреевич.
На столе появились кружочки печенья с вытесненной на них фирменной маркой «Глория — Будапешт», варенье в большой эмалированной банке с этикеткой, изображающей три вишни и надписью на французском языке, две плитки шоколада в белых обертках, на которых красовались тучные рыжие коровы и украшенные виньеткой слова: «Молочный. Амстердам».
— Питаемся за счет немцев. — довольно усмехнулся командир. — Награбленное в Европе им часто впрок не идет — достается нам. Здесь вообще почтя всё немецкое — телефонные аппараты, провода, оружие, радиостанции, патефоны, носовые платки, движки… О продуктах нечего и говорить. Конечно, такое угощенье у нас редкость, — продолжал командир, указывая рукой на стол. — Бывает, и на конине сидим. Но опять же — за счет немецкой и венгерской кавалерии.
Снова запищал телефон. Голос в трубке был явственно слышен:
— Автоматчики прошли квадрат 202.
— Пусть идут. Не трогайте, — отозвался командир и, поднявшись из-за стола, отдернул шелковый занавес, покрывавший всю стену от потолка до пола и от окна до дверей комнаты. Глазам открылась огромная географическая карта.
— Мы находимся здесь, — сказал командир и ткнул карандашиком в красный треугольник, — а немецкие автоматчики — вот тут, — и карандашик скова царапнул карту. — Любопытен я знать, куда они держат путь и что их интересует.
Опять засигналил телефон. Тот же голос:
— Лыжники повернули на север и идут в квадрате 185.
— Не мешайте им! Пропустить дальше!..
Где-то не очень далеко от нас движется немецкий отряд — автоматчики. Их аммуниция пригнана так, чтобы не производить ни малейшего позвякивания — всё металлическое снаряжение обернуто байкой. Они скользят на лыжах, оглядываясь по сторонам и посматривая на фосфоресцирующие стрелки компасов. У них нет сейчас, наверно, страха перед этим молчащим лесом. Они приняли все меры предосторожности. Их движения бесшумны. Словно тени, мелькают они между деревьями, пробираясь по снежной целине.
Лес молчит. Но к легкому шуршанию тридцати пар лыж прислушиваются десятки ушей. «Пропустить дальше!» И немцы продолжают итти как бы по наглухо закрытому коридору, который перемещается вместе с ними в лесу я создает ям иллюзию свободного передвижения…
Голос в телефонной трубке:
— Немцы остановились — привал или совещание.
— Следите дальше. — ответил командир и, обратившись к тем, кто был в комнате, предложил:
— Идите пока в наш подземный клуб. Я скоро там буду.
…Свежее, залитое солнцем утро. Звенят соловьиные трели. Переливисто поет рожок веселого пастуха. Розовый свет струится сквозь пышные кроны темных дубов. Миром и покоем дышит дорога, вьющаяся среди деревьев. Неяркие лесные цветы, выхваченные золотистым лучом, скользнувшим по листве на зеленую поляну, внезапно сверкают, словно драгоценные каменья. Лес полон идиллического очарования… В землянке вспыхивает свет. Окончилась третья часть кинофильма «Большой вальс», отзвучал мотив «Сказок Венского леса», родившийся в извозчичьей пролетке, катившей со своими седоками на экране.
— Пожалуй, сказки Брянского леса будут позамысловатей венских, — промолвил Василий Андреевич, оглядывая сидевших вокруг партизан, увешанных оружием.
Да и сам этот фильм, демонстрируемый в тылу у немцев воинам, вернувшимся из опасной операции, разве не одна из бесчисленных сказок Брянского леса!? Но мы не знали, что в эту ночь нам еще предстояло узнать много, на первый взгляд, чудесного. Фильм уже окончен. Но командира всё еще нет. Люди в землянке негромко переговаривались. Партизанский радист Виктор Л. заводил патефон. Радиопочерк Виктора Л. хорошо знали в мирное время на Дальнем Востоке и Крайнем Севере, где он работал немало лет.
— Производство «Партизанграмтреста». — сказал Виктор, доставая из круглой жестяной коробки несколько почти прозрачных светложелтых пластинок.
— ???
— А очень просто. Мы тут сконструировали звукозаписывающий аппарат. На пластинки у нас идет смытая рентгеновская пленка и… Да вот сейчас услышите.
Игла мембраны опущена. Светложелтый круг завертелся. Сначала послышалось знакомое хрипение, а затем мы услышали ровный, чистый голос:
«Получил я задание с группой пойти пустить воинский эшелон противника. Набрали взрывчатки, подобрались к полотну железной дороги и начали наблюдать за движением противника, как патрулируется и охраняется железная дорога. Лежа наблюдая, смотрим, появились немцы — 20 человек, во главе с офицером. Как только они прошли, мы сразу позади немцев поставили мины своя. Мина наша изобретена нами. Назвали мину эту «нахальной». Взрывчатки было много. Положили 40 килограммов. Вот…»
В патефоне кто-то солидно откашлялся и продолжал:
«Не успели замаскировать, как появились обратно немцы, группа, которая прошла. Мы спрятались у полотна железной дороги. Из-за кустов наблюдаем за немцами, принимаем решение. Как только немцы начнут нашу мину снимать, так мы начнем стрелять по ним. Ну, лежим, наблюдаем, смотрим, немцы, не доходя 10 метров до мины, закричали по-своему. Как видно, они кричали: «Что такое?! Только прошли — не было ничего, а сейчас партизаны уже поставили мины».
Они начали окружать нас, поскольку зимой на снегу видны следы, а ночь лунная была. Но мы принимаем решение, всё равно, значит, нужно допустить их ближе, тогда уничтожим, чтобы в лоб расстреливать, а иначе нас побьют, поскольку здесь большие силы на дороге, их двадцать человек, а нас только четверо. Вот…
Вскорости свисток поезд подал. Шел воинский эшелон противника. Здесь немцы ракеты бросали, обстреливали нас, кусты обстреливали, ну, нас они не увидали, не заметили, поскольку мы, замаскировавшись, в снегу лежали. Они нас не видели, а мы видали. Вот…» Пластинка добросовестно зафиксировала удовлетворенный смех рассказчика, в снова зазвучал его голос:
«Вдруг они выскакивают на полотно железной дороги, чтобы остановить поезд. Вспомнили, значит. Начал офицер кричать команду «огонь» по-своему, по-немецки, чтобы остановить эшелон, поскольку мина лежит. Но когда они начали стрелять, то машинист подумал: это партизаны обстреливают воинский эшелон, в прибавил еще больше пару. И когда
