Ознакомительная версия.
Никогда еще такие крупные таланты и такое количество добрых намерений не подвергались стольким насмешкам. Союзники оказались одинаково обманутыми как своими успехами, так и неудачами. В 1917 году численность их сил в Салониках составляла свыше 600 тысяч, а выйти на поле боя могли только 100 тысяч, и предпринятая в мае генералом Саррелем попытка разрушить этот «концлагерь» потерпела полную неудачу. В августе город Салоники был разрушен сильным пожаром, что подчеркнуло сплошные несчастья этой бесполезной экспедиции. Генерала Таунсенда оставили в Месопотамии, где в конце 1915 года он был осажден в Кут-эль-Имаре; в апреле 1916 года он сдался вместе с 10 тысячами британских и индийских солдат. В декабре в Кут повторно вступил генерал Стэнли Мод со значительно большими силами, в марте 1917 года ему удалось получить приз, который манил Таунсенда и привел его к падению, – знаменитый город Багдад. Это было утешением за обманутые надежды, правда довольно дорогостоящим. К 1 декабря 1917 года в Месопотамии было сосредоточено 413 432 человека; трудности умножились в связи с событиями в России, которые приблизили турецко-немецкие войска к ценным нефтяным месторождениям в Баку и спровоцировали беспорядки в Персии. В Палестине под давлением правительства, не подкрепленным, однако, свежими силами, британский командующий Арчибальд Мюррей предпринял попытку атаки турецких позиций близ Газы. В марте подтвердилось, что здесь, как и в любом другом месте, полууспех опаснее, чем полная неудача; Мюррей был вынужден в апреле продолжить наступление, которое привело только к дальнейшим потерям. За это он был наказан увольнением; расстроенное британское правительство заменило его Эдмундом Алленби.
Алленби немедленно подтвердил просьбы Мюррея о необходимости свежих сил и получил их. Ллойд Джордж жаждал «Иерусалима к Рождеству в качестве подарка для британской нации». Для этого он был готов увеличить силы Алленби до 340 тысяч, дав ему свыше 100 тысяч бойцов для нового наступления против 36 тысяч сражавшихся турок. Британский очевидец писал, что «соотношение сил англичан и турок было примерно как у тигра с котом». «Кот» был проглочен. Окружив турецкие позиции у Беершебы, Алленби вступил в Иерусалим9 декабря 1917 года. Британская нация получила свой рождественский подарок, но германские планы сокрушительного удара в Европе в марте 1918-го не изменились, а нехватка солдат в британской экспедиционной армии во Франции была почти близкой к бедствию. Германия еще не столкнулась с будущим крушением своих надежд, когда ее союзники очень сильно подведут ее; это еще в неясном будущем. Но когда пришел нужный день, Алленби, умело используя конницу и авиацию, поддержанный арабским восстанием, организованным полковником Т.Е. Лоуренсом, сумел показать, что генералы Западного фронта не были лишены таланта и воображения. При нужном соотношении сил и благоприятных условиях они могли великолепным образом использовать и то и другое. Победы Алленби 1918 года, как и Франше Д'Эсперэ при Салониках, заняли свое место среди драматических эпизодов войны.
Не нужно быть гением, чтобы понять, что беспорядочные действия союзников с их сомнительными результатами вряд ли могли принести успех. Больше всего союзники нуждались в твердом, последовательном руководстве. Наверное, наиболее острая нужда в нем была у британцев. Генри Уилсон годами проповедовал идеи объединенного командования, теперь он нашел горячую поддержку со стороны Ллойд Джорджа. Французы были в этом менее заинтересованы. До ухода Нивелля, когда они составляли большинство в войсках, у них фактически была возможность осуществлять высшее военное руководство без лишних формальностей. Однако теперь ситуация была не похожа на прежнюю; проблемой Франции в конце 1917 года было укрепление своего статуса, поскольку усиливались союзники – Великобритания и Америка. В тот момент инициативу удерживали британцы. К несчастью, среди британцев были серьезные расхождения мнений как по этому вопросу, так и по многим другим.
Мотивы Ллойд Джорджа были двоякими. С одной стороны, он искренне поддерживал принцип единого командования, достоинства которого были столь очевидны, что их не нужно было перечислять. С другой, используя этот принцип, он хотел отстранить двоих военных, стоящих во главе британских сил, – Хейга и Робертсона, которых он откровенно не любил и которым не доверял. Мы уже видели печальные итоги его первой интриги против них в Кале в феврале 1917 года; к ноябрю он уже был готов к новой попытке. Сами военачальники полагали, что растущий британский вклад в войну и принятие ведущей роли в боях на Западном фронте дает им право решающего голоса при выборе направления действий. Но по другую сторону пролива это было не так ясно. Робертсон, работавший в Лондоне и ежедневно контактировавший с премьер-министром, лучше, чем Хейг, понимал скрытую опасность, таившуюся в новом взрыве энтузиазма Ллойд Джорджа. Он последовательно возражал против любого организационного предложения, хотя понимал, что это может ослабить британские позиции, поскольку показывает противоречия в собственной политике. Хейг, в большей степени на основании опыта, осознавал, что де-факто он уже подчинился принципу единого командования еще при Жоффре, это могло быть лучшей договоренностью на будущее, если сработает. Но сработает ли? Он был согласен с мыслью Петена, что такое единство было бы возможным у союзников в том случае, когда одна из армий является доминирующей, как в случае центральных держав. Но британская и французская армии, с его точки зрения, в настоящее время сравнялись. Поэтому командование должны осуществлять оба командующих. Если между ними есть разногласия, поставить точку в споре должны правительства. Он возражал и против создания контролирующей организации. Но подобные возражения не могли привести к согласованной линии поведения, Ллойд Джордж отбросил все это без труда.
Благоприятная возможность представилась ему на конференции союзников в Рапалло. Там, при поддержке Пенлеве, он предложил организовать Высший военный совет, обязанный постоянно рассматривать действия на фронтах в целом; координировать планы, подготовленные Генеральным штабом, в свете информации, поступающей со всех фронтов, от всех правительств и штабов; при необходимости выдвигать свои собственные предложения для лучшего ведения войны. Представители Франции, Италии, Соединенных Штатов и Великобритании поставили свои подписи под этой договоренностью; пятая сессия конференции в Рапалло 7 ноября трансформировалась в первую сессию Высшего военного совета. Совет должен был состоять из политических представителей заинтересованных правительств, встречающихся по крайней мере один раз в месяц и поддерживаемых постоянным составом военных представителей – технических советников. Местоположением этого единого военного механизма стал Версаль, что стало маленьким триумфом для французов.
Отношение к новой организации было различным. Ллойд Джордж какое-то время был весьма доволен своим творением. Довольны были и французы, они намеревались использовать для себя любую возможность работы этого механизма. Итальянцы (после Капоретто) были в таком положении, что не имели возможности о чем-либо спорить; они надеялись, что Высший военный совет сможет спасти их от дальнейшего разгрома. Американцы осторожно присматривались, решив не ловиться на европейские махинации, но требовали права голоса во всех существенных решениях. Уильям Робертсон сказал, что «умывает руки в этом деле». Хейг сказал: «Исходя из прошлого опыта, и мы можем получить в совете ведущий голос. Я, однако, сомневаюсь, что этот голос будет решающим». Несмотря на это, он сделал вывод: «Сама цель – обеспечение общих планов и координация их выполнения, – конечно, замечательная; я полагаю, что поскольку правительство решилось на такую схему действий, то мы должны работать по ней, пока не убедимся, что это невозможно».
И тотчас обнаружилась природа возможных трудностей. Все, в общем, зависело от постоянных военных представителей. Но кто должен ими быть? Какую точку зрения они должны формулировать? Ллойд Джордж хотел бы видеть человека, который был бы готов, кроме выражения взглядов Генерального штаба, действовать как критический орган для проверки этих взглядов. Его собственной кандидатурой от Великобритании был Уилсон, который, как он верил, будет проводить линию, резко отличную от Робертсона и Хейга. Но это было основано на личной неприязни и не нашло отклика где-либо в другом месте. Итальянцы сделали рупором своего Генерального штаба прежнего главнокомандующего Кадорну. Соединенные Штаты пошли логичным путем и назначили руководителя своего Генерального штаба генерала Блисса. Французы во главе с новым премьером Клемансо, бывшим одной из наиболее значительных фигур этой войны, заявили, что они тоже хотят выдвинуть начальника Генерального штаба генерала Фоша, и просили, чтобы был представлен также Петен. Ллойд Джордж испугался. Это было для него совсем нежелательным. Он выразил Клемансо свой протест и впервые познакомился с упрямством этого непреклонного старца. Большее, чего он смог добиться, – это замена Фоша Вейганом; но Вейган был офицером штаба Фоша, его тенью и выразителем мыслей. Положение Уилсона, как говорит его биограф, «было исключительным». Он единственный выступал бы, не неся никакой ответственности за свои слова. Второй раз Ллойд Джордж поставил свою страну в неудобное положение; ирония состояла в том, что организация, задуманная им для поддержания единства, в сущности, только узаконила беспорядок.
Ознакомительная версия.
