Николай Федоренко - Японские записи

Грани весны

И когда проходит зима, наступает весна… «Одно мгновение весны дороже тысячи златых».

Отошло шумное веселье новогодних праздничных дней. Отзвучали поздравления с традиционным днем «Ябуири» – пятнадцатого января, днем отдыха и развлечений.

Наступил праздник кануна весны – «Сэцубун», а за ним и четвертое февраля – первый день весны – «Риссюн». У японской весны есть свой символ – цветы сливы, которые знаменуют уход зимы, начало потепления. Тема весны, тема цветов сливы – одна из излюбленных в японской литературе, особенно поэзии. Ямабэ Акахито (первая половина VIII века), знаменитый народный поэт японской древности, посвящает этой теме следующие строки:

Приход Риссюн знаменует отступление зимней стужи и рождение весны. Сэцубун по лунному календарю символизирует смену времен года.

Наступление нового сезона в Японии неизменно торжественно празднуется с древнейших времен. И в этом свой смысл, своя оправданность: упреждение болезней в период смены сезонов, изменчивости погоды; пожелание щедрого урожая и счастья детям – «Хацуума». Этому посвящается и культовая служба дома и в буддийских храмах, где для широкого привлечения паствы избирается «тоси отоко», или «счастливый человек года», чтобы совершить давний обряд. В старину это были почтенные старцы или знатные персоны, а теперь роль тоси отоко выполняют звезды экрана, знаменитые чемпионы национальной борьбы – сумо и т. п. Популярные актрисы и спортсмены являются в красочных нарядах, национальных кимоно, традиционных прическах. И это служит неотразимой притягательной силой для посещения храмов, где скопляются большие массы народа, в том числе молодежи. Сэцубун – день выполнения старинного ритуала по изгнанию из дома «они» – чертей, а вместе с ними – болезней, несчастий и зловещих дьявольских наваждений, изгнанию на весь предстоящий год. Это называется «Цуйна» или «Мамэмаки», что означает «посыпать подпеченными бобами». Громкие возгласы раздаются вечером в Сэцубун над всеми островами Японии: «Фуку-ва ути они-ва сото!» – «Счастье в дом! Черти – вон!» Выкрикивая эти заклинания, старейшие в семье сакраментально посыпают подпеченными бобами, как бы отгоняя весь сонм несчастий, все домашние невзгоды. И под каждой японской кровлей торжествует веселье, фестивальная радость дня.

Дьявольские силы, по народному поверью, являют собой источник болезней, всякого неблагополучия. С кознями зловещих духов связывается возникновение землетрясений, пожаров, тайфунов. И когда посыпают подпеченными бобами, благостными зернами, злобные духи незримо исчезают из тайных мест своего укрытия. А для пущей убедительности в храмах, во время обряда, выпускают ряженых в дьявольском обличье, в масках, в устрашающих тигровых шкурах. Считается, что дьяволы – чудища, пришедшие на землю с других планет, расположенных где-то между севером и востоком или в направлении между «Волом» и «Тигром». Литературные источники свидетельствуют, что этот обычай возник в 706 году, когда в Японии свирепствовала смертоносная эпидемия, и впервые отмечен в Нара, древней столице страны. Иногда вместе с подпеченными бобами рассыпают золотые монеты («кобан»), чеканки периода Эдо (ныне Токио). И бобы рассыпаются не только для того, чтобы отогнать дьявольские наваждения, но и для поглощения злаков людьми. Каждый должен съесть столько бобов, сколько ему лет, и еще один дополнительный, предназначенный для грядущего года. Поглощение бобов «обещает принести здоровье и удачу в жизни». В старину верили также, что в день Сэцубун гейши, если они носят прическу «марумагэ», которая считается признаком замужней женщины, могут встретить в наступающем году желанных супругов…

В токийских театрах закончились новогодние спектакли и сценические представления. Традиционные театры Но, Кабуки, Кагура и Нинге сибай с успехом выступали со специально подготовленными постановками. Как всегда, значительный интерес вызвали танцы «Окина» в театре Но. Начиная с 1126 года «Окина» неизменно исполняются всего лишь тремя актерами. Отсюда «Окина» называется также «три церемониальных танца»: «Окина», «Сэндзай» и «Санбасо», которые в старину именовались «Сикисанба».

Пляска «Окина» всегда исполняется в маске старика. Маска не совсем обычная. Она не монолитная, что характерно для других японских масок, а составная, подвижная: ее нижняя часть на шнурках подвешена к верхней. Маска вся белая. Белый цвет выбран потому, что он считается священным. И еще потому, что это – цвет очищенного риса, насущного хлеба японцев. И здесь таится нечто крайне существенное. Взаимосвязь «Окина» с рисом обнаруживается в том, что «Окина» именуется также «Инацуми-но родзин», где «инацуми» означает «обильный урожай риса». И старик в этом сценическом представлении исполняет танец моления о щедром урожае риса.

Вторая пляска – «Сэндзай», означающая «тысяча лет». Она исполняется молодым человеком, выступающим без маски. Его партия – прошение о долголетии жизни и счастье родины.

Третья пляска – «Санбасо» – заключается в том, что ее исполнитель выходит на сцену в особом, весьма оригинальном головном убранстве. Партия «Санбасо» исполняется соло после удаления со сцены «Окина» и «Сэндзай». «Санбасо» в черной маске. Это прелестный танец, то пластичный, исполненный поэтической мечтательности, блаженства, то поразительной, вихревой динамичности. Здесь угадываются знакомые приметы – самозабвенное служение Бахусу. Но ликование «Санбасо», как это интерпретируется всем предшествующим показом, есть своеобразный апофеоз землепашцам, благородному труду сельчан, венцом которого должна быть жатва щедрого года, обильных колосьев риса…

Рис–комэ… сколько вмещается смысла в этом простом слове, какой емкостью, поразительной значимостью обладает оно для японца.

Ушел старый год, прошли праздничные новогодние дни. По слову поэта токугавской эпохи:

Но ожидания, как и прорицания вещунов, не сбылись, благоденствие на японскую землю, под кровлю бедняков не снизошло. И не только этой весной. Так водится издавна, с незапамятных лет. Это выражено и в строках Исса (1763– 1827), в его стихотворении «Встречаем Новый год»:

Красна весна, да голодна. Не обманула народная мудрость: «На будущее загадывать – черта тешить». И если «богач думает о будущем годе, бедняк – о сегодняшнем дне». По всей стране, точно неудержимые вешние воды, стремительно сокрушающие льды, хлынули колонны трудящихся. Ширится, нарастает с каждым днем весенняя волна народных наступлений. Массовые демонстрации трудового люда, словно гневный тайфун, прокатываются по городам и селениям. Эти всенародные манифестации стали в Японии боевой традицией.

Мы стоим у прославленного моста «Нихонбаси» – «Моста Японии» – в центре Токио, откуда берут свое начало все пути страны, отсчитываются шаги и версты знаменитой дорожной магистрали Токайдо, пролегающей по тихоокеанскому побережью центральной части самого крупного острова Хонсю соединявшей древнюю императорскую столицу Киото с центром военной и политической власти фактических владык страны, богатейших феодалов, сегунов– городом Эдо, современным Токио. Первостепенное значение Токайдо неизменно состояло и в том, что это – главнейший рисовый тракт, по которому, как по жизненно важной артерии, проходили обозы и эшелоны зерна. Рис поставлялся из крупнейших житниц этой магистрали: Нагоя, Хамамацу, Сидзуока, Нумадзу, Одавара, Киото, а также Осака и многих других. В старину, в эпоху японского средневековья, значение феодальных владений измерялось количеством производимого ими риса, а не только способностью вербовать рекрутов для самурайских дружин. Рисовый паек, исчислявшийся в старинной мере «коку», выдавался как жалованье самураям, служившим своим «дайме», именитым феодалам. «Кокудака» – «количество риса», поставляемое в виде натуральной ренты, которая всегда была тягчайшим бременем японских крестьян и составляла не менее половины их годового урожая, – служила главным показателем могущества феодалов, их власти, их значения в военных и политических судьбах страны. В японском народе живет древняя легенда, которая гласит, что небо послало зернышко риса голодным людям, земля и вода помогли его вырастить и с тех пор стали плодиться люди, ибо труд их вознаграждался обилием. Зерна риса, «яшмовые злаки», стали символом богатства и процветания, драгоценными жемчужинами.

В сохранившихся исторических памятниках отмечается, что наиболее ранними очагами земледелия, рисоводства были речные долины, речные и озерные отмели, горные котловины и склоны, которые впоследствии вековым трудом людей превратились в многоступенчатые террасы. Известно также, что на японских островах большие очаги культивирования риса, который возделывался в Японии уже в первом столетии до нашей эры, возникли в седьмом-восьмом столетиях, когда довольно широкое распространение получили определенные его сорта (идзумо, коси), пригодные для выращивания в условиях юга и севера Японии. Культура риса, зародившаяся на острове Кюсю, распространялась с юга на север страны, на землях Хонсю, Сикоку, Хоккайдо.