Чхве Ын Хи, сыгравшая главную роль в «Соли» и второстепенные в «Беглеце» и «Сим Чхон», вновь прославилась – ее знала вся страна. Чхве с Сином были самыми крупными знаменитостями в раю трудового народа – не считая, конечно, обоих Кимов. (С великим вождем они наконец повстречались на одном из его новогодних обедов, обменялись рукопожатиями и немножко поболтали – высшее достижение для любого северокорейца.) На натурные съемки всякий раз сбегались сотни людей – посмотреть, как работают прославленный режиссер и его жена-актриса. Если поблизости была стройка, вокруг съемочной площадки толпились рабочие. «Почти все знали нас по имени, – вспоминал Син. – Мы снимали, а за нами бегали дети и кричали: „Син Сан Ок! Чхве Ын Хи!”»
По словам одного перебежчика, фильмы Сина прозрачно намекали «не на то», что до сей поры разрешал народу Ким Чен Ир: на секс, чувственность, жизнь в гуще событий, развлечения. Фантазии Сина повествовали о том, что жизнь возможна, что порой случается непредвиденное, и это контрастировало с безвкусной, кодифицированной, зарегулированной реальностью. «Зрителей, – рассказывала одна женщина, – больше всего привлекало то, что [у фильмов Син Сан Ока был] легкий привкус эротики». Другая соглашалась и прибавляла, что популярнее всего были фильмы с «поцелуйными сценами». Син и Чхве прославились на Юге сильными женскими персонажами и историями о женщинах, которые ломают рамки патриархального общества; теперь же они спасали женщин из темницы северокорейских типажей – матери, жены, боевой подруги – и наконец разрешали им влюбиться.
Порой новое вводили тонко. Главную женскую роль в «Любви, любви» сыграла Чан Сон Хи, с резкими, почти европеоидными чертами лица – отнюдь не идеал красоты по Ким Чен Иру, обычно и диктовавший выбор звезд. В «Соли» Чхве говорила на северном региональном диалекте вместо «государственного», которого требовала Трудовая партия. А порой новация подрывала основы: скажем, «Беглец» открывался не эпиграфом из великого вождя, а цитатой из «Отверженных» («До тех пор, пока будут царить на земле нужда и невежество, книги, подобные этой, окажутся, быть может, не бесполезными»[31]) Виктора Гюго (не абы кого – иностранца); или в финале «Хон Гиль Дона» главный герой отворачивается от родной земли и борьбе за коллективистскую мечту предпочитает изгнание.
Ким Чен Ир восхищался работами Сина и не отказывал ему в том, что явно требовалось для создания хорошего кино, даже нарушая тем самым собственные страшно важные правила. Превыше всего любимый руководитель жаждал успеха, и успеха он добился – однако не без последствий. Некая женщина, позднее бежавшая из страны, говорила, что до 1984 года «мы просто смотрели кино и документалки и все проглатывали. Мы думали, кино всегда такое. Но после Син Сан Ока у нас открылись глаза. Мы научились судить, интересное кино или нет». Один бывший студент с ней соглашался: «До эпохи Син Сан Ока сюжеты были прозрачны и просты. Посмотрел первую половину – и уже знаешь, чем все закончится. Истории одни и те же. Главный герой терпит много невзгод, а в финале его непременно спасает любовь Ким Ир Сена. Син Сан Ок принес в кино реализм… Обычные фильмы были ужасно нудные – мы хотели смотреть фильмы Сина». И дело не ограничивалось простым зрительским удовольствием. Прежде, говорил этот студент, «нас учили, что наш режим и наша страна – это и есть мир. Мы не умели мысленно выйти за его пределы». Но появился «Беглец», где были не только парижские и токийские съемки, но еще и перепетые песни группы «АББА». Молодежь вдруг принялась мурлыкать композиции «АББА» по дороге на работу или в школу и, работая в полях, танцевать, как в кино. Отпрыски элиты закатывали частные (формально противозаконные) вечеринки, где крутили пластинки «АББА», ввезенные в страну через «Чосен Сорен». И все шепотом обсуждали иностранные города – какие там бары, рестораны и ночная жизнь, какие машины, какие разные прически и одежда у европейцев. В сравнении с этим Пхеньян явно не был «совершенным, лучшим, идеальным городом».
Как гласит старая пословица, «капля камень точит». Ким Чен Ир похитил Син Сан Ока и Чхве Ын Хи, дабы укрепить режим и тщательнее контролировать мысли народа, однако фильмы Сина и Чхве стали теми самыми каплями, что медленно, но верно подтачивали всевластие Кимов.
Работа на Ким Чен Ира, вспоминала позднее Чхве Ын Хи, была «киносъемками класса люкс». Им ни в чем не отказывали. Если требовался вентилятор, чтобы изобразить ветер, Ким Чен Ир присылал вертолет. Если посреди весны требовался искусственный снег, Ким Чен Ир командировал отряд на вершину горы Пэктусан (больше нигде снега не было). Когда требовалась многотысячная массовка, Ким Чен Ир предоставлял в их распоряжение весь военный контингент. А когда (и, по словам Сина, то был зенит его режиссерской карьеры) для взрыва поезда в кульминации «Беглеца» потребовались масштабные модели, Син поинтересовался у Кима – не без фиги в кармане, – не проще ли взорвать настоящий поезд. К его удивлению, на съемочную площадку доставили настоящий поезд, на ходу и под завязку груженный взрывчаткой. Снимать пришлось с одного дубля, но всем бы такие проблемы. Этот взрыв в финальной сцене «Беглеца» стал одним из культовых образов северокорейского кинематографа.
«Соль» получила восторженные отзывы по всему миру – тоже что-то новенькое, обычно критики ругали кино Северной Кореи, даже фильмы Сина, – а Чхве вручили приз за лучшую женскую роль на Московском международном кинофестивале – самую престижную награду северокорейского кино и вторую международную премию эпохи Сина. В кинематографе Северной Кореи еще не бывало актерской игры такого уровня натурализма и нюансировки. (Чхве разрешили слетать за наградой в Москву. После церемонии она и Син сфотографировались в гостиничном номере со статуэткой, понимая, что, возможно, другой не выиграют, а эту, едва самолет коснется посадочной полосы в Пхеньяне, отберет и навеки припрячет Ким Чен Ир.) «Хон Гиль Дон» получил огромные сборы в странах Варшавского договора и стал одним из самых кассовых фильмов 1986 года в Болгарии и Советском Союзе. Для северокорейского кино то были относительно скромные и все же беспрецедентные высоты, каких ему больше никогда не удавалось достичь.
С каждым следующим успехом натяжение поводка чуточку ослабевало. Син и Чхве часто летали в Будапешт и Москву, давали интервью и ходили на переговоры, рассчитывая этими краткими командировками убедить мир, что они обосновались в Восточной Европе добровольно. Теперь Ким Чен Ир выпустил их аж в ФРГ, где на мюнхенской киностудии «Бавария» снимались подводные сцены «Сказки о Сим Чхон». Здесь некогда поставил свой первый фильм Альфред Хичкок; здесь же снимали «Большой побег», «Кабаре» и «Вилли Бонка и шоколадная фабрика»[32]. Теперь по этой священной земле ступали Син и Чхве – правда, на каждой площадке, на каждом совещании и за каждым обедом за ними по пятам неизменно следовали семь топтунов. В отличие от предыдущих кураторов – обычно киношников, – эти были сотрудниками личной охранной части любимого руководителя.
Отборное подразделение телохранителей Ким Чен Ира – одна из самых зловещих и загадочных подробностей его жизни. В составе подразделения было 120 человек, предпочтительно сирот; со дня поступления на работу им запрещалось ездить домой и вообще отлучаться. Если они хотели жениться, им разрешалось выбрать в жены только машинистку или секретаршу из конкретного партийного отдела; процедура сватовства была вполне абсурдна. Телохранитель подавал начальнику заявление о том, что хочет жениться, и если запрос был одобрен – вероятно, Ким Чен Иром, – телохранителя вызывали к начальнику на Третий этаж. На столе у начальника лицами вниз лежали двадцать снимков. Телохранитель вслепую выбирал один, начальник переворачивал. Женщина с фотографии и становилась суженой телохранителя. Если тот отказывался жениться на этой незнакомой женщине, ему полагалось прождать еще два года, прежде чем подать заявление повторно, – и на сей раз он женился на той, чей снимок вслепую выбрал, нравится она ему или нет. После свадьбы молодожены получали от партии дом; жена проживала там, мужу разрешалось ездить к ней раз в неделю.
В специальном учебном заведении под Пхеньяном этих бойцов обучали без колебаний класть жизнь за Ким Чен Ира и безжалостно уничтожать любую потенциальную угрозу. Любимый руководитель требовал от телохранителей вежливости и немногословности. В позднейшие годы он завел привычку в рассуждении инструктажа показывать рекрутам боевик Клинта Иствуда «На линии огня»[33], об агенте Секретной службы, который мучим совестью, поскольку не спас президента Кеннеди, и намерен спасти нового президента от угроз маньяка.
Прошедших отбор телохранителей стирали из досье комитетов партии. «Сотрудники безопасности не всплывали ни в каких документах, не имели идентификационных номеров или паспортов, – писал бывший телохранитель Ли Ён Гук. – Их словно и не существовало никогда».
