Вот несколько строк из письма, которое я получил от него весной 1987 года:
«…Как обстоят дела с моими первыми опытами военно-научной работы? Отвечаю. На одну я уже получил рецензии. Сейчас она находится в Главном штабе ВВС. Работа признана нужной и стоящей; в рецензии сказано: «Положение» заслуживает издания с целью широкого внедрения в практику боевой подготовки войск».
Написал второе «Положение», которое является логическим продолжением первого. Его уже читали на разных уровнях, и теперь торопят, чтобы оформил его по официальной линии (я ведь всем этим занимался самостоятельно, по своей инициативе). Но я решил ввести в это «Положение» еще одну главу о деятельности в мирное время, так как в этом вопросе есть пробелы. Для изучения этой проблемы я специально ездил во время своих каникул в воинскую часть Белорусского военного округа.
Попутно заканчиваю третью работу. Она касается того, что мы еще в Афганистане предлагали по совершенствованию управления авиацией. По этой теме я выступал на научной конференции.
Попросился участвовать в двух научно-исследовательских работах, которыми занимается наша академия. В одну из них меня включили. В другую — тоже, но «по касательной».
Ну, и еще я попутно стыкуюсь с двумя институтами, делающими кое-что для авиации, и там нечто свое предложил на пользу общему делу. А то получается, делают они для нас иногда не совсем то, что нам надо, вот я и решил им помочь, чем могу. И хорошо, что такую «неформальную» помощь они приняли.
Теперь о семье. Одиннадцатого января у нас родился сын — Андреем назвали (3500 г, 54 см). Видимо, в будущем будет петь в Большом театре — уж очень голосистый. Похож на меня: особенно ушами и лапами — такие же длинные и плоскостопые.
Ирина чувствует себя хорошо. Она вообще у меня умница. В женитьбе мне, похоже, здорово повезло. Иринка мне говорит, не ожидала, что я буду так сильно любить сына, пока он такой маленький да неказистый. А я, наоборот, без него сейчас себя представить не могу: такой маленький, хороший и уже улыбается, «агу» папе говорит. Мы с ним уже и петь на пару пытаемся. Теперь главное — воспитать из него человека…»
Осенью 1987 года я был в Москве, заехал к Валерию. На КПП военного городка академии с очень строгим пропускным режимом мне пришлось обождать больше часа, пока за мной не пришла Ирина. Я не сразу ее узнал, она сильно изменилась в замужестве: сказать, что еще больше похорошела, будет не совсем точно, о таком явлении говорят «расцвела», как это дано бывает натурам очень женственным.
Валерий, вернувшись со службы, встретил меня дома, но, извинившись, исчез на недолгое время по своим делам. А я, пока Ирина занималась на кухне приготовлением ужина, посидел с Андрейкой. Малыш делал свои первые шаги. Вел себя спокойно. Мы с ним мирно играли и вроде остались довольны друг другом.
Засиделись мы с Валерием в тот вечер до двух часов ночи. Разговор у нас шел вольный: о прочитанных книгах, о музыке, вспоминали разные авиационные истории. «За жизнь» говорили, в общем. На прощанье Валерий вручил мне кое-что из своих дневников, я просил их у него для работы над повестью, и магнитофонную кассету с некоторыми воспоминаниями о службе в Афганистане.
Спустя некоторое время Валерий снова написал мне, поделился своими воспоминаниями, размышлениями. Валерий писал:
«…Почему я сразу, без раздумий (правда, тогда на них у меня просто не было сил), в первый же день после ранения, просил помочь мне остаться в армии, а вернее, решил остаться? И в Ленинграде, в госпитале меня спрашивали: «Зачем теперь тебе служба в армии?». В Афгане я понял, а точнее, испытал на себе, к чему приводят существующие в армии недостатки. Я и раньше их замечал, но в мирной жизни они не так ощутимо (так мне казалось) проявлялись. Поэтому, уже после Афгана, я извлек для себя такой вывод: если меня оставят в армии, то работы мне хватит (и не мне одному — на всех), и что с тем, что мы называем «плохо», надо бороться крепко. А это можно сделать, лишь оставшись в армии.
Уже здесь, в академии, я иногда думал: а вдруг… а что бы я делал, если б меня не оставили в Вооруженных Силах? Мне кажется, я все равно написал бы свое «Положение» и второе — тоже. Не знаю, как бы я это сделал, но, уверен, сделал бы.
Я, конечно, знаю, что на гражданке в смысле каких-то удобств мне было бы легче жить. Но это не мое.
И сейчас мне советуют: давай оставайся в академии, тебе будет здесь во всех отношениях хорошо (особенно в житейском). А это мне и претит.
Спокойно жить — значит жить плохо, не в полную силу, а это значит — для себя. Я такой жизни не хочу, да, наверное, если бы даже и захотел, у меня бы не получилось. Это — тоже в крови. И отец и мать меня в таком духе воспитывали.
…По поводу того, что вступил кандидатом в члены партии только в 1986 году. Мне этот вопрос здесь задавали. Еще в училище я многое понял: для чего, кто и как вступают в партию. Дальше — больше: в жизни стал лучше разбираться. Как-то раз прочел (уже офицером) выступление Брежнева в Ташкенте. Мне тогда оно понравилось, но было непонятно, отчего же так плохо на местах. А потом, когда началась кампания по поводу его «Малой земли», «Целины» и т. д., я просто не стал их конспектировать, хотя нас заставляли (Вы не хуже меня знаете, как это было). В общем, у меня не было доверия к некоторым из тех, кто оказался в то время в партии по каким-то причинам. Об этом сейчас многое сказано. Сказано ясно, честно. Я думаю, Вы меня поняли…
Но батя мне всегда говорил: если не мы, то кто же будет бороться за чистоту рядов нашей партии? Кто будет бороться, если позволим оставаться в ней прохиндеям, а сами уйдем в сторону?
И вот только в Афгане я очень захотел вступить в ряды нашей, ленинской партии, готовился всерьез, но не успел…»
По окончании академии Бурков получил назначение в Главный штаб ВВС. Служба — ответственная, напряженная. Кроме того, он постоянно в гуще общественных дел — активно работает в организациях «афганских» ветеранов. Во всяком случае, его трудно застать дома.
В 1988 году я писал ему из Юрмалы: «Хотелось бы, Валерий, встретиться с тобой, скоро буду в Москве». Но в Москве на мой телефонный звонок ответила Ирина: «Валерий — в Южной Корее, улетел в Сеул». Разузнал подробнее: он ездил туда с олимпийской командой нашей страны в составе «группы поддержки». Пример его мужества, оказывается, нужен и нашим олимпийским звездам.
Особая статья биографии Буркова — его стихи, песни. Наверное, читатели уже знакомы с его выступлениями по Всесоюзному радио. Есть его «афганские» песни и в грамзаписи. Приезжал Валерий со своими ребятами, «афганцами», и в Челябинск. Ансамбль выступал во Дворце культуры ЧМК.
Хранится у меня снимок Валерия на развороте «Огонька», был опубликован о нем большой очерк в «Правде», дошли до меня слухи о его выступлении перед писателями в Центральном доме литераторов, там он был принят исключительно тепло. Мне, как автору, было лестно об этом услышать. Хотя не в этом дело: важно, чтобы люди знали о нравственном примере подвига Буркова, знали больше, особенно молодежь. Своей повестью я стремился внести в это свою посильную лепту.
Сейчас можно предположить с достаточной определенностью, как сложится судьба героя этой повести майора Валерия Буркова. Но, главное, можно быть твердо уверенным в одном — ему дано прожить жизнь настоящего человека.
1987—1990 гг.
Юрий Карпов
СТИХИ ИЗ «АФГАНСКОЙ ТЕТРАДИ»
Он пришел в редакцию с тоненькой тетрадкой стихов. Высокий, спортивного вида, был взволнован и удручен.
— Я написал об Афганистане так, как было на самом деле. Куда бы ни предлагал — нигде не печатают. Говорят, время не пришло. Так когда же оно наступит?..
Стихи его нам понравились. Мужественной суровостью и обнаженной правдой. Сказали, что напечатаем. Решили побеседовать о его судьбе.
Юрий Карпов родом из Челябинска. В двенадцать лет уехал в село Тарутино Чесменского района, воспитывался у тетки. В детстве и юности мечтал стать летчиком. И когда призвали в армию, он решил поступить в военное училище. Закончил Сызранское. Летал на вертолетах и транспортных, и боевых.
В январе 1980-го в числе первых советских воинов оказался в Афганистане. В раскаленном афганском небе капитан Юрий Карпов летал сначала летчиком-штурманом, потом командиром экипажа. Душманы сбили оба его вертолета. Все члены экипажей погибли на его глазах. Сам он был дважды ранен, чудом остался жив — спас гранитный выступ, за который его выбросило при взрыве машины.
Стал инвалидом, комиссовался. От всех афганских льгот наотрез отказался.
