А через три дня погиб Слава…
Как-то в шестом классе Слава зимой собрался затемно на рыбалку. Его не пускали — он заупрямился: «Мальчишки могут подумать, что я ночью боюсь идти мимо кладбища». С рыбалки, однако, вернулся раньше обычного. «Что такое?» «Да скучно там одному». Несмотря на уговор, никто из мальчишек, кроме него, на рыбалку не явился.
По словам отца, Александра Михайловича, девятиклассником Слава работал на жатве. Случилось так, что комбайнер, у которого он был помощником, заболел. Что делать? Где искать замену заболевшему?
— Я поработаю, — сказал Вячеслав бригадиру.
И три дня водил комбайн один, самостоятельно устраняя неисправности.
В другой раз Славе доверили работу на орошаемом участке за Илеком. Оплата там была хорошая, а усилий требовалось немного. Однако мальчишка вскоре отпросился с поливного участка: его сверстникам досталась более трудная работа на зерновом поле, и Слава перешел к ним — не хотел, чтобы его упрекали в том, что ищет в жизни где полегче.
Еще факт. На уроке военного дела учились ползать по-пластунски. Помня о силе личного примера, преподаватель Виктор Иванович Гладков, который уже упоминался выше, всякое упражнение сначала выполнял сам. А класс в этот раз решил повеселиться. Одолел Виктор Иванович полоску земли, а ему говорят:
— Не поняли технику движений…
Показал еще раз — снова «не поняли». Ползти в третий раз? Это становилось уже похоже на издевательство. И тут Слава отстранил впереди стоящего ученика, опустился на землю и пополз. Класс был сражен благородной простотой поступка.
Кстати, на поступок Слава шел не раздумывая, даже если требовалось для этого немалое мужество.
В Куйбышеве, в техникуме, куда Слава поступил учиться, процветала «дедовщина». В общежитии старшекурсники любили «качать права». И вдруг наткнулись на сопротивление. Да и кто дал отпор, какой-то колхозник из глухого угла? «Деды» сплотились в своих усилиях — и все-таки Слава не отступил. Приехавшая навестить сына Раиса Михайловна ахнула, увидев его синяки.
— Что с тобой, мой мальчик?
— Так, — ответил Слава. — И вот еще что… Мам, не зови меня больше так.
— Хорошо, мой мальчик, — начала было Раиса Михайловна и осеклась: сын-то действительно уже становился мужчиной.
Вот еще свидетельство этому. Сокурсник Славы по техникуму, староста их группы, ленинский стипендиат Игорь Конюхов, рассказывал:
— До призыва оставались считанные дни, и Славе пришлось досрочно сдавать экзамен за второй курс. Армейская повестка в кармане, а он сидит за учебниками. «Для чего из кожи лезть?» — спросил его кто-то. — Ведь уходишь же в армию». — «Потому и сдаю». И сдал. Электротехнику на четыре, а историю — на пять. Позавидуешь такой выдержке. Вот характер!
Рассказ десантника Андрея Горохова:
— В Афганистане мы со Славиком попали в одну роту, и спали вместе, хотя и числились в разных взводах. Тут уж трудности начались не то, что в учебке. Рюкзак весом более пятидесяти килограммов — паек, теплые вещи. А еще оружие… И тогда Слава занялся спортом. При своем весе в 65 килограммов при росте в 180 сантиметров занял в части третье место по боксу. Лучше всех играл в шахматы. О стрельбе уж не говорю. Мы все знали и о моих, и о его родителях. И однажды он на меня накричал. Я его никогда больше таким злым не видел. А дело в чем? Я должен был нести ведро с водой — это килограммов десять, а я его новобранцу передал. Слава вырвал ведро и вернул его мне…
Как видим, «дедовщины» Слава не терпел и там.
На магнитной ленте есть еще подобные записи. Их сделали Славины друзья, которые, демобилизовавшись, специально приехали в Изобильное. Сойдя ночью в Соль-Илецке с поезда, обратились в милицию. Там им дали машину, провожатого. Скоро раздался стук в окно.
— Кто там?
— Открывайте, мама!
И вот что удивительно, никто не оповещал изобильненцев о приезде к Александровым товарищей сына, а ночью на их дворе перебывало все село.
— Какие ж вы молоденькие! — скажет десантникам Раиса Михайловна. — Признавайтесь, мальчишки, плакали там?
— Было, — признается Андрей Горохов. — Я плакал. От бессилия. У наших там на высоте кипит от разрывов. Мы видим, что у них творится, а помочь не можем — далеко. Я опустился на землю и заплакал…
Из донесения начальника штаба части Н. Самусева:
«Озлобленные мятежники сосредоточили весь огонь в направлении Александрова. Гранаты рвались возле его укрытия и за ним. Мужественный десантник с криком «За погибших друзей!» продолжал бой. Товарищи подоспели к нему, когда смертельно раненный Вячеслав в последний раз нажал на спусковой крючок. К тому времени у него осталось шесть патронов».
Запись на магнитофоне:
— Когда я подбежал к нему, Слава лежал без движения. Я думал, у него болевой шок. Подхватил его и стал перетаскивать в укрытие. В это время его головной убор упал, и я увидел… кровь. Рана была в голову.
Наш разговор с Раисой Михайловной продолжался не один час. В ее состоянии ощущалась подавленность. Но, кроме нее, была и радость за сына и его друзей. В речи моей собеседницы мелькали названия оружия, фамилии боевых командиров сына. Она говорила, как о родных и близких людях, о старшем лейтенанте Гагарине, командире полка Востротине. Я представляю, что испытала она, когда увидела по телевизору полковника Востротина во время вывода наших войск из Афганистана. В те дни части, в которой служил ее сын, довелось охранять Саланг. Видел ту передачу и я. С бесконечной усталостью на лице полковник Востротин, семь подчиненных которого и он сам отмечены звездой Героя, не торопясь, подбирая слова, отвечал корреспонденту.
— О чем вы думаете сейчас? — спросили его.
— О чем я думаю? О друзьях — о тех, кто погиб, и о тех, кто остается тут. И еще об опыте настоящих человеческих отношений, которого хватит нам на всю оставшуюся жизнь.
На телеэкране мелькал снег, лицо Востротина было мокрым. Думается, мокрым — от слез — было оно в это время и у Раисы Михайловны.
Предательски взблескивала эта соленая влага на глазах многих, в том числе следящих за работой Съезда по телевизору, когда в зале заседания разразилась буря по поводу того интервью, которое дал канадской газете академик Сахаров, ныне уже покойный. Еще больший накал чувств вызвала статья Л. Баткина в «Московских новостях» от 11 июня 1989 года, в которой автор, говоря о событиях в Афганистане, использует такие слова, как «советские зверства».
Это о ком так? О подчиненных полковника Востротина, что ли? О гвардии младшем сержанте Александрове, наконец? Что ж, при таких обвинениях депутаты С. Червонопиский и П. Шетько имели полное право встать на защиту чести своих товарищей, тем более погибших!
Впрочем, нуждаются ли они вообще в защите! Как-никак народ сам дал оценку людям, прошедшим «Афган». Простые люди страны послали в высший орган Советской власти 120 депутатов, прошедших, по словам того же С. Червонопиского, школу лишений, трудностей, мужества, воинской доблести на многострадальной афганской земле. В конце концов это признал и сам академик А. Сахаров: «Я меньше всего желал оскорбить Советскую Армию, советского солдата, который защитил нашу Родину в Великой Отечественной войне. Но когда речь идет об афганской войне, то я опять же не оскорбляю того солдата, который проливал там кровь и героически выполнял приказ. Не об этом идет речь… Я не Советскую Армию оскорблял, не советского солдата, я оскорблял тех, кто дал этот преступный приказ послать советские войска в Афганистан. (Аплодисменты, шум в зале.)»
С последним трудно не согласиться, и то после основательных раздумий. Кстати, на Втором Съезде народных депутатов СССР этому приказу была дана именно такая оценка. И при всем этом мне почему-то вспоминается война за Фолкленды, которую вела Англия, давние события на Гренаде и совсем недавние — в Панаме. Наше участие в афганской войне носило характер интернациональной помощи законному правительству Афганистана и потому более нравственно. И если, согласно Л. Баткину, «во всем мире считается бесспорным», что нашу общую репутацию после участия в помощи Афганистану нужно немедленно спасать, то как смотрит этот «весь мир» на кровь, льющуюся на афганских улицах и плоскогорьях сейчас, после вывода наших войск? Разве не следует дать реальную оценку всем силам и странам, действующим в этом регионе по сию пору? Сложно, очень сложно еще все. И нам еще предстоит хорошенько подумать над тем, что же произошло в мире за этот срок — роковые девять лет пребывания наших парней в дружественной нам стране. А пока…
А пока на скамейке у нашего подъезда я слушаю песни. Чаще всего вижу там двух парней, в прошлом «афганцев», а ныне студентов Оренбургского сельхозинститута. Иногда, мне кажется, я улавливаю знакомые слова. Их сочинил земляк Славы Александрова по Буранному Андрей Веприков, студент того же вуза. Песенные слова нескладны, но действуют на душу безотказно. Вот они:
