Никогда Матвей не разговаривал так с Гордеевым. Но Илья был слишком углублен в себя, чтобы заметить это.
— Глупости! Мне не понятно, что происходит, — прохаживаясь по комнате, говорил Илья. — Барон переполошил всех повстанцев. В Харькове мне нужно поговорить с другом. Ну... Подумать вместе... Определить линию. Ясно?
— Вместо тебя поеду я... — твердо сказал Матвей.
Только теперь почувствовав необычную напористость Бойченко, Гордеев остановился посреди комнаты, замер. Матвею очень хотелось в эту минуту видеть лицо Ильи, но сумерки были еще густы. Матвей видел лишь бледное пятно с темными впадинами глаз. Надо было решаться.
— Весна в полном разгаре. Так хочется домой, — негромко, но очень внятно проговорил Бойченко.
Гордеев как-то странно гмыкнул.
Наступила напряженная тишина. Матвей слышал, как бешено колотится его сердце. Он замер, как замер и Гордеев.
— П-постой... Матвей, повтори, что ты сказал, — шепотом произнес Гордеев. — Повтори...
— Зачем повторять, если ты все понял?
— И меня тянет в Харьков... Скорее бы конец, — как-то деревянно, спотыкаясь на каждом слове, сказал Илья условный ответ.
И вдруг он плюхнулся на кровать и расхохотался нервно, безудержно, схватившись руками за голову, покачиваясь из стороны в сторону.
— Тише, Илья! Не истерикуй!
Гордеев снова вскочил, подошел к кровати Бойченко:
— Не... Неужели... это ты?!
— Прежде всего успокойся, Илья. Так нельзя.
— Нельзя... действительно нельзя.
— У нас мало времени, а поговорить надо о многом.
— Ты прав. Но неужели... Это ты — тот человек, о котором мне говорили?
— Как видишь!
Гордеев стал совершенно серьезным.
— Я рад, что этим человеком оказался ты. Мне стало много легче. Я ведь к кому только ни приглядывался. А про тебя и не подумал. Как гора с плеч... Тебя, значит, тоже вызвали к Клаусену?
— Теперь это уже не имеет значения, — уклончиво ответил Матвей. Не сообщать же Гордееву о том, что он уже второй год выполняет задания ВУЧК. — У нас действительно мало времени.
— Слушаю...
— Скажешь Барону, а еще лучше, если об этом будет знать Махно, что ты меня официально посылаешь в Харьков. Там мне нужно найти наборщика. У тебя действительно есть на примете человек? Как его фамилия? Кто он?
— Фамилия? — переспросил Гордеев. — Фамилия его Померанцев. Он из бывших эмигрантов. Отец его — духобор — увез семью в Канаду. Давно... Впрочем, Померанцев-отец и сейчас там. А сын вернулся.
— А откуда у Померанцева эта профессия? — спросил Бойченко.
— Как он мне рассказывал, в Канаде они жили общиной, выпускали газету на украинском языке. Вот Померанцев и научился. Когда ему исполнилось лет двадцать, он уехал в Европу... Подожди, Матвей... Неужели это все-таки ты — тот человек, о котором мне говорили? — Илья потер пальцами лоб. — Так неожиданно...
— Я, Гордеев, тот человек, о котором тебе говорили. Рассказывай дальше, — попросил Бойченко.
Стало светло, взошло солнце, и Матвей видел теперь растерянное лицо Гордеева.
— Так вот... Еще в Канаде Померанцев стал убежденным анархистом. А в Париже познакомился с Волиным, эмигрантом. После Февральской революции он вместе с ними приехал в Харьков. По Харькову его знает Аршинов-Марин. Это наш... то есть... верный человек анархистов. Только вот точного адреса Померанцева я не знаю. Придется заехать в Дергачи к Мрачному.
— Хорошо. Теперь расскажи мне, Илья, о чем ты говорил с Белашом и что думает по поводу Великого эксперимента Аршинов-Марин.
— С Белашом? Матвей, ты просто прирожденный конспиратор!
— Полно, Илья, давай о деле.
Уставясь в окно на зеленую мозаику листвы, освещенную солнцем, Гордеев рассказал, что Белаш жаловался на одиночество, жалел, что его помощник Найденов очень болен. И хотя Найденов должен вот-вот приехать, с ним придется расстаться — бесчеловечно заставлять его работать дальше. А дел в штабе до черта: батька целыми днями сидит над картами уездов, планируя операции по захвату территории. Аршинов-Марин ссорится с Бароном, говорит, что Махно не будет на побегушках у «Набата», сейчас такой период борьбы, когда основная сила в руках военных, в руках Махно.
— Главное, Матвей, ты предупреди — они вот-вот начнут.
— А когда?
— Один бог знает... да, может, и Махно... Только вряд ли.
— Почему ты так думаешь? — Матвей знал механику махновского командования, но ему хотелось проверить себя.
— Почему... Почему... Разведка Левки Задова дает обстановку: где силы красных, где — белых, кого собирается бить Махно. А батька — ловит момент. Ведь настоящих боевых действий он не ведет, действует налетами.
— Согласен, Илья. И я так думаю. Тем более важно попасть скорее в Харьков.
В полдень Бойченко получил в штабе необходимые документы. Проститься с ним и пожелать счастливого пути пришел даже Аршинов-Марин. Тяжелые веки полуприкрывали его выпуклые глаза. Улыбнулся тонкими губами, протянул Матвею тонкую ладонь дощечкой:
— Передай Померанцеву привет от меня. Скажи, я ею буду очень рад видеть. Помню его.
Неделю добирался Бойченко до Харькова. Один раз состав остановился перед взорванным кулаками мостом, другой раз на поезд налетела банда. Только пропуск, подписанный самим батькой, спас его от расправы. Узнав, что Бойченко едет по указанию самого Нестора Ивановича, атаман приказал доставить его немедленно на ближайшую станцию, откуда шли поезда. Доставили. С шиком. На тачанке. И отпустили с миром. В пути Матвей узнал, что белополяки захватили Киев. Это была страшная новость. И трех месяцев не прошло, как с Украины выбили деникинцев, и снова украинская земля стонала под игом захватчиков.
В Харькове, в первый же день приезда, Бойченко встретился на квартире зубного врача с заместителем председателя ВУЧК Янушевским. Выслушав Бойченко, Янушевский сказал:
— Сведения очень важные. Хорошо, что сразу приехали. Но потеряна неделя. Целая неделя! В случае крайней необходимости даем вам запасной канал связи: Микола Гайдук из Дибровки. Сами не пользуйтесь — для вас опасно. Лучше через Лободу. Он с Миколой Гайдуком знаком. Когда Лободе уходить — решите сами. Сотню ему принимать ни к чему. Для Гордеева главное — вбивать клин между Махно и Бароном. И никаких газет Махно. Особенно украинских. С Померанцевым вы увидитесь. Но пока он туда не поедет. Гордееву скажете, что не нашли. Мрачный переменил квартиру. По прежнему адресу вы его действительно не застанете. С Найденовым... Жаль терять своего человека в махновском штабе... Но он болен, вы говорите? Когда ему уйти и приехать в Харьков, как и Лободе, — решите сами. По обстановке...
Янушевский еще раз поблагодарил Бойченко за важное сообщение, потом, подумав немного, сказал:
— Матвей Борисович, мы сейчас пойдем, а вы побудьте здесь еще немного. Понимаете, к нам, на Украину, приехал Феликс Эдмундович Дзержинский. Я сейчас должен доложить ему все, что вы рассказали. Возможно, он захочет с вами встретиться. Тогда за вами заедет Георг Карлович Клаусен. Пока прилягте на диван, отдохните, подумайте. Может, что-нибудь упустили.
Через некоторое время вбежал Клаусен и поднял Матвея:
— Пошли скорее. Будешь говорить с Дзержинским.
У дома их ожидала крытая машина. Клаусен провел Матвея через главный подъезд здания ВУЧК. Всю дорогу Матвей волновался. Особенно нервничал, когда его ввели в кабинет председателя ВУЧК Манцева. Ему казалось, что он не сможет и слова произнести. У стола стоял высокий человек. Матвей сразу понял, что это Дзержинский. Он был одет в гимнастерку цвета хаки, затянутую ремнем. Когда глаза их встретились, у Матвея всю робость как рукой сняло. Дзержинский подошел к нему.
— Очень приятно с вами познакомиться, товарищ Бойченко. Имя ваше — Матвей — мне сказали, а отчества не назвали.
— Борисович, — ответил за Матвея Янушевский.
— Так вот, Матвей Борисович, — обязанности, как я понимаю, у вас очень сложные. Крепко ли вы себя там чувствуете? Нет ли какого опасения? Сколько вы уже среди этих бандитов?
— У махновцев почти год. Периодически, — ответил Матвей. — А среди набатовцев — с апреля прошлого года. Все время. Чувствую, что подозрений никаких.
— Сколько же вам сейчас лет? — поинтересовался Дзержинский.
— Восемнадцать... через месяц будет, — ответил Матвей.
— Очень молоды для такого дела. А ваши люди не обижаются, что ими руководит такой молодой чекист?
— Сначала каждый из них удивлялся. Но потом привыкли. Они очень исполнительны. Болеют за дело.
Феликс Эдмундович посмотрел на часы и сказал:
— К сожалению, у нас только десять минут. Ровно в двадцать три ноль-ноль у нас назначено совещание с военными товарищами. Поэтому я вам задам только несколько вопросов. Подробно о вашем сообщении мне доложил товарищ Янушевский. Сведения исключительно важные.
Учитывая серьезность положения на Украине, создавшегося в результате вторжения белополяков, Центральный Комитет направил туда Ф. Э. Дзержинского. Он приехал в Харьков 5 мая в качестве начальника тыла фронта.
