Посетителями музеев были как местное населения, так и германские военнослужащие, однако последние перед посещением «русских музеев» обязаны были получить разрешение в комендатуре[1014].
Однако практически повсеместно оккупанты наряду с сохранением и поощрением музейной работы с помощью коллаборационистов из числа работников культуры проводили разграбление музейных ценностей, оставляя в распоряжении русских музеев экспонаты, не представлявшие для оккупантов ценности. Так, первый бургомистр г. Новгорода В. Пономарев, отбывший с 1932-го по 1937 г. пятилетний срок заключения по так называемому делу Новгородского музея, после смещения с поста бургомистра в октябре 1941 г. работал оценщиком в Софийском соборе. Все реликвии города он делил на три группы: особо ценные, ценные, не представляющие исторического интереса. Экспонаты первой группы объявлялись собственностью Германии и были вывезены на ее территорию[1015]. Просто ценные экспонаты предназначались для раздачи отличившимся немецким офицерам, а экспонаты, не представляющие исторической ценности, — сотрудникам органов местного самоуправления и служащим полиции[1016]. Из фондов Орловского краеведческого музея по указанию бургомистра А.С. Старова и заведующего отделом просвещения А. Ищенко было изъято 127 предметов старинной мебели, причем, не только из запасников, но и из экспозиции. Изъятая мебель пошла на обустройство комендатуры, Городской управы, полиции безопасности, курсов немецкого языка, музыкальной школы, начальной школы и детской площадки. Научная библиотека музея, располагавшая до войны 18 ООО книгами XVII—XIX веков, была по указанию бургомистра А.С. Старова переписана некоей Н.В. Александровой. Правомерно предположить, что наиболее ценные книги были отправлены в Германию[1017]. После захвата Калуги из собрания Калужского областного художественного музея в Германию были отправлены 16 произведений итальянских, голландских, фламандских, французских художников, 233 гравюры, 23 рисунка. Оставшиеся картины по распоряжению бургомистра Н.С. Щербакова разделили на 4 группы: картины для города, картины для продажи, предметы, возвращаемые церквям, рамы. По указанию горуправы заведующий музеем Н.М. Маслов произвел отбор картин для продажи немецким солдатам и офицерам. Вырученные деньги, предназначавшиеся для пополнения городского бюджета, поступали в городскую казну. Несмотря на предпринятые Н.М. Масловым усилия по спасению музейных ценностей, значительная их часть исчезла. Так, были утрачены 48 картин, 22 акварели и рисунка западноевропейских художников, что составило 50 % западноевропейской живописи, 396 гравюр, 42 картины русских художников, в том числе И.К. Айвазовского, И.И. Левитана, И.И. Шишкина, В.Д. Поленова, 20 картин советских художников из отдела советского искусства[1018].
Кроме того, проводилась ревизия духовных ценностей, которая была поручена вставшим на путь коллаборации литераторам, искусствоведам, педагогам. В частности, в Новгороде в этом плане с оккупантами сотрудничал поэт и литературовед с мировым именем — Б. Филиппов-Филистинский. Поэт А. Егунов, будучи в оккупацию заведующим Новгородским отделом народного образования, в своих лекциях для учителей популяризовал отношения средневекового Новгорода и Германии. Он же проводил ревизию библиотечных фондов города, изымая коммунистическую литературу[1019]. В ряде оккупированных районов Калининской области после возобновления работы библиотек по распоряжению военных комендатур проводилась сортировка книг, к которой были привлечены, как правило, бывшие библиотечные работники или педагоги. Коммунистическая литература подлежала уничтожению. До окончания сортировки выдача книг населению запрещалась[1020].
Помимо германофильства и попыток перестроить культуру на антисоветский лад, в некоторых местностях коллаборационистами от культуры проводилась политика русофобской направленности. Так, в г. Орле редактор газеты «Речь» М. Октан как в прессе, так и в своих лекциях для интеллигенции пропагандировал «полный пересмотр культурных ценностей», внушая слушателям, что «русские от природы не обладают творческими способностями и должны подчиняться приказам других»[1021]. Названия некоторых лекций М. Октана говорят сами за себя: «Пересмотр исторического прошлого русских», «Каким должен быть ариец». В частности, лектор объявлял J1.H. Толстого ничего не стоящим писателем, пренебрежительно отзывался о русской музыке, Вагнера же провозглашал музыкальным гением всех времен[1022]. В своих изданиях М. Октан даже отрицал сам факт существования русской нации, утверждая, что она исчезла под натиском большевизма, следовательно, согласно выводам автора, Германия не может посягать на национальные богатства и национальную свободу русского народа ввиду отсутствия таковых[1023].
Принимая во внимание тот очевидный факт, что сами оккупанты вряд ли смогли бы в условиях оккупации перестраивать культуру на нужный им лад, проводить квалифицированное изъятие музейных экспонатов и т.д., правомерно заключить, что деятельность коллаборационистов в области культуры нанесла значительный вред интересам СССР, способствовала разграблению национальных богатств нашей страны.
Что касается научно-исследовательской работы, она в период оккупации продолжилась вставшими на путь коллаборации учеными. Объем же научных исследований сократился до пределов, продиктованных практической целесообразностью, например, необходимостью повышения урожайности с целью наибольшего удовлетворения потребностей германской армии. В этой связи показателен пример Смоленского сельхозинститута, профессора и доценты которого, избежавшие эвакуации, возобновили работу на институтской опытной станции[1024].
Определенное развитие получило театральное искусство. В каждом областном центре, а иногда и в райцентрах областного подчинения возобновили свою работу театры. В частности, в г. Ржеве, согласно отчету комендатуры № 1/582, в конце ноября 1941 г. открылся театр на 400 зрительских мест. Театр ежедневно давал по два представления — в 15.30 и в 18.30. Театры открылись в городах Смоленске, Курске, Белгороде, Орле. Что касается репертуара, ставилась, в основном, русская классика. Театральные труппы формировались, как правило, из артистов, работавших в этих же театрах до войны и избежавших эвакуации. Наряду с русской классикой были в ходу театральные постановки идеологического характера, насыщенные критикой советского строя, его репрессивной системы, партизанского движения. Роли драматургов, как правило, выполняли сами же театральные работники, иногда писатели, журналисты. Характерным примером служит поставленная в июне 1943 г. в театрах Орла, Брянска, Смоленска, некоторых райцентров пьеса в двух действиях «Волк», написанная смоленским журналистом С.С. Широковым. В центре судьба молодого красноармейца Бывалова, попавшего в лес и вступившего в партизанский отряд. Влюбившись в деревенскую девушку Надю, Бывалов решает бежать из отряда, но на его пути встает другой партизан — бывший секретарь райкома партии Ползунов, в образе которого автор соединил все негативное, что, по его мнению, было присуще партизанам и коммунистам. Счастливый конец пьесы, ее насыщенность тонким деревенским юмором привлекали множество зрителей[1025].
Определенный интерес представляет развивавшаяся на оккупированных территориях РСФСР поэзия. Она передавалась при помощи средств массовой информации (газет, журналов), зачитывалась во время массовых мероприятий, со сцен клубов. Поэтические произведения, появлявшиеся в этот период, были строго идеологизированы, имели три основных направления:
1) критика советского строя и его репрессивной системы;
2) критика советских и партийных лидеров;
3) восхваление германской агрессии, германской армии и коллаборационистского движения.
Так, характерным образцом стихотворений первой группы являются стихотворения «СССР» и «НКВД». Автор первого характеризует Советский Союз довоенного периода следующим образом:
Земля многострадальная, распутья сел, степей,
Над ними безначальная тоска глухих ночей.
Темница вековечная, где тешится палач,
Где радость — скоротечная и не смолкает плач.
Во втором стихотворений дается метафорическая характеристика советских карательных органов:
Проклятый зверь — НКВД,
Питомец Сталина-злодея.
Как злой вампир, ты пил везде
Людскую кровь, отродье змея.
Наемник, раб, ты, стыд поправ,
И честь, и совесть, смотришь гордо,
И всем грозит, как злой удав,
Твоя оскаленная морда.
