Этот банк имел одни из лучших на всей Уолл-стрит учебные курсы по продажам и реноме элитарного заведения для избранных. Во всяком случае, после натаскивания в ВТ человеку был почти гарантирован успех, и люди с опытом ВТ делали на Уолл-стрит хорошие «куски». Я четко настроился на ВТ и высоко оценивал свои шансы, не сомневаясь, что если зацеплюсь там, то мое будущее обеспечено.
В то время еще не говорили в открытую, что в ВТ (по словам одного довольно мерзкого типа) «людей заманивают в оазис, а потом нагло раздевают». Общество пребывало в относительном неведении, а я предпочитал думать, что ВТ всецело занят могучей (но непредосудительной) деятельностью по производству денег. Если бы я только мог вообразить, что клиентов здесь попросту «раздевают», мое отношение к этому банку изменилось бы и, возможно, стало более здравым.
Как бы там ни было, первое собеседование в ВТ я запомнил на всю жизнь, потому что это вообще было мое первое собеседование по поводу работы на Уолл-стрит. Управляющий по кадрам провел меня через застекленную приемную в зал торговли облигациями. В торговом зале я до того не бывал и взирал на этот муравейник с благоговейным трепетом. Первое, что мне врезалось в память, — ряды мерцающих экранов и орущих продавцов. Шум стоял невероятный. Каждый человек буквально вопил — либо в телефон, либо соседу. Вся атмосфера была наэлектризована, и я еще сильнее занервничал.
Тут я заметил, что один парень в очках сует мне калькулятор. Управляющий сказал, что это трейдер по производным, и удалился. Я протянул потную ладонь, а затем последовал за молчаливым трейдером в кабинет с шикарными окнами, где он предложил мне сесть.
Мой хозяин уставился на ряд мерцающих зеленых экранов Telerate с последними котировками разных бумаг, взял телефон и пробормотал какие-то цифры и условные термины, которых я не знал. В течение нескольких минут, пока я наблюдал бэ-тэ-шного трейдера, мое состояние переросло от простой нервозности в настоящий ужас. Он пробегал глазами по мониторам и, казалось, совсем забыл о моем существовании. Я же не понимал ни единого слова из того, что он говорил. Горло у меня до того пересохло, что я не мог даже глотнуть и судорожно оглядывал комнату в поисках чего-нибудь жидкого и холодного.
Наконец, трейдер соизволил обратить на меня внимание. Изъяснялся он весьма скупо, на мое резюме даже не взглянул и просто предложил мне провести условную сделку по производным. Я старался вникнуть в условия: насколько я мог сообразить, это были смешанные форварды по облигациям Казначейства. Как я понял, такая форвардная сделка сводилась к обязательству купить облигации в установленное время и по установленной цене. Если я проигрывал сделку, то должен был заплатить ему сумму, рассчитываемую по сложной формуле.
Я прикинул в уме, что это такое. Сделка внебиржевая — значит, ни на какой монитор она не попадет. На Telerate можно найти приведенную стоимость облигаций Казначейства, но рассчитать по этим ценам стоимость сделки мог только я сам. Я решил действовать сугубо осторожно, ибо такая операция таила в себе неимоверный риск: если я подпишусь на облигации, а цена упадет, придется выложить кучу денег.
Вместе с тем основные принципы игры я представлял довольно ясно. Сделка предусматривала возможность привлечения кредитов, то есть каждый компонент мог быть увеличен соответственно множителю (произвольному числу, на которое умножается установленный объем сделки, чтобы сделать доходы и убытки более наглядными, — вроде того как при игре в кости выпадает удваивающая комбинация чисел). К примеру, если множитель равен 10, то миллионная сделка будет означать 10-миллионную. Мне нужно было подсчитать стоимость тех форвардов, которые я покупал, и вычесть стоимость тех, которые я продавал. Если после этого результат оказывался больше нуля, я был в прибыли, если меньше — то в убытке. Просто?
Трейдер спросил, угодно ли мне провести 10-миллионную сделку. Я нашел на экране котировки Казначейства и наспех сделал несколько подсчетов. «У тебя, — сказал он, — в распоряжении одна минута». В волнении я уставился на его калькулятор (это был могучий Hewlett Packard 19BII turbo), а потом сунул потную руку в карман, напрасно ища свой собственный. Ничего. Черт! Он же остался дома на столе. Мой соперник кивнул мне на бумагу и ручку. В ответ я упрямо мотнул головой: мол, такими примитивными средствами не пользуюсь. Мне нужно было поразить этого парня, и я подумал, что смогу просчитать все в уме. Я опять взглянул на мониторы и сцепил пальцы. Трейдер поднял бровь. Я, наконец, настолько прочистил горло, что, к моей радости, мне удалось произвести первый членораздельный звук: «О'кей».
Трейдер холодно взглянул на меня и сказал: «Сделали». Его слова словно повисли в воздухе. «Сделали» — это трейдерское выражение; оно означает, что сделка совершена. Если вам скажут: «Сделали» — значит, деваться некуда. Из сделки уже не выйдешь. Твое слово — это, так сказать, твои узы. Стало быть, я заключил сделку на 10 миллионов. Ну и прекрасно. Я-то был уверен, что на этот раз сделал кое-какие деньги.
Но трейдер предложил еще одну сделку на 10 миллионов с теми же условиями. В прежних расчетах я не сомневался, а цифры на мониторах изменились не сильно. Теперь я уже довольно спокойно воспринимал его чудовищный калькулятор и кивнул в знак согласия. Он довольно сурово посмотрел на меня: «Сделали». Я все еще нервничал, но был практически уверен, что на двух сделках не прогадал, и потому старался держаться бодро.
Трейдер поерзал в кресле и предложил немного другую сделку на 100 миллионов. Я снова воззрился на монитор, а потом перевел взгляд на ручку и бумагу. Тут у меня впервые закрались сомнения: все ли я правильно подсчитал? Мне казалось — да, но я не быт уверен, что правильно оценил те небольшие изменения условий, которые сделал трейдер. Хотя новая сделка была крупнее, условия остались практически прежними — если допустить, что на рынке за несколько секунд не произошло ничего существенного. Взглянув еще раз на монитор, я счел, что цифры если и изменились, то в мою пользу, но, сколько ни старался, не мог вспомнить, какие они были минуту назад. Так как сделка масштабировалась, малейшая ошибка могла стоить мне миллионов. Я опять посмотрел на его калькулятор и сделал паузу. Но я чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы кивнуть в очередной раз.
На губах трейдера впервые мелькнула улыбка: «Сделали». Я же мысленно возвратился к предыдущим сделкам...
Но трейдер прервал мои размышления: «Те же условия, миллиард». В его голосе слышался металл. Я вжался в кресло.
Черт возьми, я точно где-то ошибся. Теперь у меня оставалось два выхода: признаться, что я не понял условий и, значит, являюсь профнепригодным недоучкой, или же попытаться угадать.
Вспоминая свое решение сейчас, я знаю, что мои гипотетические потери выглядели бы не так уж чудовищно. В конце концов, многие покупатели производных теряли и побольше. Но тогда, в 1992 году, почти все, и я в их числе, думали, что производные — вещь почти безопасная. Можно было смело раскрывать любую газету в полной уверенности, что там не окажется статьи о неудачнике, который потерял на производных миллиард. Это было задолго до того, как Роберт Ситрон из округа Ориндж лишился своего миллиарда, по стольку же потеряли Ник Лисон из Baring Brothers и Тошихиди Игучи из Aiwa Bank, а Ясуо Хаманака из Sumitomo Corporation даже два. И все — на производных. Это было до того, как международные компании с длинными иностранными названиями, вроде Metallgesellshaft, стали терять миллиарды на производных, и даже до того, как Джордж Сорос... впрочем, он потеряет только полмиллиарда, но об этом еще никто не мог знать.
Короче говоря, ранней осенью 1992 года я ощущал себя первым человеком, которому грозило потерять на производных миллиард.
И все же я кивнул утвердительно: принимаю.
Трейдер снял очки и в последний раз сказал: «Сделали», а потом ткнул пальцем на дверь: «Поздравляю. Ты только что потерял миллиард. Это все».
Меня словно обухом ударили, и на мгновение я потерял дар речи. Это все? Тогда мне конец.
Пошатываясь, я вышел из комнаты, прибрел обратно в торговый зал и с подозрением уставился на ряды мониторов. Неужели я и вправду только что потерял миллиарда Я попытался вспомнить выкладки сделки с учетом масштабирования. Что скажут друзья? Все случилось так быстро. Мне стало не по себе: миллиард — это слишком большие деньги, чтобы их терять.
Но потом я собрался с духом. В конце концов, я же потерял миллиард не на самом деле. Кроме того, что он представляет собой по сравнению с общим объемом сделок? На финансовых рынках каждый день оборачиваются триллионы. Объем всего рынка производных в 1992 году составлял 40 триллионов. Одни только валютные рынки торговали на триллион в день. Так стоит ли впадать в отчаяние из-за какого-то миллиарда?
