7 мая 1790 г., село Лазорени
Всемилостивейшая государыня!
Вашего императорского величества всемилостивейшее и от 19-го прошедшего месяца зачисленное писание имел я счастье получить и по моему чистейшему и всех временных и сторонних видов чуждому усердию я могу смело вас, всемилостивейшая государыня, уверить о ничтожности всех толкований, и что мое пребывание нигде не может быть никаким образом для дел ваших неполезным, и никакая клевета не найдет себя никогда в состоянии меня в противном обличить. Что до места, где я теперь живу, то я не один раз уже был намерен по многим и довольно неприятным причинам его оставить; но болезни, которые меня восемь месяцев сряду в постели держат, и часто обновляющиеся припадки, как и тот, рода горячки, что я на сих днях потерпел, всякой раз мне в том мешали. Теперь однако же при хорошей погоде, коя что только здесь начинает устанавливаться, я велю себя везти в мои имения в Малороссию, какого бы то труда и изнурения мне ни стоило, и я пробуду там, доколе обстоятельства мне лучше к тому удобствовать будут, чтобы пользоваться вашим всемилостивейшим позволением и ехать в чужие край на сыскание последней уже остающейся помощи от вод и бань. При всем том, по моей горячей ревности к военной службе вашего императорского величества, я бы охотно хотел без того обойтись и предпочел бы всякой раз всем моим иным желаниям быть употребленным в оную. И я утешаю себя все еще сладчайшею надеждою на сие продолжение.
С чувствами всеподданнейшей и бесконечной благодарности за всемилостивейшее обнадеживание вашего всевысочайшего покровительства, в котором я все мое благобытие единственно и едино полагаю, и с всеглубочайшим благоговением, что я к вашим ногам пасть и быть счастье имею,
вашего императорского величества верноподданный
Граф Петр Румянцев-Задунайский
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II о невозможности выехать из Молдавии из-за болезни15 июля 1790 г., село Лазорени
Всемилостивейшая государыня!
Вследствие моего всеподданнейшего и от 7 мая месяца зачисленного донесения, я хотел отъехать отсюда тотчас и все надобные распоряжения были уже на то сделаны. Но как я, к моему величайшему несчастью, одержим болезнями, кои кажутся быть вовсе неизлечимыми, и ни часом, так сказать, располагать не могу и тяжкие припадки вновь претерпеваю, с коими; кроме видимой опасности, ехать было мне никак не можно; и к моему большому удивлению, я приметить мог, что мой сын Николай, меня увидев, нашел мое положение весьма печальнейшим, каковым он его себе воображал; а из того заключать должен, что все уведомления о нем суть весьма инаковы, то и есть моим долгом о том вам, всемилостивейшая государыня, всенижайше донести с тем уверением, что ваша всевысочайшая воля есть для меня наисвященнейшей закон, и я бы не колебался пожертвовать наиохотнейше остатком моих сил, да и самою моей жизнью, ежели бы сия жертва могла быть потребна и полезна для вашей службы, и что я должен сам желать отъехать отсюда, сколь скоро только можно.
Во всеглубочайшем благоговении, что я имею счастье к вашим ногам пасть и быть по мой конец вашего императорского величества верноподданный
Граф Петр Румянцев-Задунайский
Рескрипт Екатерины II П. А. Румянцеву о поручении ему главного начальства над войсками на границах Польши и Турции25 апреля 1794 г.
Граф Петр Александрович!
Всегда я надеялась, что где идет дело о пользе службы моей и о добре общем, вы охотно себя употребите, в чем и имела уверение, как письмами вашими, так и через детей ваших. Время к тому теперь настоит, и я не сомневаюсь, что вы, приняв знаком истинной моей к вам доверенности и особливого благоволения, поручение главного начальства над знатною частью войск моих по границам с Польшей и Турцией, в трудных нынешних обстоятельствах употребите ваше рвение и ваши отличные дарования, которыми не один раз доставляли вы славу оружию российскому. Знаю, что телесные силы ваши не дозволят вам снести всех трудностей военных, но тут нужно главнейшее ваше наблюдение и ваше руководство ими. При помощи Божией дела исправлены и до желаемой степени доведены будут. От вас зависит избрать место для пребывания вашего по соображению разных удобностей в получении известий и в снабжении наставлениями. Будьте в прочем уверены, что труд, вами объемлемой на пользу Отечества, принят мною будет в полной его цене и с особливым признанием. Дай Бог, чтобы вы преуспели в подвигах ваших и тем, новую оказав услугу, новую себе приобрели славу. Пребываю непременно вам доброжелательна
Екатерина
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II о победе над неприятелем при Холме1 июня 1794 г., Ташань
Всемилостивейшая государыня!
Генерал-поручик фон Дерфельден имел дело с неприятелем при Хелме[121] и его совершенно разбил. Я спешу вашему императорскому величеству, близости ради, как я и перед сим всеподданнейше доносил, его краткий рапорт к генералу Салтыкову в оригинале и с от него присланным курьером представить.
Вашего императорского величества верноподданный
Граф Петр Румянцев-Задунайский
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о вступлении австрийских войск в Краковское, Сандомирское, Люблинское и Хелмское воеводства24 июня 1794 г., Ташань
…В самое то время, что я был занят, всемилостивейшая государыня, отысканием надежнейших средств к удержанию спокойствия в остатке Волыни[122], видя, что бригадира Львова малые отряды только жертвой там взбешенной и вместе скопляющейся хищной шайке быть могут, явился у меня австрийский поручик Генрих, коего генерал граф Салтыков за благо судил к нему от генерала Гарнонкурта писанными письмами ко мне прислать, и где его сей генерал уведомляет, что он, по велению императора, вступает в Краковское, Сандомирское, Люблинское и Хелмское воеводства…[123] сокращение моего, мне казалось, по обстоятельствам и делу, самому быть тут наилучше приличествующим, хотя поручик Генрих меня наисильнейше уверял, что Краков от короля Прусского австрийцам уступлен и их войсками уже действительно занят и что все сие с взаимного согласия сего короля и императора чинится, который, по мнению его, может быть, по сей причине и поспешил уже в Вену возвратиться.
Я ожидаю всевысочайших повелений от вашего императорского величества относительно сего предмета, и я велю между тем занять остаток Волыни по границу Хелмского воеводства и больше к стороне Бреста.
Вашего императорского величества верноподданный
Граф Петр Румянцев-Задунайский
Письмо П. А. Румянцева А. В. Суворову об укреплении главных береговых постов7 июля 1794 г., Ташань
Сиятельнейший граф, высокопревосходительный господин генерал-аншеф и кавалер, милостивый государь мой!
Я очень уверен, что бдение вашего сиятельства объемлет вам вверенное в целом и всех вам подчиненных, и что усугубляется прилежность и труд в лучше возможном укреплении главных и береговых постов, и что вы найдете способы малые части войск тем родом расположить, что они не всякой раз на одном месте, но часто во многих и умножительно видимы будут, видя, что число людей на неподвижных постах через долготу времени известным, а через то и к нападению на них притягательнейшим становится. Я имею честь быть с почтением наиотличнейшим
вашего сиятельства всепокорнейший слуга
Румянцев-Задунайский
Из письма П. А. Румянцева А. В. Суворову о переходе в наступление7 августа 1794 г., Ташань
Сиятельнейший граф, высокопревосходительный господин генерал-аншеф и кавалер, милостивый государь мой!
Новости из Константинополя и все другие из Турции уверяют нас, по крайней мере на настоящее время, о удержании покоя и мира с сей стороны; и напротив, по тем, что мы имеем из Польши и Литвы, становится в свое время ничто значущей неприятель час от часу дерзче и хитрее. Соображая все сии обстоятельства по мере, сколь много туркам верить до́лжно, и наше собственное внимание, по равнодушию, что соучастники в общей вине и особливо в малом рачении в восстановлении безопасного сношения и сообщения оказывают, от нас требует, – я нахожу быть очень надобным и полезным сделать сильной отворот сему дерзкому неприятелю, и так скоро, как возможно, от стороны Бреста и Подляского и Троицкого воеводств, дабы через то общие действия с прусскими войсками на Висле и наших одних в Литве лучше возможно облегчены и к их цели доведены быть могли; и что теперь тем удобнее бы учиниться могло, ежели бы на австрийцев уверительно считать можно было, что Хелмское и Люблинское воеводства их войсками действительно уже заняты были. К сему назначению суть уже действительно два корпуса командированы, состоящие каждой из одного генерал-майора, трех батальонов пехоты, пяти эскадронов кавалерии и двухсот пятидесяти казаков с четырьмя орудиями полевой артиллерии.