Ознакомительная версия.
– Давай, давай, замполит, теперь ты показывай личный пример. Сибиряк «комнатный».
– Даю! Показываю!
Я снял тельняшку и осторожно принялся мыть руки, при этом завывая все громче и громче под щелканье фотоаппарата.
В это время «летеха» подкрался сзади и, зачерпнув котелком воду, плеснул на мою голую спину.
– Сволочь! У-у, гад! – завопил я истошно.
– Вот поделом тебе, не будешь обижать маленьких, – ехидно улыбнулся Ветишин.
– Бери фотоаппарат, Ники! Очередь геройствовать моя и Игорька.
– Предлагаю съемки по очереди и в финале – групповой портрет. А потом и я в вашей группе снимусь! – предложил я.
Щелк, щелк, щелк.
– Теперь обтирание снегом! Ветиша, сними мой мужественный поступок, – рявкнул я и, делая глубокий вдох, бросился в сугроб. – У-ух-у. Хорошо. Ха-рра-шо!
– Замполит, а ты чего там рычишь, как медведь в зимней берлоге? Прекращай, пленка давно кончилась! – радостно воскликнул Острогин.
– Негодяй! А чего же ты клацал, когда я натирался?
– Понравилось, как ты позируешь. Ты был просто неотразим. Надо послать в журнал «Огонек» или «Советский воин». И подпись под снимком: «Коммунистам подвластно все», или «Повесть о настоящем замполите».
– А под твоей фотографией должен стоять заголовок: «Повесть о самом несчастном взводном».
– Это почему же?
– А что за счастье? Высылка лишенного наследства графа из сытой Германии в нищий и убогий Афган без права на амнистию.
– Опять крестьяне притесняют дворян! Меня не ссылали, я сам приехал. Презренный смерд, фотографий не получишь!
– Ну ты же знаешь мой стиль: что не дают стянуть или реквизировать.
– Беда с этим парнем, я ношу с собой фотоаппарат, а у него фоток больше, чем у меня, раза в два. Жулик! Проходимец!
– Ладно, мсье герцог, вас и всю свиту угощаю бесплатным чаем. Помните мою доброту.
* * *
Неделю ходили-бродили роты по горкам и лощинам, но без толку. Немного мин, немного боеприпасов, ни одного уничтоженного «духа».
Операция с треском провалилась. Безрезультатно действовали и другие части.
В конце концов командование приняло решение возвращаться. То ли в наказание за отсутствие результатов, а может, в целях экономии топлива, но идти пятнадцать километров к броне пришлось пешком. Вертолеты за нами не прислали. Вот жалость-то, вот беда.
В моих ботинках-бахилах можно ходить по снегу, взбираться по крутым обледенелым скалам, но топать по песку и камням – невозможно! Уже через пару часов ноги налились свинцовой тяжестью. Шипы и подковы вгрызались в почву, цеплялись за неровности рельефа и бороздили землю, как плуги.
В такой ситуации не кому-то помогать, а меня самого бы в пору нести. Опять Царегородцев быстро выдохся, да еще тот сачок, «крысеныш» госпитальный, Остапчук умирает. Отлеживался восемь месяцев по медсанбатам и госпиталям, еле-еле разыскали и вытащили обратно в роту, но он через два дня вновь в санчасть слег. Только перед самым рейдом из-за недостатка людей удалось все же вырвать его из «лап» медицины.
Муталибов и Томилин приволокли Остапчука силой, в больничном халате. В первом взводе всего пятеро солдат – воевать некому, а этот рожу наел в столовой и медпункте – каска не налезает, под подбородком не застегивается. Верещал он как поросенок про здоровье ослабленное, про остаточные явления гепатита.
– Остапчук! – зарычал я. – Еще слово о гепатите, и будешь зубы выплевывать. Почему за тебя, гадина, другие отдуваться должны, чем они хуже?
И вот теперь этот «сачок» совсем издох, еле ползет, и приходится чуть ли не нести его на себе. Я и сам еле живой с этими колодами на каждой ноге. Такое ощущение, что пудовые гири привязаны.
К черту форму одежды, к дьяволу комбата с его придирками, свободу ногам! Я сел на камень и достал из мешка кроссовки. Быстро переобулся, напевая от радости. Дойду до брони, а там что-нибудь обую для построения, если оно будет. Но что делать с этими монстрами? Нести в мешке? Ни за что на свете! Просто выбросить? Жалко.
Я с такими мыслями я достал из нагрудника РГО, разжал усы у запала, засунул ее в ботинок и отошел чуть в сторону от тропы. Затем аккуратненько поставил обувку за камни, засунул руку внутрь и выдернул чеку из запала. Вот он – мой привет нашим недругам. Завтра-послезавтра кому-нибудь понравятся мои ботинки, возьмет их этот кто-то – и ка-а-ак бабахнет! Сейчас ботинок даже шевелить нельзя. Уф-ф.
Я успокоил дыхание, вытянул из ботинка руку и осторожно вернулся обратно на дорожку.
– Вечно вы озорничаете, товарищ лейтенант, не живется спокойно. А если бы выскользнула, поминай, як звалы… Нам, между прочим, вас нести пришлось бы. Мало мне этой сволоты Остапчука? Урода этакий! Из двух лет в роте и месяца не пробыл, скотина! – С этими словами он дал затрещину трясущемуся и хнычущему солдату.
– Дубино! Ручонки не распускай! Бери его мешок и вперед! – рявкнул я на сержанта.
Васька подхватил вещи, Томилин – бронежилет, у Остапчука остался только автомат. Солдат еще яростнее всхлипывал, слюни и сопли он уже и не вытирал. Тьфу ты, убожество!
– Послушай, специалист по госпиталям и столовым, не вой и не стони. Шагай, пока я тебя не пристрелил. Нести тебя не собираемся! Понял? – тряхнул я за ворот гимнастерки убогого солдата.
– Вы меня просто не понимаете. Я болен, я очень болен. В конце концов просто умру от бессилия.
– Ну, чмо болотное, вот дрянь! По столовой с подносом и тряпкой каждый сумеет бегать! Ты пулемет поноси в горы! Я за таких гадов два роки безвылазно хожу пид пулями, – возмутился Томилин.
Остапчук из санчасти каким-то образом попал в госпиталь, из госпиталя – в медсанбат, оттуда – снова в санчасть. Кто-то из медиков приставил его «к делу»: помогать официанткам в офицерской столовой. Однажды я с удивлением узнал, что этот уборщик – наш солдат, а в рейде пулеметы и гранатомет носить некому, в расчетах – некомплект. Взял его обратно в взвод, а теперь сам с ним мучаюсь.
Немного передохнув, мы двинулись в путь – нагонять уходящую роту.
– Товарищ замполит, чого вы усе время меня с собой цепляете? – поинтересовался Дубино. – Ладно, Томилина, ему как медику положено при вас быть, а почему я?
– Щас дам в рыло! Положено, – возмутился Степан. – Это Муталибову положено, а я, наверное, останний раз иду в рейд, пора в ридну Украину, в Закарпатьте.
– Я, между прочим, «бандера», на три месяца дольше тебя в роте! – огрызнулся Дубино.
– Это от тупости, учебку закончить надо было, попал бы попозже, селянин! – усмехнулся Степан.
Идем, переругиваемся, только Гасан помалкивает. Хороший парнишка пришел в роту. Он прибыл к нам в декабре, с последней партией молодого пополнения. Все командиры рот взять его к себе отказались, а Сбитнева никто не спрашивал – только назначен на должность. Муталибов оказался тихим, спокойным человеком, даже очень спокойным для жителя Дагестана. Володя произвел его в сержанты. Пока что справляется, лишь бы не сбили с толку земляки.
– Гасан! Возьми у Царегородцева мешок, надо торопиться, отстаем от роты, – прикрикнул я и подумал про себя: «Вон уже комбат догоняет. Опять начнет придираться и насмехаться, мол, рота без Кавуна дохнет и деградирует. Вначале Ивана травил и третировал, а теперь после его замены возводит на пьедестал и сам греется в лучах чужой славы».
– Парни, скорее, скорее, не отставать! Остапчук, не прибавишь шаг – верну тебе бронежилет и каску!
Хныканье только усилилось, но скорость движения нисколько не увеличилась. Я снял тельняшку, кроссовки, засунул шмотки в мешок и пошел босиком. Зачем получать лишний выговор?
Вот и Подорожник, идет и сияет.
– О, комиссар! Что, авианосец утонул? Ну ты прямо как с кораблекрушения: почти голый, босой, но с пулеметом! Улыбнись – фотографирую! – И он, вынув из куртки фотоаппарат, сделал снимок.
– Спасибо, но зачем такое внимание и забота? – попытался съязвить я. – А вообще, это лучший корабль в вашей флотилии.
– Не стоит благодарности. Это для документальности выговора. Скажем так, почти для протокола.
– Какого выговора? За что?
– За отсутствие бронежилета и каски.
– Какого, к дьяволу, бронежилета, какой каски? Зачем они мне, только мобильность сковывают. А каска – это консервная банка на голове. Толку от нее никакого, лицо ведь открыто.
– Носи каску с металлическим козырьком. Бери пример с капитана Лонгинова!
– У него здоровья – на семь мамонтов.
– Для повышения физической кондиции будем проводить ежедневно зарядку с офицерами в бронежилетах. Уговорил!
Тьфу ты, черт! Еще издевается.
Комбат ушел дальше, а я быстро обулся, натянул тельняшку и вновь подхватил автомат Остапчука.
– Бегом, гад! Скоро уже замыкание полка, состоящее из разведчиков, нас нагонит. Броня уедет – пешком до Кабула пойдешь!
* * *
Техника медленно ползла по шоссе к Кабулу. Я и Острогин сидели на башне, жевали галеты и болтали на разные вольные темы.
Ознакомительная версия.
