руля, что еще больше затруднило маневрирование. Балкли обсудил с Бейнсом, Камминсом и другими, как им поступить. Свое решение они подытожили в другом подписанном документе. В бумаге, составленной на борту «Спидуэлла» – «на побережье Южной Америки, на 37:25 южной широты от меридиана Лондона, 65:00 западной долготы 14 января сего года» [636], – говорилось, что после поломки руля «каждую минуту ожидалось, что судно пойдет ко дну», и «все считали, что мы должны выйти в море или погибнуть». Они положили оружие и боеприпасы, а также письмо с объяснением своего решения в бочку и бросили ее за борт, чтобы волны прибили ее к берегу. Они подождали, пока Дак, Моррис и остальные шестеро его получат. Когда люди прочли письмо, они упали на колени и смотрели, как «Спидуэлл» уплывает.
Бог видел, что творилось? Балкли продолжал искать утешение в «Образце христианина», но отрывок из него предупреждал: «Будь у тебя чистая совесть, ты мог бы не бояться смерти. Лучше бежать от греха, чем бежать от смерти» [637]. Но грех ли хотеть жить?
Сломанный руль заставил лодку рыскать, как будто она следовала своим собственным загадочным курсом. Через несколько дней у команды закончились еда и практически вся вода. Встревоженный Балкли отметил: «Среди нас не более пятнадцати здоровых (если можно назвать здоровыми людей, которые еле ползают). Сейчас я считаюсь одним из самых сильных людей в лодке, но едва могу устоять на ногах десять минут кряду… Мы, находящиеся в наилучшем состоянии здоровья, делаем все, что в наших силах, чтобы подбодрить остальных» [638].
Лейтенант Бейнс, сам больной, писал о «наших беднягах, которые умирают ежедневно с мукой на изможденных лицах и глядят на меня в ожидании помощи, но оказать ее – не в моих силах» [639]. Двадцать третьего января умер штурман Томас Кларк, так преданно оберегавший маленького сына, а на следующий день умер и его сын. Два дня спустя кок Томас Маклин – самый пожилой человек на борту, переживший ураганы, цингу и кораблекрушения, – испустил последний вздох. Ему было восемьдесят два года.
Балкли все еще что-то записывал в дневнике. Если он писал с мыслью о будущем, то должен был верить, что каким-то образом его дневник однажды прочтут. Но его разум угасал. Однажды ему показалось, что он увидел слетающих с неба бабочек.
28 января 1742 года лодку принесло к берегу, и Балкли привиделись странные очертания. Не очередной ли это мираж? Он посмотрел еще раз. Он был уверен, что очертания были деревянными постройками – домами, – и стояли они на берегу крупной реки. Это должен был быть порт Рио-Гранде на южной границе Бразилии. Балкли позвал остальных членов экипажа, и те, кто еще был в сознании, схватились за веревки и попытались развернуть то, что осталось от парусов. Проведя в море три с половиной месяца, преодолев почти пять тысяч километров, потерпевшие кораблекрушение достигли берегов безопасной Бразилии.
Когда «Спидуэлл» вошел в порт, собралась толпа горожан. Они, разинув рты, уставились на потрепанное, залитое водой судно с выгоревшими на солнце, изодранными в клочья парусами. Затем они увидели почти утративших человеческий облик людей, в беспорядке валявшихся на палубе и друг на друге в трюме. Полуобнаженные тела с торчащими костями, с обгоревшей, облупившейся от солнца кожей словно прошли сквозь обжигающее пламя. Спутанные гривы просоленных волос ниспадали с подбородков и струились по спинам. Балкли написал в дневнике: «Я думаю, что ни один смертный не испытал больше трудностей и страданий, чем мы» [640].
Многие люди не могли пошевелиться, но Балкли, пошатываясь, поднялся на ноги. Когда он объяснил, что это остатки экипажа корабля Его Величества «Вейджер», затонувшего восемь месяцев назад у берегов Чили, зеваки изумились еще больше. «Их удивляло, что тридцать душ, то есть все выжившие, помещались на таком маленьком судне, – писал Балкли. – Но то, сколько оно вмещало людей, отправившихся с нами изначально, было для них ошеломляющим и невероятным» [641].
Навстречу им вышел градоначальник и, узнав о перенесенных ими тяжких испытаниях, перекрестился и назвал их прибытие чудом. Он пообещал им все, что могла предложить его страна. Больных отвезли в госпиталь, где вскоре скончался помогавший строить «Спидуэлл» и прошедший до конца всю одиссею помощник плотника Уильям Орам. Отряд в составе восьмидесяти одного человека, отправившийся с острова Вейджер, сократился до двадцати девяти.
Для Балкли тот факт, что выжил хотя бы один из них, был доказательством существования Бога, и он считал, что любой человек, который еще может сомневаться в этой истине, «справедливо заслуживает гнева разъяренного божества» [642]. В дневнике он отметил, что день их прибытия в Бразилию следует назвать «днем нашего спасения, и таковым его и надлежит запомнить» [643].
Балкли и еще нескольких моряков разместили в теплом удобном доме, где они могли восстановить силы, и принесли им хлеб и мясо. «Мы считаем, что мы весьма благополучно устроились» [644], – писал он.
Со всей Бразилии начали приезжать люди, которые хотели отдать дань уважения этой группе моряков под командованием артиллериста, совершившей одно из самых длительных среди потерпевших кораблекрушение плаваний. «Спидуэлл» вытащили на сушу, и он сделался объектом паломничества – «чудом», как выразился Балкли, на которое «люди постоянно стекаются посмотреть» [645].
Балкли узнал, что Война за ухо Дженкинса затянулась, и отправил письмо британскому военно-морскому офицеру в Рио-де-Жанейро, чтобы сообщить о прибытии своей группы. А еще он упомянул о том, что капитан Чип «по собственной просьбе задержался» [646].
Глава двадцать первая
Литературный бунт
Однажды вечером Джон Балкли вышел с приятелем прогуляться по бразильской деревне. Вернувшись домой, они обнаружили, что замки сломаны. Друзья осторожно вошли. В спальне Балкли все было разбросано, как будто кто-то там рылся.
Балкли услышал шум и обернулся как раз в тот момент, когда двое незваных гостей бросились на него. Один ударил Балкли, и тот нанес ответный удар. После ожесточенной схватки нападавшие скрылись в темноте. Одного из них Балкли узнал. Это был подручный Джона Кинга – боцмана, который во время мятежа на острове Вейджер ударил капитана Чипа по лицу. Злоумышленники явно обыскивали жилище Балкли. Но что они хотели найти у нищего артиллериста?
Балкли почувствовал себя настолько неуютно, что вместе с ближайшими товарищами переехал в другой дом в рыбацкой деревне. «Здесь мы считали себя в безопасности» [647], – заметил он.
Несколько ночей спустя появилась банда и принялась барабанить в дверь. Балкли отказался открывать, заявив, что сейчас «неподходящее время суток»
