В каждом городе воздвигнута статуя Ким Ир Сена. Каждый гражданин – да-да, это и вас касается – вне дома постоянно носит значок с портретом вождя. На каждом этаже каждой фабрики и каждого учреждения в центральном коридоре выставлена рукописная книжечка с изречениями великого вождя или любимого руководителя – новые изречения вписывают туда ежемесячно. Все музеи прославляют Кимов. Книжные магазины продают только книги, написанные ими или о них. Радиостанция под названием «Третий канал», включенная в каждом доме и каждой конторе в рабочие часы, транслирует новости о Кимах, высказывания Кимов и триумфальные песни о преданности Кимам. Приглушить можно – выключить нельзя. Вечерние новости завершаются каким-нибудь мудрым соображением Ким Ир Сена или Ким Чен Ира. Те же портреты, что висят у вас в гостиной, встречают вас на каждом заводе, в каждом дворе и школьном классе, в каждой шахте и тюрьме.
Когда вы умираете – в 1980 году ваша ожидаемая продолжительность жизни составляет шестьдесят восемь лет, на шесть лет меньше, чем у среднего империалиста янки и на восемь лет меньше, чем у японца, – труп ваш три дня лежит дома, где его оплакивают дети и внуки; затем они пойдут на ближайший автозавод и вымолят грузовик или телегу, чтобы отвезти вас на кладбище. Обычно помогает взятка (с долгами они будут расплачиваться еще пару лет). Под вечер третьего дня ваши родные ужинают простым свежеприготовленным рисом, а потом отвозят вас на могильный участок, выделенный местными властями за городом, и сами вас хоронят. В могилу вы ложитесь в той же одежде, которую носили всю жизнь, минус значок с Ким Ир Сеном. Засыпать портрет великого вождя грязью, закапывать его в сырую землю, конечно, не годится. При жизни вожди преследовали вас повсюду. После смерти вы останетесь в одиночестве.
Ставить такую жизнь под вопрос, даже по мелочи, – безрассудство: любое слово или поступок против системы обрекают вас и всю вашу семью на трудовые лагеря или смерть. И к тому же, в чем вопрос-то? С вашего рождения и до смертного часа все газетные статьи и телепередачи, все книги и песни, все фильмы, разговоры и рекламные щиты вбивают Истину в головы вам и окружающим. Страна герметично запечатана, никаких связей с внешним миром нет, ничто не развеивает иллюзию: скорее всего, у вас даже не возникнет желания поставить ее под вопрос. Ваша жизнь протекает в аккуратно начерченных границах, и в основном вы довольны – пока не пытаетесь переступить эти границы, подумать самостоятельно, усомниться в реальности.
Сонбуны, лагеря и миф о том, как Ким Ир Сен единолично освободил Корею, корнями уходят в 1940-е, но ритуализация повседневности, глушение любой диссонансной ноты и подавление любого инакомыслия, возведение тысяч статуй и памятников, значки с Ким Ир Сеном на каждой груди и портреты Ким Ир Сена в каждом доме – все это дело рук Ким Чен Ира. Ким-старший вырос в пресвитерианской семье (дед – протестантский священник, отец учился в школе у миссионеров) и сражался с японцами, которые полагали своего императора богом. Придя к власти, он запретил Библию и снес церкви, приспособив религиозную символику и религиозное поклонение к собственным задачам. Потому что религию он знал. Сын же его рос в мире без религии, зато умел укрощать силы культуры и индустрии развлечений.
Когда КНДР объявила дефолт по иностранным займам и ее экономика охромела, когда мир зашагал в будущее, а Северная Корея стала погружаться в прошлое, Ким Чен Ир понял, что нельзя помочь стране, не поставив под удар и свою власть, и суверенитет этой самой страны, ее существование отдельно от Южной Кореи. Реальность, в которой жил народ, Ким Чен Ир изменить не мог, и потому решил изменить народное восприятие этой реальности. С конца 1960-х и до последнего часа он ставил один-единственный грандиозный спектакль. Он был драматургом, режиссером и продюсером Северной Кореи. Он сочинял народу роли, верность, ценности; он писал народу диалоги и велел заучивать их наизусть; он придумывал сюжетные линии, от рождения до гроба, и вычеркивал персонажей из сценария, если они выбивались из типажей. От отца он унаследовал стукачей, патрули и инминбаны, которые зорко следили за всеми поголовно, – и это было все равно что круглосуточно жить перед кинокамерой. А она не выключается никогда. Режиссер не кричит: «Снято!» Статисты продолжают играть изо дня в день.
Ибо северокорейцы были не кем иным как статистами – эпизодическими актерами без реплик, массовкой. Само слово «статисты» идеально описывает граждан в титанической постановке Ким Чен Ира. Немые, необязательные, незначительные. Одноразовые. Таких под рукой – миллионы, и с каждым днем появляются новые.
В такой вот Северной Корее и проснулись Син Сан Ок и Чхве Ын Хи 7 марта 1983 года. Случилось чудо – они вместе, они уже пять лет не были так свободны и к тому же руководят всей государственной киноиндустрией.
К завтраку они спустились, когда в вышине уже ярко сияло солнце. В дом поселили еще пятерых – двух служанок, одного мужчину-слугу и двух поваров. За едой Син и Чхве болтали ни о чем. Они решили, что о важном лучше разговаривать не в доме – вдруг подслушивают? – а на прогулках по территории, когда рядом нет чужих. Состояние бывшего мужа ужасало Чхве: похудел, щиколотки опухли, лицо после долгих месяцев в темной камере изуродовано псориазом, все тело в болячках и шрамах от стригущего лишая. Зрение тоже испортилось: картинки в телевизоре или на киноэкране расплывались у Сина перед глазами. Перевоспитание не прошло даром.
В ближайшие недели они ездили на приемы к Ким Чен Иру – порой по несколько вечеров подряд. Сину приемы быстро надоели, но неожиданно оказалось, что беседы с любимым руководителем о кино его радуют. Ким Чен Ир обещал дать Сину выбирать фильмы без диктата политической догмы, но признал, что должен будет одобрять все сценарии, дабы они «служили делу национального объединения». Ким Чен Ир говорил, что его любимые актеры – Шон Коннери и Элизабет Тейлор, любимые картины – фильмы про Джеймса Бонда, «Пятница, 13-е» и, смешно сказать, «Первая кровь»[24], невероятно популярная экранизация того самого романа, который Син надеялся поставить до похищения. Фильм все-таки сняли в Голливуде в 1982 году, пока Сина пытали неподвижностью в промозглой темной камере.
Ким Чен Ир рассказал о своей богатой киноколлекции и по секрету поведал, что хранит все фильмы, снятые южнокорейцами, в том числе, по словам Сина, такие, от которых не осталось мастер-копий даже у него.
Любимый руководитель оказался фигурой завораживающей и противоречивой. Син истекал кровью и терпел боль в тюрьме рядом с людьми, которых отправили в лагерь лишь за то, что читали иностранную газету; он слыхал истории о людях, которые, дабы ублажить Ким Чен Ира, вызывались лично расстреливать своих жен. Казалось, такую верность Ким Чен Ир принимал как должное. Но как-то раз на вечеринке на сцену выскочили десять юных красоток из «Бригады радости» и, проливая слезы восторга, запрыгали и завизжали: «Да здравствует товарищ любимый руководитель!» – а Ким Чен Ир замахал рукой, чтоб замолчали. Приняв это за ложную скромность, они только сильнее разошлись, и тогда Ким Чен Ир сконфуженно усмехнулся, взял Сина за руку и стал раскачивать туда-сюда, словно желая отвлечь от славословий.
– Господин Син, не верьте ни единому слову, – прошептал он. – Это все липа. Притворство, и больше ничего.
До начала работы Ким Чен Ир на полгода отпустил Сина и Чхве на «каникулы» – посмотреть страну. Наконец-то вырвавшись из заточения, Син и Чхве наблюдали теперь не только жизнь элиты. Им впервые удавалось – пусть мельком и под контролем – увидеть «настоящую» Северную Корею – дом, который построили Кимы.
Обоим она казалась декорациями голливудской антиутопии: никаких ярких цветов, повсюду одинаковые, утилитарные, монохромные дома из поблекшего цемента и известняка. Дороги пусты, здания обрушены и заброшены. Процветает только культ личности: богоподобный лик Ким Ир Сена улыбается унылой серо-буро-зеленой родине с красно-желто-золотых щитов, стел, монументов и мозаик.
Государство безжалостно и неустанно внедрялось в самую что ни на есть будничную жизнь. Взрослые северокорейцы откровенно изнурены. Все женщины в юбках до колена, в блузках, застегнутых под горло, без макияжа и украшений. Мужчины в одинаковых рубашках слегка не по размеру и брюках из блестящего виналона – синтетики, которая была дешевле нормальных тканей и выпускалась в Хамхыне. Все с неизменными красными значками на груди. В неотступном страхе репрессий все воздерживаются от лишних вопросов и поспешно отводят глаза. Но, пожалуй, больше всего утомляло, как рассказывал «черная пантера» Элдридж Кливер, который в 1970 году провел несколько месяцев в Пхеньяне, «их фанатичное восхваление главы государства товарища Ким Ир Сена… Желаешь им доброго утра, говоришь „привет“, а они тебе: „Да, какой прекрасный день, спасибо великому учению нашего возлюбленного вождя революции товарища Ким Ир Сена, нашего хранителя границ и гаранта процветания, который наполнил наши сердца истиной марксизма-ленинизма“. Так они желали доброго утра. Спустя полгода это как-то утратило прелесть новизны, и стало скучно».
