ОРЛОВ: Еще в феврале мы оказались в 60 километрах от Берлина, имея на правом берегу Одера Кюстринский плацдарм, а союзники после Арденнской операции, из которой мы им помогли кое-как выкарабкаться, находились от Берлина в 500-450 километрах. Ближе всего к нему была 21-я группа армий Монтгомери, включавшая канадскую, 2-ю английскую и 9-ю американскую армии...
РЖЕШЕВСКИЙ: Но по стечению, как это бывает в истории, совершенно непредсказуемых обстоятельств, в тот же самый день 1 апреля Черчилль направил Рузвельту телеграмму:«Ничто не окажет такого психологического воздействия и не вызовет такого отчаяния среди всех германских сил сопротивления, как нападение на Берлин. Для германского народа это будет самым убедительным признаком поражения. С другой стороны, если предоставить лежащему в руинах Берлину выдержать осаду русских, то следует учесть, что до тех пор, пока там будет развеваться германский флаг, Берлин будет вдохновлять сопротивление всех находящихся под ружьем немцев. Кроме того, существует еще одна сторона дела, которую вам и мне следовало бы рассмотреть. Русские армии несомненно захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу? И не может ли это привести их: к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и весьма значительные трудности в будущем? Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток, и в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы несомненно должны его взять. Это кажется разумным и с военной точки зрения».
ОРЛОВ: Однако еще 28 марта Эйзенхауэр внезапно пишет письмо Сталину, сообщая свое решение, что в нынешней обстановке союзники не должны идти на Берлин. Им следует нанести главный удар американской 12-й группой армий по оси Эрфурт — Лейпциг — Дрезден, т. е.
рассечь германскую армию, и как можно быстрее встретиться с советскими войсками.
ТЮШКЕВИЧ: В общем, несмотря на противоречия на споры, главнокомандующий силами союзников соглашается на то, что овладевать Берлином должен Советский Союз.
ОРЛОВ: Возникает вопрос — а почему? В это время началась Рурская операция, в которой участвовали и 12-я группа армий, и 9-я армия из 21-й группы. Но 4 апреля Рузвельт передает 9-ю армию в распоряжение Эйзенхауэра и пишет гневное письмо Черчиллю, что, мол, мы не изменим решения и пойдем южнее Берлина, потому как скорее закончить войну можно только встретившись с русскими где-то в районе Эльбы.
— Можно, конечно, предположить, что американский президент устал от войны в Европе... Ну а реально, почему он фактически решил отдать Берлин русским?
ОРЛОВ: Все предельно просто: в феврале на Ялтинской конференции Сталин дал обещание, что Советская армия вступит в войну с Японией через три месяца после окончания войны в Европе. Уже была весна, американцы заканчивали воздушную и морскую войну на Тихом океане, подходили к берегам метрополии, война уже шла на территории Китая... То есть начиналась сухопутная война, что для американцев было очень неприятно. Когда они потеряли в Арденнской операции 19 тысяч убитыми, Эйзенхауэра чуть не сняли; впоследствии потеря 13 тысяч при взятии Окинавы решила вопрос об ударе атомной бомбой. Им нужно было быстрее кончить войну в Европе, чтобы СССР принял на себя с севера удар фанатичной японской армии. Американцы полагали, что без помощи Советского Союза на Дальнем Востоке они будут воевать еще минимум год, потеряют полтора миллиона человек. Поэтому для Эйзенхауэра важно было встретиться с Советской армией как можно быстрее... Между тем, основные силы Германии находились в Померании — миллионная группировка «Висла», и вокруг Берлина — миллион.
ТЮШКЕВИЧ: А чтобы одержать победу над противником, прежде всего нужно уничтожить его живую силу...
— То есть джентльмены любезно предоставляли нам честь разгромить основные силы вермахта, чтобы потом иметь честь разгромить и Квантунскую армию.
ОРЛОВ: Между тем, следовало спешить: в Германии народ уже колебался — может быть, бросить Берлин и уйти в «Альпийскую крепость», в Австрийские, Швейцарские и Итальянские Альпы. Там, в горах, при фанатичности немцев, оснащенных фаустпатронами и другим оружием, которое позволяло сражаться даже с тяжелой техникой, можно было продержаться еще, может быть, пол года...
— Не знаю, как тогда было, но вот сейчас Швейцарские Альпы очень похожи на настоящую крепость. Опытным взглядом замечаешь скрытые входы в какие-то тоннели, амбразуры... Там, наверное, можно было сидеть и годами.
ОРЛОВ: Но Антигитлеровская коалиция, вся разъедаемая противоречиями, могла распасться и за полгода...
ХАЗАНОВ: Гитлеровское руководство очень надеялось, что после смерти президента Рузвельта между союзниками уже не будет таких тесных взаимоотношений — но они просчитались.
ОРЛОВ: Действительно, 25 апреля на Эльбе, в районе Торгау, встретились 1-я американская и наша 5-я гвардейская армии. Это сразу оторвало северные группировки немецких войск от южных и лишило всяких оснований разговоры об «Альпийской крепости»... И в тот же самый день советские войска взяли в кольцо Берлин. Сталин торопил Конева и Жукова, чтобы те быстрее осуществили это окружение, потому как происходили очень многие события: переговоры генерала Вольфа в Швейцарии, переговоры Гиммлера, переговоры в Швеции — сепаратные переговоры на односторонней основе, имевшие целью сдаться союзникам.
РЖЕШЕВСКИЙ: Повторю, что в связи с Берлинской битвой день 1 апреля — это какая-то магическая дата: разговор Сталина с Жуковым и Коневым, письмо Черчилля Рузвельту... И так же 1 апреля Сталин дал ответ Эйзенхауэру, и это письмо очень любопытное. Сталин поддерживает точку зрения, которую Эйзенхауэр высказывает относительно военных планов западных союзников — наступление на Дрезден, Лейпциг и т. д. К этому времени уже определялись контуры и сроки нашей Берлинской операции, но Иосиф Виссарионович немножко слукавил. В ответе Эйзенхауэру не указал ни направления нашего главного удара, ни примерных сроков начала операции.
ЯМПОЛЬСКИЙ: В Берлинской операции в основном принимали участие три фронта: 1-й Белорусский — Жукова, 1-й Украинский — Конева и 2-й Белорусский — Рокоссовского. По характеру выполняемых задач было три этапа: прорыв Одерско-Нейсенского рубежа обороны, окружение и расчленение войск противника, уничтожение окруженных группировок и взятие Берлина...
ХАЗАНОВ: Вот очень интересный документ: обращение военного совета 1-го Белорусского фронта к бойцам, сержантам офицерам и генералам фронта накануне наступления — приказ был отдан 15 апреля, подписан Жуковым. «Боевые друзья! Верховный главнокомандующий Маршал Советского Союза товарищ Сталин от имени Родины и всего советского народа приказал войскам нашего фронта разбить противника на ближних подступах к Берлину, захватить столицу фашистской Германии — Берлин и водрузить над ней Знамя Победы. Пришло время нанести врагу последний удар и навсегда избавить нашу Родину от угрозы войны со стороны немецких разбойников. Пришло время вызволить из ярма фашистской неволи томящихся у немцев наших отцов и матерей, братьев и сестре, жен и детей наших. Пришло время подвести итог страшных: злодеяний, совершенных гитлеровскими людоедами на нашей земле и покарать преступников. Пришло время добить врага и победно закончить эту войну».
БАЕВСКИЙ: Наш 5-й гвардейский Краснознаменный истребительный авиационный полк входил в состав 1-го Украинского фронта. 16 апреля, перед началом боевых действий, личный состав полка был построен на аэродроме под развернутым гвардейским знаменем и начштаба гвардии подполковник Калашников зачитал обращение Военного совета фронта:«Пришло время нанести врагу последний удар... Решительным и стремительным штурмом мы возьмем Берлин...» В тот день полк выполнял полеты на сопровождение штурмовиков и бомбардировщиков в районы Котбус, Пейтц, Огрозен, и с каждым последующим днем наша авиация переносила свои удары все ближе к Берлину Мы понимали, что это уже завершающие бои, которые неминуемо закончатся разгромом гитлеровских войск...
СЕНЯВСКАЯ: Вообще, это уникальное явление — психология победителей в Великой Отечественной войне. Это психология тех же самых людей, которые пережили начальный период войны — с тяжелыми поражениями и отступлениями, ее не менее трудные последующие этапы с невиданными по масштабам сражениями, когда еще не было окончательно ясно «кто кого». И вот уже нет никаких сомнений: наша Победа близка...
БАЕВСКИЙ: Я окончил Серпуховское училище: учился около шести месяцев, получил звание младшего лейтенанта. Потом я и еще двое были оставлены инструкторами, а все остальные оказались в частях на Западной Украине и в Западной Белоруссии, на полуострове Ханко. После войны я встретил только трех из них, все — Герои Советского Союза... Рассказывали, как им довелось встретить первые удары опытных немецких войск. Из тех, кто начинал в 41-м, единицы остались.
