К Рудольфу Диксу обратилось сразу несколько обвиняемых, так как с ним были знакомы практически все. В 1930-х гг. Дикс являлся президентом Немецкой ассоциации юристов. Он был одним из столпов адвокатуры Третьего Рейха и имел огромную практику в Германии. Но когда началась Вторая мировая война, Рудольф Дикс сменил адвокатскую мантию на мундир чиновника нацистской оккупационной администрации в Словакии, а затем в Польше. В конечном итоге клиентом Дикса стал Ялмар Шахт, который в результате был полностью оправдан.
А вот Юлиус Штрайхер заявил, что у него обязательно должен быть адвокат-антисемит, поскольку он уже понял, что «несколько судей были евреями». В итоге адвокатом Штрайхера стал доктор Ганс Маркс, который, к неудовольствию своего клиента, стал представлять его как человека, одержимого антисемитизмом, и потребовал его психиатрической экспертизы.
Как уже говорилось, обвинительное заключение и список адвокатов были вручены обвиняемым 19 октября 1945 года.
Выбор адвокатов затянулся, и уже 20 октября сотрудники Международного военного трибунала Нив и Уилли были вызваны на встречу с Биддлом и Паркером: судьи были обеспокоены тем фактом, что обвиняемые, находившиеся три месяца в тюрьме, еще не определились с защитниками. По законам США, этого было бы достаточно для аннулирования процесса. В итоге Нив получил приказ вернуться в тюрьму Нюрнберга и постоянно находиться там, оказывая обвиняемым любую помощь, необходимую для выбора адвокатов.
В результате к 27 октября 1945 года 11 обвиняемых нашли себе защитников: во многом благодаря помощи Ганса Франка, который ранее состоял президентом Академии немецкого права, и советам от своих семейных юристов.
Защитником Кейтеля стал Отто Нельте, защитником Кальтенбруннера — Курт Кауфман, защитником Розенберга — Альфред Тома, защитник Фрика — Отто Панненбекер, защитником Редера — Вальтер Зимерс, защитником Заукеля — Роберт Серватиус, защитниками Йодля — Франц Экснер и Герман Ярайсс, защитником Папена — Эгон Кубушок, защитником Шпеера — Ганс Флекснер, защитником Нейрата — Отто Фрейгер фон Людингхаузен, защитниками Фриче — Гейнц Фриц и Альфред Шилф, защитником Зейсс-Инкварта — Густав Штейнбауэр.
Адвокат Фриц Заутер защищал сразу трех подсудимых — Риббентропа, Функа и Шираха.
Был адвокат и у отсутствовавшего Бормана — им стал Фридрих Бергольд (дело Бормана рассматривалось заочно). А отсутствовавшего старика Круппа защищали Теодор Клефиш и Вальтер Баллас (дело Круппа, признанного медицинской комиссией тяжело больным, в итоге было приостановлено, но с оставлением материала в общем деле). Интересно, что сначала от семьи Крупп поступила заявка на услуги британского адвоката Эндрю Кларка, но это вызвало недовольство у чиновников Министерства иностранных дел Великобритании: дипломаты были решительно настроены максимально затруднить работу юриста в случае его согласия. После того как 22 октября британская коллегия адвокатов выразила мнение, что Кларку не следует появляться в Нюрнберге, он принял решение отказать Круппу.
Видя неуверенность потенциальных защитников, опасавшихся последствий для них самих в случае участия в процессе над главарями нацистов, американский судья Фрэнсис Биддл неоднократно заявлял, что трибунал полностью доверяет немецким адвокатам и что защита руководителей Третьего Рейха никоим образом не отразится на них. После того как судья Джон Паркер призвал трибунал выразить свое мнение в форме «трибунал считает обязанностью адвокатов обеспечить защиту», немецкие адвокаты стали с бо́льшим энтузиазмом отвечать на письма подсудимых.
Советское предложение запретить бывшим членам НСДАП защищать руководителей Третьего Рейха было отклонено: в итоге получилось, что более половины адвокатов ранее состояло в рядах национал-социалистической партии. Также было отклонено предложение СССР наделить обвинение правом вето в отношении свидетелей защиты.
Стоит отметить, что мотивы адвокатов, участвовавших в процессе, заметно различались: если Отто Кранцбюлер считал своим долгом защищать германский флот в лице Карла Дёница, то, например, Рудольф Меркель не испытывал никакого желания защищать гестапо, и только настойчивость его семьи привела к тому, что Меркель согласился стать защитником «этих палачей».
Ежемесячное вознаграждение в 3500 марок (5200 марок за двух клиентов) также являлось стимулом для адвокатов, но это явно уступало в своей привлекательности американскому армейскому рациону, включавшему в себя мыло, шоколад и сигареты.
В начале ноября 1945 года генерал Дуайт Эйзенхауэр выдал трибуналу 50 000 долларов США наличными в качестве аванса на расходы.
Наладив рабочий процесс с большинством защитников, трибунал все же испытывал сложности с адвокатом СС и СД Людвигом Бабелем, регулярно делавшим необоснованные заявления. Бабель, полагавший, что действия германской армии в оккупированных странах были спровоцированы «незаконными действиями гражданских лиц», предложил трибуналу судить также и группы Сопротивления. Когда в апреле 1946 года судьи обнаружили, что адвокат собирал деньги у интернированных членов СС, против самого Бабеля было начато расследование, и вскоре он был уволен без выплаты положенного ему оклада.
Как уже говорилось, в Германии судебный процесс против нацистских преступников не принимался населением и вызывал раздражение. Иногда он именовался «правосудием победителей». Соответственно, и немецкие адвокаты вели защиту своих подопечных в указанном ключе. Они усиленно развивали концепцию обязательности повиновения и безусловного выполнения приказов. Защита настаивала на том, что действия обвиняемых в момент их совершения не являлись наказуемыми и люди просто не могли осознавать их преступность.
Понимая, что подзащитным не избежать ответственности, адвокаты приводили аргументы, ссылаясь на различные уголовно-правовые институты, исключающие уголовную ответственность. Например — на институт крайней необходимости. Защита утверждала, что невыполнение приказа могло повлечь за собой репрессии в отношении нарушившего приказ, следовательно, это ставило его в положение крайней необходимости.
Защита использовала и другие аргументы, например обосновывая в качестве смягчающего обстоятельства тот факт, что подзащитный находился в плену господствующей идеологии и был ослеплен ею. Также они постоянно педалировали мысль о том, что это был якобы не справедливый суд, а «скорая расправа» и «месть» победителей. При этом они игнорировали тот факт, что всем подсудимым более чем за месяц до начала судебного разбирательства было вручено обвинительное заключение с тем, чтобы они могли подготовиться к защите.
Журналисты, писатели и карикатуристы
Многочисленные журналисты, освещавшие процесс, были размещены примерно в 10 километрах от центра Нюрнберга, в небольшом городе Штайне: их путь до Дворца юстиции занимал около 22 минут. Журналисты проживали в доме карандашного короля Иоганна Фабера, который за невероятно безвкусную обстановку прозвали «Замком ужаса».
Многие там жаловались на питание, предоставлявшееся американской армией. И это были не обычные капризы: в начале декабря 1945 года в «Замке ужаса» произошла вспышка дизентерии, от которой пострадало более 300 журналистов, проживавших в крайне стесненных условиях.
20 октября 1945 года Сталин лично одобрил список из 24 советских журналистов для отправки в Нюрнберг. Постепенно советское представительство было расширено до 45 человек.
В советский «десант» входили и маститые писатели — Всеволод Вишневский и Леонид Леонов, Константин Федин и Всеволод Иванов, Семен Кирсанов и Юрий Яновский.
Несмотря на статус, Константин Федин жил в «Замке ужаса» (по дороге, в Берлине, он попал в автоаварию и добрался до Нюрнберга только к середине января 1946 года).
Корреспондентами на процессе работали как «зубры», так и репортеры: Борис Полевой, Давид Заславский, Михаил Долгополов, Юрий Корольков, Василий Величко, Виктор Шестериков и многие другие.
