За время работы в Швеции Виктор довольно хорошо освоил свое прикрытие. В его поведении появилась раскованность, уверенность в себе. На приемах в посольстве он по старой армейской привычке при подходе начальства уже не сдвигал каблуки вместе и не принимал стойку «смирно», держался просто, свободно, активно вступал в разговор с иностранцами, пользуясь достаточно хорошим знанием иностранных языков.
Не все шло гладко вначале. По «крыше» Дронов был совершенно неподготовлен, имел очень смутное представление о Внешторге, посетив его перед отъездом в Швецию всего два-три раза, да и регион ему был совершенно незнаком. Дополнительные трудности были с вождением автомобиля. Практически без подготовки и тренировки пришлось сразу сесть за баранку, да еще на левостороннем движении и в незнакомом городе.
Шведы показались вначале очень скучными, сухими, некоммуникабельными людьми, живущими в каком-то замкнутом, эгоистичном, неинтересном для других мире. Дронов долго не мог согласиться с резидентом, который утверждал, что если разведчик хочет добиться успехов, то должен полюбить страну и народ, среди которого живет и работает. Шведы оказались не простым орешком. Поражало совершенное незнание ими нашей советской жизни, иногда доходившее до курьезов. Как-то в беседе с местными жителями Виктор рассказал о трудностях и лишениях, которые нам пришлось перенести в годы Великой Отечественной войны. Один из собеседников вполне серьезно заметил, что в Швеции тоже было тяжело: были перебои с поставками бананов. Со временем Дронов разглядел в шведах ряд великолепных черт: трудолюбие, верность слову, патриотизм, честность и порядочность.
Особенно Виктора поражала в шведах почти что всеобщая черта – верность слову, долгу, обещанию. Даже на шведской кроне выбиты слова: «Долг прежде всего».
Однажды Дронов познакомился с одним шведом и договорился встретиться с ним через месяц у загородного ресторана. Точно в назначенное время к месту встречи подъехало такси и из него с помощью водителя на двух костылях вылез новый знакомый. Выяснилось, что он сломал ногу, но не мог перенести рандеву, так как не знал номера телефона своего русского знакомого.
Не так просто было вначале адаптироваться к коллективу торгпредства. Специфика заключалась в том, что внешнеторговые работники представляли из себя замкнутую касту, спаянную круговой порукой, ведомственными, зачастую клановыми и родственными связями. От дворника до торгпреда почти все направлялись на работу за границу по высоким рекомендациям. Торгпред был бывший секретарь парткома Министерства внешней торговли, его заместитель – сыном члена Политбюро ЦК КПСС, начальники отделов – бывшие руководящие сотрудники этого ведомства, инженеры торгпредства – детьми важных партийных и государственных чиновников. Исключение, пожалуй, составляли работники КГБ и ГРУ. Офицеры-разведчики ГРУ, работающие под прикрытием торгпредства, да и под «крышами» других организаций и ведомств, как правило, очень добросовестно относились к своим прикрытиям, успешно совмещая свою основную разведывательную работу с ведомственными делами.
Все жили вместе в одном семиэтажном здании. На первом и втором этажах было рабочее помещение, выше располагались скромные квартиры сотрудников торгпредства. Не так просто было разведчику три-четыре года прожить в таком замкнутом коллективе, где все было на виду. Заграница – прекрасная проверка человека на прочность. Здесь очень быстро просвечивался человек, его характер, положительные и отрицательные качества. Наиболее выпукло в условиях заграницы проявлялись жадность, стяжательство, нечестность, эгоизм, меркантильность, трусость. Микротрещины пороков превращались в огромные незаживающие язвы.
Торгпред Петр Сергеевич Дибров быстро заметил работоспособного, добросовестного Дронова и стал поручать ему ответственные задания. Руководство Внешторга всегда с пониманием относилось к работникам ГРУ и никогда не отказывало в помощи разведчикам. А сам торгпред, бывший военный, с особой симпатией относился к сотрудникам военной разведки.
Десятого марта 1961 года секретарь Диброва Зинаида Петровна Лебедева в начале рабочего дня объявила распоряжение шефа всему оперативному составу собраться в комнате № 10. Была в торгпредстве такая комната без окон, где можно было обсуждать любые секретные вопросы, не опасаясь прослушивания.
Дибров, лысый, полнеющий мужчина с цыганскими черными глазами, сидел во главе стола, курил и периодически платком вытирал пот с лица. В комнате отсутствовала вентиляция и было душно. Когда весь оперативный состав торгпредства был в сборе, Петр Сергеевич открыл лежащую перед ним красную папку и, вынув из нее несколько листочков, попросил внимания. В комнате воцарилась тишина, все насторожились, приготовились слушать что-то важное. Торгпред сообщил, что принято правительственное решение по строительству в Союзе нескольких атомных электростанций. По линии Минвнешторга торгпредству поручалось проработать возможность закупки в Швеции насосного и вентиляционного оборудования для строительства Воронежской АЭС. Петр Сергеевич был большим патриотом Внешторга и не скрывал этого. Небольшой товарооборот со Швецией его угнетал. Он старался свою кипучую энергию использовать для улучшения коммерческой деятельности. Торгпред не давал покоя ни себе, ни другим, но несмотря на все усилия товарооборот рос очень медленно. Постановление правительства о строительстве атомных электростанций давало возможность активизировать работу, удовлетворить амбиции энергичного Диброва.
Дронов курировал внешнеторговые объединения, на которые возлагалась основная работа по реализации постановления. Не теряя времени, он приступил к подбору шведских фирм, с которыми предполагалось заключить контракты. Из Союза зачастили делегации из различных министерств и ведомств, для которых Дронов готовил переговоры с местными предпринимателями, что значительно расширило круг его официальных знакомых. Это давало ему широкую возможность выходить на интересных для разведки людей, изучать их, укреплять с ними контакты.
В марте в Стокгольм прибыла представительная делегация Всесоюзного объединения «Машиноимпорт» во главе с председателем объединения Игнатьевым Николаем Ивановичем, чтобы подписать первый контракт с фирмой «Флект фабрикен» на поставку оборудования для Воронежской АЭС. В течение семи дней делегация знакомилась с дочерними предприятиями этой фирмы, вела коммерческие и технические переговоры, посетив многие города Швеции. В конце визита в Стокгольме был подписан контракт на поставку оборудования в СССР, причем часть его предусматривалось получить из Финляндии с дочерней фирмы «Флект фабрикен». Это значительно удешевляло сделку и, главное, открывало возможность Дронову естественно и логично легендировать посещение Суоми для встречи с Адамсом.
В это время Виктор познакомился с директором небольшой посреднической фирмы, которая занималась поставкой комплектующего оборудования для атомных реакторов, в том числе и тех, что установлены на атомных подводных лодках. Контакт развивался очень быстро и плодотворно еще и потому, что глава фирмы был старый русский эмигрант. Хотя Центр всегда очень осторожно и даже отрицательно относился к использованию русской эмиграции, Дронова всегда тянуло к русским людям, живущим на чужбине. В отличие от советских граждан, которые шарахались от наших соотечественников как от больных чумой, Виктор, наоборот, искал встречи со своими земляками. Среди эмигрантов в Швеции были, конечно, откровенные враги, ненавидевшие Советский Союз, особенно из Прибалтики, но большинство хорошо относилось к своей старой родине.
Новый знакомый Виктора, Константин Августинович Крюгер, во многих отношениях оказался удивительным человеком. Ему было за семьдесят, высокий, сутулый, с добрыми слезящимися глазами. В центре Стокгольма у него – фирма, в Швейцарии он владел огромной недвижимостью, был очень богат и работал ради собственного удовольствия. В 1914 году, когда началась Первая мировая война, все немцы не граждане России были интернированы и высланы из страны. Так он оказался в Швейцарии, получил прекрасное образование, владел несколькими европейскими языками, но родным считал русский. Крюгер поражал Виктора знаниями русской литературы, читал наизусть главы из «Евгения Онегина».
– Как же вам удалось, практически не общаясь с русскими, столько лет сохранить родную речь? – спрашивал Виктор.
– Встаю утром в шесть, иду в сад и разговариваю с моими цветами, по-русски, читаю им Пушкина, Лермонтова, Некрасова, – хитро щурясь, отвечал Крюгер.
Он был всегда рад встрече с Виктором: глаза у него начинали светиться, излучая какое-то тепло, затем они туманились и на них наворачивались слезы.
