обстрел прекратился, батальоны 327-го полка оказались атакованы с трех направлений.
Требовалось немедленно оказать им поддержку, в том числе артиллерией. В самый ответственный момент по какому-то недоразумению, видимо, из-за неверно отданного донесения, в штабе XI корпуса решили, что советские орудия ведут обстрел 327-го полка с огневых позиций у с. Круподеренцы и именно оттуда следуют контратаки красноармейцев. Однако по имевшимся в штабе данным, подтвержденным армейским командованием, в селе находились немецкие войска. На повторный запрос командир 327-го полка вновь ответил, что его солдаты находятся под обстрелом и отражают атаки со стороны с. Круподеренцы. Командиры штаба XI корпуса вновь пришли к выводу, что в селе советские войска. Следовательно, требуется нанести по ним огневой удар.
Тут в штаб поступил доклад от наблюдательного поста 293-й дивизии о том, что он разместился в церкви с. Круподеренцы. В головах немецких штабистов все перемешалось: по всему выходило, что в селе одновременно находятся и советские, и немецкие войска. Но почему они не ведут бой друг с другом и как в таких условиях красноармейцы умудряются атаковать 327-й полк? На эти вопросы не было ответов, и командир XI корпуса приказал отложить артиллерийский обстрел с. Круподеренцы, чтобы не задеть своих. Однако орудия уже успели сделать два залпа, правда, никого не задев.
Чтобы разобраться в ситуации, пришлось еще раз запрашивать командование 444-го и 327-го полков, а также штаб 293-й дивизии о местоположении частей.
Выяснилось, что действительно с. Круподеренцы занято немецкими войсками и никаких красноармейцев там нет, а 327-й полк находится под с. Денисовка. Виноватым оказался его командир, который по какой-то причине решил, что перед ним находится с. Круподеренцы.
Как только положение прояснилось, солдаты 329-й дивизии смогли возобновить наступление. От взятия с. Денисовка отказались, предоставив его 125-й дивизии.
Батальоны 327-го полка отвели влево и поставили их северо-западнее напротив с. Савинцы. На этом участие 239-й дивизии в уничтожении Оржицкого котла в основном завершилось. Теперь ее основной задачей являлась зачистка, сбор и классификация трофеев. Для ее проведения соединению придали 477-й полк из состава 257-й дивизии.
Корпусное командование напоследок удивило непонятно для чего необходимым отчетом. Оно потребовало рассчитать количество дней с даты форсирования р. Буг, проведенных на маршах и в боях, и количество пройденных километров. Получилось, что из 36 дней солдаты 239-й дивизии 33 дня провели на марше или в бою, преодолев за это время 500 км.
Возможно, форма отчета была спровоцирована приказом штаба 1-й танковой группы, поступившим вечером 22 сентября. Он предписывал войскам XI корпуса силами одной дивизии принять на себя зону ответственности 16-й моторизованной дивизии XXXXVIII корпуса у г. Лубны, войска которой теперь выводились из боя. Одним из обоснований для такого решения стало утверждение, что танковые и моторизованные части после прорыва советской обороны 12 сентября прошли с боями почти 500 км, не имея ни дня для отдыха.
Вполне вероятно, что генерал Кох отдавая свой, кому-то показавшийся странным приказ, рассчитывал показать вышестоящему командованию, что его солдаты устали ничуть не меньше, если даже не больше. В результате последующих переговоров между корпусными командирами удалось внести изменения в первоначальный вариант приказа. Требуемую дивизию разрешалось направить к г. Лубны не 23, а 24 сентября.
Приказ 2-й танковой группы одновременно подчеркивал, что уничтожение Оржицкого котла еще не завершено. В ближайшие сутки требовалось закончить уничтожение и пленение окруженной советской группировки и провести зачистку поля боя.
К ночи штаб XI корпуса подвел итоги дня, которые показались впечатляющими. Фронт окружения сузился до минимума, все попытки советских войск вырваться из него были пресечены. Оставшиеся в котле части понесли большие потери в людях и вооружении, и их можно считать разгромленными. Количество пленных, собранных в с. Крестителево, достигло 40 тысяч человек. Еще 10 тысяч находились в колоннах на марше. Количество трофеев пока не подсчитано, но представляет собой весьма внушительную цифру.
Ф. фон Бок отмечал:
«На фронтах затишье; воюет одна только вторая танковая группа».
Ф. Гальдер:
«22 сентября 1941 года, 93-й день войны. Обстановка на фронте: котлы восточнее Киева сужаются…
Обстановка вечером: успешно продолжается ликвидация окруженной группировки противника в районе к востоку от Киева».
23 СЕНТЯБРЯ
В. Вертен:
«На рассвете бои возобновились. Россияне держали место прорыва, пропуская через него свои войска. Остаповка была в руках противника. Теперь враг попытался прорваться также южнее Денисовки, переправился через реку, взял Золотухи, пробился на северо-востоке до Петриков и выскользнул частью своих войск на восток».
09 ч. 21 мин.
До 23 сентября штаб 26 армии поддерживал радиосвязь с Главкомом Юго-Западного направления и Ставкой ВГК и поэтому ориентировался в обстановке, которая сложилась.
Костенко доносил в Генштаб командующему Юго-Западным фронтом:
«Положение исключительно тяжелое. С наступлением темноты попытаюсь с остатками (войск) прорваться в направлении Оржица – Исковцы – Пески. Огромные обозы фронта и раненых вынуждены оставить в Оржице, вывезти которых не удалось. Костенко, Колесников»
Пытаясь выйти из окружения, было сделано несколько отчаянных атак на прорыв в направлении на Лубны. Но это была не последняя попытка генерала Костенко.
Из романа Л. Занадворного:
«На рассвете многих разбудили близкие разрывы. Командиры колонны получили приказ для пеших солдат – явиться на переправу. Артиллерийский обстрел все плотнее накрывал улицы Оржицы. Солдаты, минуя улицы, забитые машинами, прижимаясь к стенам домов, пересекли Оржицу, спустились к болоту. Им пришлось пережидать, когда закончится шрапнельный огонь. Они долго лежали в кустарнике. Гора, где был городок и просторная площадь с тремя сельскими ветряными мельницами, и улицы дымили от взрывов и пожарищ. Над городком, оставляя красочные хвосты, кружили немецкие корректировщики. Осколки падали рядом в болото.
Солдаты лежали долго, пока не дождались короткой перебежки. Одолели болото, мокрые, заляпанные тиной, выбрались в лес, позади подгонял все более частый треск шрапнели. Свежие, мокрые дорожки путались в орешнике. Группы бойцов растерянно блуждали между деревьями, спрашивая друг у друга – где переправа. Никто толком не знал. Никто не знал, где немцы. В сплетенных кронах грабов посвистывали пули. Автоматчики строчили поблизости.
Все их – раненых и здоровых, командиров и обозников – гнала через трясины, через лес одна мысль: переправа. Это слово обладало над ними, пойманными в Оржицком капкане, мощной властью.
И вот, когда они почти потеряли надежду, как будто кто-то поднялся над улицами, над разрывами и пожарами, показал на лес, крикнул: «Вы говорите, нет выхода? Там выход! Вам грозит плен? Там освобождение! Вы собрались умирать? Вон где жизнь!». В спешке они брели по воде. Падали в грязь при близком свисте снарядов. Ковыляли между кочками, блуждали в чаще. В это время они уже не были красноармейцами и командирами определенных рот, полков и батарей. Они потеряли свои части. Ими владела одна мысль: вырваться из немецкого кольца, с болотной ловушки, во что бы то ни стало, пусть вплавь, пусть ползком, вырваться к своим. Так в метельную зимнюю ночь пешеход, сбившийся с дороги, рвется к малейшему проблеску огня. Так через все преграды стремится вода к морю. Видимо, так в средневековье все живое бежало от чумы…
Отдаленные крики помогли большинству красноармейцев наконец то найти нужное направление. Они остановились, замерзшие, за холмом. Вслушивались тревожно в приглушенный шепот, в стук автоматов. Все это было не то. Казалось, мокрый лес поглотил стремившихся сюда людей и замер. Недвижно шли вверх черные блестящие стволы. Недвижно висели космы мха на сучьях. Бесшумно ложился на траву мертвый лист. Солдаты проникли, наконец, сквозь кустарник к свету просторного луга. Неуверенность, опасения остались в лесу. Люди, добравшиеся до опушки, слышали крики, видели катящую валами реку, сотни голых тел красноармейцев на том берегу. Вот она – переправа!
Стреляли немецкие снайперы. Лопались мины. Кто-то, кого относило водой, просил о помощи, кто-то падал среди болот, и кровь заливала обнаженную кожу. Разве это могло остановить? Люди, выскакивающие из-за деревьев, на ходу сбрасывали одежду. Бросались в водовороты
