Если бы школа умела обрадовать, очаровать, взволновать этих девочек произведениями высокой поэзии, если бы преподавателям русской словесности удалось так заразить их своими эмоциями, что они на самом деле ощутили бы счастье оттого, что на свете был Пушкин, вся эта смердяковская гниль сама собой отпала бы от них, и сердцещипательный лакейский романс был бы для них раз навсегда размагничен.
Но школа, столь великолепная в других отношениях, все еще не способна привить нашим детям подлинные литературные вкусы, вооружив их здоровой эстетикой, которая на всю жизнь дала бы им надежный критерий для оценки литературных явлений, — не способна научить их самостоятельно разбираться в произведениях поэзии.
Причин этого плачевного явления много, но главная заключается в том, что наши учебники, хрестоматии, методические пособия, программы — все еще страдают стихофобией, дурно скрываемой враждою к поэзии и никакого стихового воспитания даже не пытаются дать нашим школьникам. Возьмите хотя бы этот прискорбный альбом: ученицы шестого класса даже не догадываются, что у стихотворений должен быть какой-нибудь ритм: школа не развила в них самого элементарного стихотворного слуха, без которого восприятие поэзии так же немыслимо, как для слепого восприятие живописи. Поэтому все стихи, вписанные в этот альбом, в ритмическом отношении — калеки:
Ты хочешь знать, кого люблю.
И его нетрудно взнать.
Будь заинтересованный мною,
Я не могу сказать.
И вы только вслушайтесь, как эти бедные дети записали стихотворение Лермонтова:
Играют волны, ветер свищет,
И молча (!) стонет и скрыгчит(?!)
Ува (?), оне ищет не счастья
И не от счастья бегит.
Чтобы понять, каким образом, дети доведены до такой глухоты к стиховой музыке, к звучанию стиха, нужно бегло перелистать те учебники, которые дает им Наркомпрос. Вот, например, «Букварь» Фортунатовой и Шлегер — отличный букварь, хотя его теперь кое-где и побранивают. Первые его страницы кажутся мне безупречными, преподавать по этому букварю — удовольствие… покуда дело не дойдет до стихов. А чуть появились стихи, хватаешься за голову и стонешь.
Вот завод!
Тракторы колхозам дает.
Много тракторов в год
Дает этот завод.
Не ямб, не хорей, не поэзия, не проза. Дилетансткая слякоть.
Когда в том же букваре я читаю такое противоестественное (в ритмическом отношении) двустишие:
Нам заводы помогли,
Нам заводы выслали, —
Мне вспоминается читаннный мною в детстве стишок:
Полна корзина здесь яиц,
Что мы имеем от куриц.
А «Книга для чтения», составленная Е. Я. Фортунатовой, — сколько физической боли доставляет она всякому, кто любит поэзию! Книга утверждена Наркомпросом для первого класса, и там есть такие стихи:
Ой-ой-ой! Ой-ой-ой!
Какой (!) будет дом большой.
Удареньями здесь вообще не стесняются. Прочтите, например, стихотворение «Шутка», напечатанное на пятой странице. Его можно прочитать лишь в том случае, если в каждой строке исковеркать какое-нибудь слово. Должно быть, в этом и заключается шутка:
Надел Ваня валенки,
Пошел с Таней маленькой.
У колодца вода льется…
Стоят возле и ревут…
Тебе предоставляется читать на выбор: либо:
МногО снегА, кругОм белО, —
Либо:
МнОго снЕга, крУгом бЕло.
(Букварь, стр. 35).
И это измывательство над русскою речью утверждается Наркомпросом во всесоюзном масштабе, и никто до сих пор не закричал «караул».
Учебники напечатаны в баснословном числе экземпляров, и в них детей систематически приучают к таким халтурным, неряшливым рифмам:
Оба вместе
Хоть бы с места (5).
И под лавки, под столы,
И под стулья, под шкафы (7).
Весь народ уж на работе,
У ребят своя забота (6).
Под крышей дуга,
Подпирает провода…
Если в Наркомпросе так позорна низка стиховая культура, если эта низкая стиховая культура сказалась во всей наркомпросовской практике, чего же, спрашивается, требовать от бедных воронежских школьниц? Мудрено ли, что их вполне удовлетворяет такая колченогая ритмика:
Те ночи блаженства любви,
Когда твои карие (?) мне губы жгли (96).
В Наркомпросе все еще полагают, что всякая интеллигентная старушка, не имеющая ни чутья, ни таланта, может изготовить стишки, которые будут вполне хороши для детей. Что с детьми церемониться! Они маленькие! И вот старушка выкомаривает такие стишки:
Напишем строчку,
Как по цепочке (63).
А Учпедгиз распостраняет этот хлам среди миллионов советских детей.
Правда, порою старушка сочиняет более складно и грамотно, и тогда у нее получается следующее:
Был хозяин на заводе.
Нас он в голоде держал.
За станком весь день стоял
У него отец Володи.
Уж давно с того завода
Богатей тот убежал.
И теперь отец Володи
Управлять заводом стал.
Дальше следут куплет про помещика, где, к изумлению читателей, повторяются те же слова:
Близ деревни жил-был барин.
Дом — дворец, как роща — сад.
У него отец Евгеши
Холил малых жеребят.
Уж давным-давно тот барин
Из деревни убежал,
И теперь отец Евгеши
Управлять совхозом стал.
Таким образом, найден универсальный рецепт, как без малейшего напряжения умственных сил составлять механическим способом историко-революционные стихи для детей. По этому рецепту можно писать без конца. Предлагаю такие же стихи моего сочинения:
Жил да был домовладелец,
За квартиры деньги драл.
У него отец Еремы
Нанимал сырой подвал.
Уж давным-давно хозяин
Того дома убежал.
И теперь отец Еремы
Управлять тем домом стал.
В течение получаса можно, не затрудняя мозговых полушарий, сфабриковать по такому шаблону двести-триста подобных куплетов:
Жил да был рыботорговец,
Гнилой рыбой торговал.
У него отец Федота
Эту рыбу покупал.
Уж давно рыботорговец
С того рынка убежал.
И теперь отец Федота
Сам купцом советским стал.
Одни только не убежали: невежды-педологи, которые гнездятся в Наркомпросе. И, к сожалению, мы не можем написать:
Уж давно из Наркомпроса
Тот педолог убежал [183].
В назидание составителям всех этих колченогих стишков я могу рассказать один поучительный случай. Дня три тому назад ко мне явился сотрудник газеты «За пищевую индустрию» и вывалил на письменный стол груду каких-то конфет.
— Это шоколад для детей, изготовленный в Москве кондитерской фабрикой «Красный Октябрь». На каждой плитке картинка, и тут же под картинкой — стихи. Так вот посмотрите, пожалуйста, хорошие ли эти стихи или скверные.
Стихи оказались отличные.
Сотрудник повеселел и, прощаясь со мною, сказал:
— Мы, «Пищевая индустрия», хотим, чтобы советские дети получали не только самый лучший шоколад, но чтоб и картинка на этом шоколаде была самая лучшая, и стихи на нем были первого сорта.
То, что понимает «Пищевая индустрия», пора уже понять Наркомпросу: литература, которую даем мы детям, должна быть самого первого сорта.
II
Смелую и верную мысль высказала, между прочим, товарищ Барун, директор Детиздата Украины, по поводу Нины Чичильевой и ее «Альбома любви и страдания».
Для того, чтобы такие альбомы исчезли, Детиздат, по ее словам, должен без жеманной и лицемерной стыдливости напечатать для наших подростков доброкачественный (и вполне литературный) сборник любовных лирических песен. Девушки и юноши пятнадцати, шестнадцати и семнадцати лет жаждут стихов, где были бы опоэтизированы их любовные томления, желания, иллюзии, мечты. Но что дали мы нашим «отроковицам» и «отрокам», чтобы утолить их великую жажду? Ничего. Ни одного песенника, ни одной антологии. И этим самым мы толкнули их к трактирной цыганщине. Дадим же им сборник любовных стихов Пушкина, Фета, Полонского, Блока, Бернса, Беранже, Маяковского.
Но разве Нине Чичильевой не хватает только этого любовного сборника? Какие книги читала она? Много ли книг было у нее в раннем детстве? Увы, детская книга — все еще великая редкость, потому что спрос на нее небывалый, невиданный на нашей планете. Прежде только дети, принадлежавшие к интеллигентной верхушке, были обслуживаемы детскими книгами. А теперь и колхозники, и колхозницы, попадая в Москву, часами разыскивают по магазинам и книжным ларькам детиздатскую книжку для своих трехлетних потомков. Нельзя сказать, чтобы до настоящего времени Детиздат, хотя бы в малой мере, удовлетворял этот сказочно выросший спрос. Когда в Ленинграде был съезд педиатров, я получил от одной участницы этого съезда такое письмо: «Госиздат обещал устроить на педиатрическом съезде киоск детской книги. На полторы тысячи врачей выбросили сорок книг. Мне, увы, ни одной не досталось. Когда я уезжала из Уральска, мне был дан наказ от детей и родителей не возвращаться без (таких-то и таких-то) детских книг. Будьте добры, разрешите кое-что списать у вас. Врач Антонина Ивановна Лаушкина».
