Председателя Совета Национальностей, обнаружили, что о Федеративном договоре уже речь вообще не идет, а обсуждается вопрос подписания Союзного договора автономными республиками в составе Российской Федерации. И, потратив целый день, мы так и не пришли к определенному выводу». Это была явная политическая фальсификация. Вопрос о форме подписания Союзного договора был одним из важнейших при доработке Федеративного договора, потому что многие республики боялись исключения из числа субъектов Союза, если они подпишут Федеративный договор. Может быть, кому-то требовалось специальное разъяснение, но только не Анатолию Александровичу. Видимо, политическая культура, а точнее, ее отсутствие, сыграла роль. В перерыве я подошел к нему:
– Анатолий Александрович, вы же умный человек, как же можете выступать с такими речами? Вы ведь знаете мою позицию. Я больше всех выступаю за самостоятельность и безотлагательное подписание Федеративного договора. За это меня и бьют. А вы все перепутали.
– Извините, так получилось, я, может быть, неправильно интерпретировал факты, – сказал Собчак.
Это называется – обругать с трибуны, а извиниться – за углом.
После обеденного перерыва к микрофону вышел А. Руцкой и заявил о создании нового блока – «Коммунисты за демократию». Конечно, выход из ситуации, сложившейся в КПСС, искать следовало, нельзя было блокироваться с массой престарелых догматиков. Но то, как все это было сделано, оставило у меня впечатление перехода из одной крайности в другую.
Запомнилось мне выступление С. А. Филатова, которого я раньше считал одним из «крайних» демократов. Оно было очень дельным по сути, в нем говорилось об идее «круглого стола», Федеративном договоре, президентстве. Он показался мне разумным политиком, внушал доверие.
Подводя итоги внеочередного, третьего Съезда, Борис Николаевич отметил: «На фоне углубляющегося экономического кризиса победителей не будет». Это было очень точно замечено. Если бы Борис Николаевич, да и каждый из нас, придерживался принципов сотрудничества во имя стабильности. Но, как говорится, есть разница между «хотеть» и «мочь».
Съезд принял постановление по распределению полномочий между высшими органами государственной власти. При этом было заявлено, что тем самым «создана основа для механизма реализации антикризисных мер в Российской Федерации». Однако сегодня мы видим, что претворить намеченное в жизнь не удалось, механизм не сработал. А может, не сработало желание, чтобы он сработал?
Не могу не упомянуть о заключительном слове Председателя Верховного Совета, который высказался и по поводу нашего заявления. «Высказывались различные мнения в их адрес, – отметил Б. Н. Ельцин.
– И меня лично огорчило заявление, тем более что оно было сделано в мое отсутствие. Но я считаю, что сейчас не время тасовать карты. Я сделаю все, чтобы нормализовать работу с шестью народными депутатами. Но со своей стороны хочу предупредить, что увлечений разными играми не допущу. Я спрашивать умею».
Насчет «спроса» действительно было все в порядке. Крайние начали хорошо организованную кампанию психологического террора против нас.
Дело не в нас, конечно, и уж тем более не во мне лично. Но о том, за что ратовали мы, много было сказано и на Съезде, и после него, но услышано – и в России, и на уровне Союза – крайне мало. Такова трагедия нашего российского бытия.
Размышляя над всем происшедшим в те критические недели работы Съезда, над политикой Горбачева – Ельцина, я все больше прихожу к мысли о действии роковой, фатальной неизбежности. Скажу честно, я начинаю верить в фатальную неизбежность трагичности развития народов бывшего СССР. Может быть, истоки драматизма бытия наших народов коренятся в их психологии, склонной к различного рода крайностям? Может быть, этот драматизм есть естественное следствие бесконечных войн и революций, резких колебаний от полной изолированности к бездумному копированию чужого опыта? Крайности толкают страну, народы к невежеству и к трагедиям.
Английский писатель и просветитель Джозеф Адди сон в свое время заметил: «Для страны не бывает испытания тяжелее, чем разделение правящих на два враждующих лагеря. В результате один народ, одна нация превращается в два народа, две нации – чужеродные и ненавистные». К сожалению, мы видим это на всем пространстве бывшего Союза. Из-за амбиций и ошибок политиков вчерашние соотечественники становятся чужеродными и ненавистными друг другу. Разве есть этому оправдание? Конечно нет. Моя душа и совесть восстают против любой политики, какими бы высокими целями она ни оправдывалась, если она ведет к войне, притеснениям и гонениям людей только за то, что они иной национальности. Подписывая «заявление шести», я думал и об этом.
А прав я был или нет – судить тебе, читатель.
В спор не встревай – мне мудрость говорит,
Коль спора не ясна тебе основа.
Гамзат Цадаса
Хотя и говорят, что ничто не вечно под Луной, но национальность – это поистине извечная категория становления человека, человеческой истории. В мире уже долго спорят и будут спорить и дальше о том, что же такое нация, принадлежностью к которой определяется национальность каждого человека. Одни говорят, что это – «единство крови», другие – «общность культуры и психического склада», третьи – «экономическая, территориальная общность», четвертые – «языковая общность» и т. д. Теория «чистых» рас и народов – давно доказанная фикция. Так, германская раса состоит из смеси поляков, одобритов, вендов и множества славянских племен. Как писал еще Л. С. Фико, «первобытные пруссаки, оказывается, не имели ничего общего с германцами. Их настоящее имя было белорусы, язык походил на литовский». Он находил во французской крови следы шлуров, басков, иберийцев, светов, либийцев, франков, евреев, этрусков, поляков, аваров и т. д. Но как бы то ни было, нации, как самобытные культурно-языковые и территориально-биологические и социально-духовные феномены, реально существуют. Только на территории Российской Федерации проживает около 160 народов.
Касаясь сферы национальных отношений, хотел бы обратить внимание читателей на базисный характер социально-экономических факторов. Мне часто приходится говорить: дайте благополучную экономику, сильную социальную политику, высокий культурно-нравственный уровень людей, и тогда без труда можно будет обеспечить решение девяноста процентов национальных вопросов. Ведь на обострение межнациональных связей, на диспропорции в федеративных отношениях влияет целый комплекс факторов – от культурно-психологических, генетических особенностей до уровня общей культуры и воспитания, конкретной социальной и духовно-нравственной, а где-то и природной среды обитания народов, человека. Один из самых глубоких и, увы, далеко не всегда замечаемых факторов – это разный уровень развития народов, республик, автономий и регионов России. Федерация, не способная дать возможность равномерного развития всех своих составных частей, в конце концов сталкивается с тем, что одна из них может вступить в конфликт с целым. Причем ею может оказаться как наиболее сильная, так и наиболее слабая составная часть. Однозначных связей и зависимостей тут проследить нельзя. Отсюда и сложность отношений субъектов – каждого конкретного региона, республики, автономии в рамках Федерации, сложность всех сфер жизни многонационального сообщества. Тут переплетены сотни культур и языков, традиций и нравов.
Стало уже правилом возлагать всю ответственность за обострение межнациональных отношений на национализм, а его, в свою очередь, сводят к экономическим трудностям. Но это упрощенный подход. Убежден, что национализм возникает и от сытости, и от голода. Но в едином доме (а под этим словом я подразумеваю единую Федерацию) не должно быть так, что одни – сытые, а другие – голодные. В противном случае – рукой подать до конфликтной ситуации.
Вспомним, с чего начинали свою борьбу, а если называть вещи своими именами, – конфронтацию «самостийники» Эстонии, Латвии и Литвы. По многим показателям именно в этих союзных республиках был достигнут наивысший уровень развития. И конечно, уровень жизни. До вхождения в состав Союза они отставали по этим показателям в несколько раз, однако об этом скромно умалчивалось. В то же время, например, Киргизия или Туркмения по основным параметрам экономического и социального развития намного уступали большинству других союзных республик. У тех же, кто вырывался вперед, возникало такое чувство, будто они полностью независимы от других республик, им нет нужды и далее жить в составе Федерации. Зато у отстающих республик появлялось чувство ущемленности. И уже по совершенно противоположной причине они тоже начинали думать, стоит ли им далее пребывать в Федерации.
