Прибыл в госпиталь. Устроился в интернатуре. На 3 месяца я здесь – профессор-консультант. В этот же день узнал о трагедии, произошедшей в горах рядом с аэродромом.
Рассказывали: команда солдат в количестве 19 человек во главе с прапорщиком, вооруженным только пистолетом, на грузовике отправилась в ближайший карьер за гравием. Дело было не новое, да и аэродром был рядом, но их подстерегли «духи». Какая беспечность! Прапорщик даже достать пистолет не успел, как их схватили. Издевались вдоволь. Огнестрельное оружие не применялось, чтобы не привлекать внимание. Действовали ножами и прикладами.
Когда в части хватились людей и обнаружили место их гибели, бандитов уж и след простыл. И это в непосредственной близости от крупнейшего аэродрома. Афганцы у себя в горах как дома. У них свой повод для мести и жестокости. Очевидно, что война не скоро закончится.
Каждый день в госпиталь по команде «Поток» из аэродрома поступали раненые. Туда их из медицинских рот, как правило, доставляли на вертолетах. Из приемного отделения на каталках санитары везли в реанимационное или в хирургические отделения. Кабульский госпиталь советских войск, фактически выполнявший роль фронтового госпиталя, насчитывал более 1000 коек, причем на 90 % хирургических. За 10 лет афганской войны только погибших было 15 тысяч советских бойцов и командиров.
Наш интернациональный долг стоил большой крови.
Летом 1971-го года мне пришлось руководить войсковой стажировкой слушателей Саратовского военно-медицинского факультета в ракетной дивизии с базированием ее штаба в окрестностях города Бологое.
Все было обычно: прибытие, размещение стажеров по «площадкам» и их систематическая работа в медицинских пунктах дивизионов. Это достаточно самостоятельная деятельность (по завершении 5-го курса), но требующая контроля.
В центральной «усадьбе», как именовалось место размещения штаба, находился и сам ракетный госпиталь.
Однажды в городок ко мне приехал заболевший слушатель. Боль в горле, температура. Меня в гостинице он не нашел (я объезжал в этот день своих подопечных) и решил полечиться самостоятельно: пошел в баню.
Баня была хорошо натоплена, но было душно. Потер по традиционной просьбе «спинку» соседу и, потрудившись, почувствовал себя совсем плохо: возникла резкая слабость и, боясь упасть, он вышел в прохладный предбанник и от слабости лег на холодный каменный пол. Стало легче, но находившиеся рядом голые мужики, не позволили ему лежать на холодном полу и положили на скамью. Наверное, это был обморок, ангина давала о себе знать.
Отлежавшись, он оделся и по совету соседей по бане потихоньку побрел в госпиталь. Было воскресенье, принял его дежурный врач, осмотрел и с диагнозом лакунарная ангина положил в инфекционное отделение. Назначил инъекции пенициллина, аспирин и полоскание. Температура была 39,5.
В палате, верхняя часть которой была застеклена, он был один. Через коридор находилась другая палата, и там было несколько больных. Через стеклянную переборку их было видно.
Спустя полчаса после введения антибиотика больной почувствовал, что потеет. Жар сменился ознобом и возникла резкая слабость. Он сообразил, что под действием пенициллина стала критически падать температура тела. Холодный пот заливал лицо. Что было делать, к нему никто не подходил?! Он приподнялся в постеле сколько было силы и, дотянувшись, постучал рукой в стеклянную переборку. Один из больных в противоположной палате, сидевший на спинке койки, оглянулся на стук и увидел падающую руку. Не поленился и сходил на пост, к сестре.
Сестра прибежала и диагностировала коллапс. Больной попросил ее тотчас же сделать ему кордиамин, причем таким шприцем, который есть, даже использованным, чтобы не терять время. Он рассчитывал подстегнуть упавшее давление (грамотный был парень). А давление было 70 на 30 мм рт. ст. Он попросил не терять время и на ожидание врача. Укол был сделан. Уже через 5-10 минут от места инъекции стало разливаться тепло. Оно шло волнами и достигло головы. Окрепло сознание. Давление поднялось и вскоре составило уже 100 на 55 мм рт. ст.
Инъекция кордиамина, как известно, очень болезненна, но эффект стоил того. Подошел дежурный врач. В это время к больному подоспел и я. Когда я вернулся из поездки в гостиницу, там мне подсказали, что меня искал заболевший слушатель. Со слов больного я и узнал обо всем.
Ну а позже состояние больного выровнялось. Был вызван ЛОР-врач, и лечение ангины продолжилось. С общеукрепляющей целью больному поставили графин с глюкозой и аскорбинкой. Жидкость именовалась «коктейль Таня» в честь спасительницы-медсестры. Возможно, помогала и возникшая между ними симпатия. Через две недели слушатель был выписан из госпиталя и продолжил стажировку.
В 1950-м году Олег Х. и я вместе поступили на 1-й курс ВМА им. С.М.Кирова: он из Кронштадта, я из Подмосковья. Оба были медалисты. Нас определили в одну учебную группу.
Учились упорно, чего стоила только анатомия! Он был здоровяк, даже этакий увалень. Добродушный, доброжелательный парень, готовый прийти на помощь всегда, но не навязчивый. Иногда к нему приезжала старшая сестра из Кронштадта, они были дружны.
Все его любили и считали своим. Свои личные переживания он напоказ не выставлял, никогда не жаловался и не ныл. Характера был мужского, одним словом, оправдывал выражение «Мы из Кронштадта!»
Лично нас ничего не связывало, просто все время были рядом.
Осенью 1951-го года всем молодым с нашего курса, бывшим школьникам (кроме нас, были еще и офицеры-фронтовики, бывшие фельдшера), присвоили звание младший лейтенант медицинской службы. Условия общежития стали свободнее, да и увеличилось денежное довольствие.
Зимой 1952-го года, после каникул, Олег заболел. Постепенно выяснилось, что у него болит ухо. Внешне состояние его здоровья было так благополучно, что ни он сам, ни окружающие долго не придавали значения его нездоровью. Так было, пока у него не поднялась высокая температура, и из ушной раковины не показался гной. Направили его в ЛОР-клинику, которая и находилась-то рядом, надо было только перейти узенькую Клиническую улицу.
Руководил кафедрой и клиникой ЛОР – болезней профессор генерал-лейтенант м/с В.И.Воячек. Это был знаменитый врач и в Академии, и в Ленинграде. От старых ленинградцев я слышал такую историю. В 20-е годы здесь жили 3 двоюродных братьев Воячеков и все Володи: Володя рыженький, Володя беленький и еще какой-то. Они образовали общество под девизом «Долой рукопожатие». По-видимому, это было вызвано неблагоприятной эпидемиологической обстановкой в Петрограде в те годы (сыпной тиф, холера). Один из братьев и стал в будущем профессором В.И.Воячеком. В начале 30-х годов после инспекции Академии нарком обороны К.Е.Ворошилов наградил Воячека орденом Ленина. В наше время он был уже очень не молод.
Воячек осмотрел Олега, поставил диагноз гнойного отита и госпитализировал к себе в клинику. Не знаю, что именно с ним делали в клинике (возможно, и вскрытие полости среднего уха), но ему стало лучше, и он был выписан на амбулаторное лечение и вернулся в общежитие. Однако, спустя полмесяца у него вновь поднялась температура и возобновилось выделение гноя из уха. Больного госпитализировали. И вновь им лично занимался Воячек.
Вскоре на курсе стало известно, что Олегу стало совсем плохо, он потерял сознание, и у него диагностировали гнойный менингит.
Олег умер. Это была первая потеря на нашем курсе. Было невероятно, что это произошло с самым здоровым из нас. Ему было 19 лет. Хоронили, как положено, с воинскими почестями. Сестра Олега перевезла гроб с его телом в Кронштадт, на их семейное кладбище.
В 6-ой больнице г. Саратова в 70-80-ые годы кафедру терапии возглавляла проф. Н.А.Чербова, известная своими работами в области ревматологии. По ее приглашению мне нередко приходилось участвовать в клинических разборах и в консилиумах в ее клинике.
Консилиумы, собирая специалистов, многому учат их участников. Это хорошая школа.
Однажды анализировалось состояние больной, 50-ти лет. У нее прогрессировала общая слабость и похудание без лихорадки и конкретных изменений со стороны внутренних органов, но со значительным ускорением СОЭ. Существующее представление о «болезни ускоренного СОЭ» само по себе беспредметно и, как правило, свидетельствует об увертюре чего-то еще не познанного, диагностика которого требует времени. Получается, что терапевт, словно охотник в засаде, вынужден терпеливо ждать, пока «дичь» неосторожно выдаст себя. Конечно, больной были назначены противовоспалительные и симптоматические препараты, но лечение причины заболевания было невозможно.
Внимательный осмотр кожи спины больной выявил участок ее уплотнения величиной с маленькое блюдце. Такое локальное изменение кожи могло свидетельствовать о несистемной склеродерме. Дерматологи это хорошо знают. Локальные изменения наблюдаются и при несистемной волчанке (хейлоз). Но ускорение СОЭ для локальных изменений не характерно.
