class="a">[648]. Но они продолжали стучать, угрожая взломом. Балкли со сторонниками бегали по меблированным комнатам в поисках оружия, но не нашли ничего, чем можно защититься. Они выскользнули через черный ход и перелезли через стену, чтобы спастись.
Один из бандитов сказал Балкли, что им нужно – его дневник. Балкли был единственным человеком, ведшим отчетность прямо на острове Вейджер, и Кинг и некоторые из его союзников, очевидно, боялись того, что может стать известно об их роли в свержении капитана Чипа. Жизни бывших потерпевших кораблекрушение вновь оказались под угрозой – только теперь она исходила не от природных стихий, а от историй, которые они расскажут Адмиралтейству. До сих пор о Чипе и его группе не было ни слуху ни духу, и казалось маловероятным, что они когда-нибудь явятся и смогут поведать свою версию. А если все-таки явятся? Но даже если они не вернутся никогда, кто-то из группы Балкли, выгораживая себя, мог начать противоречить показаниям своих сообщников.
Балкли писал, что слышал, как Кинг поклялся «либо заставить нас выдать дневник, либо убить» [649]. Один чиновник в Бразилии отметил: «Странно, что люди, перенесшие столько лишений и трудностей, не смогли договориться друг с другом полюбовно» [650]. Силы, выпущенные на волю на острове Вейджер, напоминали ужасы из ящика Пандоры – их стало невозможно унять.
Лейтенант Бейнс, как старший офицер в группе, был особенно обеспокоен. До Балкли дошли слухи, что лейтенант нашептывал чиновникам в Бразилии, что вся вина за произошедшее с капитаном Чипом лежит на Балкли и Камминсе. Ответ Балкли был в его стиле: взяв перо, он нацарапал записку. В доставленном Бейнсу послании он обвинил его в распространении ложных и гнусных слухов и заметил, что, как только они вернутся в Британию, каждый из них должен будет «дать отчет о своих действиях, и справедливость восторжествует» [651].
В марте 1742 года Бейнс бежал на корабле в Британию. Он хотел прибыть раньше остальных и первым задокументировать свою историю. Балкли и Камминсу потребовались месяцы, чтобы добраться на другом судне, и, когда они по пути остановились в Португалии, британские торговцы сообщили, что Бейнс уже выдвинул обвинения. «Некоторые из наших тамошних друзей даже посоветовали нам не возвращаться на родину, чтобы нас не постигла смерть за мятеж» [652], – писал Балкли.
Балкли стоял на своем – Бейнс не заслуживает доверия и, что характерно, никогда не вел на острове дневник. Вслед за тем артиллерист раскрыл, словно Священное Писание, свой объемистый журнал. Ознакомившись с ним, торговцы, по выражению Балкли, «обнаружили, что если в этом деле и имел место какой бы то ни было мятеж, то его зачинщиком был тот самый человек, который нас обвинил» [653].
Балкли и Камминс продолжили свой путь домой. Балкли увлеченно вел дневник. «Мы были уверены в своей невиновности и полны решимости во что бы то ни стало увидеть родину» [654], – писал он.
1 января 1743 года их корабль бросил якорь в Портсмуте. Вдалеке виднелись их дома. Балкли больше двух лет не видел жену и пятерых детей. «Все наши мысли были только о том, как немедленно сойти на берег к нашим семьям» [655], – писал Балкли. Но военно-морской флот запретил им покидать корабль.
Бейнс представил Адмиралтейству письменное заявление, в котором утверждал, что Чипа свергла банда мятежников во главе с Балкли и Камминсом. Они якобы связали капитана и бросили его на острове Вейджер. Адмиралтейство приказало держать обоих под охраной до суда военно-морского трибунала. Они были пленниками в собственной стране.
Балкли доклад Бейнса назвал «неполным повествованием» [656], аргументируя тем, что история, которая, по собственному признанию Бейнса, была составлена им по памяти, имеет меньшую доказательную ценность, нежели летопись Балкли. Когда артиллериста попросили представить Адмиралтейству собственный отчет, Балкли предложил весь свой журнал-дневник, ради защиты которого, как он отметил, рисковал собственной жизнью. Хотя дневник велся от первого лица, в качестве соавтора Балкли добавил Камминса – видимо, чтобы придать рассказу бо́льшую авторитетность и оградить своего лучшего друга от наказания.
Среди прочего в журнале говорилось, что капитан Чип впал в помешательство и убил Козенса, выстрелив ему в голову.
«Если бы дела не велись с тем порядком и регулярностью, которые строго соблюдаются на военно-морском флоте, нужда выбила бы нас за рамки дозволенного, – писал Балкли. – Наш случай был исключительным: после гибели корабля наша главная забота заключалась в сохранении наших жизней и свобод» [657]. В конце концов, у них не было выбора, кроме как действовать «в соответствии с велениями природы».
Передав журнал, Балкли сопроводил его составленными на острове подтверждающими юридическими документами – документами, под которыми красовалась подпись самого Бейнса. Казалось, Адмиралтейство завалено материалами, и журнал, от которого зависела судьба людей, какое-то время пылился в его кабинетах. В конце концов, как писал Балкли, ведомство вернуло ему журнал с приказом «сделать реферат в виде повествования, чтобы он не был слишком утомителен для прочтения Их Светлостями» [658].
Балкли и Камминс быстро извлекли из отчета самое существенное, сдав его с запиской, в которой говорилось: «Мы строго исполнили желание несчастного капитана Чипа, последним распоряжением которого было предоставить Вашим Светлостям правдивый рассказ» [659].
Совет Адмиралтейства был сбит с толку конкурирующими версиями событий и решил отложить расследование как минимум до тех пор, пока Чип не будет официально признан умершим. Балкли и Камминса после двухнедельного заключения освободили. «Наши семьи уже давно считали нас пропавшими, – писал Балкли, – и смотрели на нас как на сыновей, мужей и отцов, чудесным образом им возвращенных» [660].
Тем не менее, пока судебное дело не было закрыто, Балкли со сторонниками оставались в своеобразном чистилище. Им отказали в выплате жалованья за экспедицию и лишили их возможности снова поступить на службу Его Величества. «Пережив потерю корабля и борясь с голодом и бесчисленными трудностями, некоторые из нас возвращаются в родную страну, – писал Балкли, – но и здесь мы все еще несчастны, без работы, почти без поддержки» [661].
Отчаянно нуждавшийся в деньгах Балкли получил предложение привести из Плимута в Лондон торговое судно. Он направил в Адмиралтейство письмо с просьбой разрешить ему рабочую поездку. Он писал, что считал своим долгом согласиться, но не может без дозволения – «чтобы Ваши Светлости не подумали, что я сбежал от правосудия» [662]. Артиллерист добавлял: «Я готов и желаю подвергнуться строжайшему судебному разбирательству моего поведения по отношению к капитану Чипу и надеюсь дожить до встречи с ним лицом к лицу, но одновременно я надеюсь, что меня не оставят на земле погибать». Адмиралтейство дало разрешение, однако Балкли по-прежнему оставался лишенным средств к существованию
