В том году Саддам Хусейн вторгся в Кувейт, подкрепив делом свои угрозы. Хекматиар и Сайаф — тесно связанный с саудовцами лидер моджахедов, чьи люди были проводниками Уилсона в Афганистане на съемках программы «60 минут», — публично встали на сторону Хусейна против США. Тем не менее они продолжали получать американские деньги и оружие.
По мере того как из Афганистана поступали все более мрачные вести, Уилсон до такой степени погрузился в алкогольный дурман, что стал посещать собрания местной секции «Анонимных алкоголиков». В то время ни один член Конгресса не мог и мечтать о таком влиянии, которое Уилсон имел в ЦРУ. С ним консультировались по каждому аспекту отношений между Агентством и Конгрессом, но в то же время он возглавлял комитет, призванный служить «сторожевым псом» ЦРУ. Но теперь Уилсон в лучшем случае действовал на автопилоте: он редко присутствовал на брифингах Агентства и отказывался встречаться с моджахедами, когда они приезжали в Вашингтон. Он как будто не хотел слышать, что случилось с его дорогими борцами за свободу.
Первого апреля 1991 года с фронта наконец поступили хорошие новости. Уилсон узнал, что его любимый полевой командир Джалалуддин Хакани «освободил» Хост. Первый большой город Афганистана перешел в руки моджахедов в немалой степени благодаря новому смертоносному оружию, поступившему по линии «программы совершенствования вооружений» Уилсона.
Вскоре после этого я сопровождал Чарли Шнабеля, административного помощника Уилсона, на встрече с Хакани, где предполагалось обсудить, как моджахеды собираются восстанавливать свою страну. По прибытии в Пакистан нас встретили тревожные известия. Моджахеды угоняли грузовики с гуманитарной помощью, в результате чего регулярные рейсы стали невозможными. Во время пятничной молитвы муллы воспламеняли своих последователей рассказами о том, как добровольцы из неправительственных организаций учат афганских женщин мыться мылом. Разъяренная толпа двинулась к клинике, предоставлявшей бесплатную медицинскую помощь; люди были уверены, что там пропагандируют свободный секс. Они сожгли здание дотла и разгромили восемнадцать автомобилей, причинив единовременный ущерб в 1,8 миллиона долларов. Афганские женщины, работавшие в лагерях беженцев учительницами и сиделками, подвергались угрозам — нескольких из них похитили, а одну убили. Американский консул в Пешаваре передал рассказ об одном из многочисленных зверств Хекматиара. Несколько месяцев назад полевой командир попытался «освободить» Хост, обстреливая гражданское население из орудий и минометов. Тысячи людей покинули свои дома, и сотрудники посольства, предвидевшие крупный гуманитарный кризис, направили медиков-добровольцев для ухода за ранеными и беженцами. По словам женщины-дипломата Джанет Боуг, «американское правительство снабжает оружием друзей, которые бомбят гражданское население, а потом нам приходится посылать гуманитарную миссию, чтобы позаботиться о беженцах, которые появились благодаря нашим капиталовложениям».
Взятие Хоста едва ли можно было назвать триумфом, рисовавшимся в мечтах Шнабеля и Уилсона. Когда мы приехали туда, он был похож на город-призрак. Базар, оживленный еще несколько дней назад, совершенно опустел. Жители бежали от своих освободителей, и в городе не осталось никого, кроме вооруженных моджахедов. Многие воины были арабскими фундаменталистами, проникшими в страну для участия в джихаде. Вокруг почти не было признаков жизни, и не стоило рассчитывать, что люди скоро вернутся.
Мы услышали жуткую историю о грузовиках с громкоговорителями, выехавшими в Хост по линии гуманитарной программы Кренделла, когда моджахеды готовились войти в город. Вместо того чтобы содействовать восстановлению Афганистана, как они надеялись, сотрудники миссии следовали за «освободителями» в отчаянной попытке предотвратить убийства и грабежи.
Ничто из этого не привлекло внимания мировой прессы, которая либо забыла об Афганистане, либо утратила к нему интерес, несмотря на тот факт, что ЦРУ и КГБ продолжали вести самую большую тайную войну в истории. По всем признакам холодная война закончилась, и создавалось впечатление, что долгосрочные цели России и США в Афганистане примерно совпадают. Единственным логичным объяснением поведения двух сверхдержав, финансировавших афганскую войну, которая все больше напоминала межплеменные конфликты, была сила инерции. Проще говоря, никто не хотел уступить первым.
Однако в Исламабаде нашелся человек с достаточным влиянием, чтобы поставить под вопрос продолжение афганской программы. Посол Роберт Оукли был сторонником жесткой линии и еще недавно выступал за эскалацию военных действий в Афганистане. Он занял свой нынешний пост после того, как его предшественник Эрни Рейфел погиб в авиакатастрофе вместе с Зией уль-Хаком.
Оукли был деятельным человеком и приложил все силы к тому, чтобы Милт Берден и новый глава ISI Хамид Гуль понимали, что в вопросах разведки они вместе с ним должны составлять триумвират. Он находился в должности, когда Хекматиар и Масуд возобновили кровную вражду, когда моджахеды начали расхищать гуманитарную помощь, а двое старых афганских союзников ЦРУ выступили на стороне Саддама Хусейна. Он был настолько озабочен ростом антиамериканских настроений в Пакистане во время первой войны в Персидском заливе, что эвакуировал посольство и обратился ко всем американцам с призывом покинуть страну. Теперь, наблюдая за возвышением радикального ислама, он задавался вопросом: а существуют ли «борцы за свободу» на самом деле?
Раньше это было почти немыслимым, но теперь он сомневался, что «наши» афганцы, больше не испытывавшие угрозы со стороны советской армии, отличаются от тех афганцев, которых поддерживали русские. По сути дела, руководители афганского марионеточного правительства говорили правильные вещи и даже твердили о демократических переменах. С другой стороны, моджахеды творили чудовищные зверства и не могли отложить в сторону свои взаимные распри и обиды, чтобы захватить Кабул. Даже если бы моджахедам в конце концов удалось захватить страну, Оукли спрашивал себя: «Будут ли они сочувственно относиться к нам и захотим ли мы иметь дело с ними?»
Оукли рассмотрел всевозможные основания для продолжения программы ЦРУ, но он каждый раз упирался в проклятые вопросы: «Что делают в этой песочнице такие славные ребята, как мы? Теперь, когда русские ушли, хотим ли мы дарить этим детишкам «Стингеры», системы спутникового наведения, армейские рации и сотни миллионов долларов?»
Гуманитарная программа Кренделла была бессильна остановить резню. Представление о караванах, следующих за победителями и взывавшими к сдержанности, оказалось сильно преувеличенным. События больше напоминали сцены из фильма «Апокалипсис наших дней»: озверевшие моджахеды стреляли во все, что двигалось, а потом сотрудники гуманитарной миссии спасали щенка или ребенка.
Боб Оукли не для этого хотел стать американским послом в Пакистане. Когда Россия была «империей зла», он проводил жесткую линию. Но теперь, оценивая присутствие США в Афганистане и Пакистане, он пришел к выводу, что национальные интересы Америки больше не соблюдаются. Он рекомендовал прекратить всякую поддержку моджахедов и дал понять видным деятелям в политических и военных кругах Пакистана, что США выходит из афганской программы. «Мы дали им достаточно времени, — говорит он. — Мы оставались с моджахедами два с половиной года после того, как Горбачев сказал Рейгану, что русские уходят. Теперь пусть разбираются самостоятельно».
Мнение Оукли имело значительный вес: он был университетским товарищем Джима Бейкера и другом президента Буша. Он был готов признать, что американская политика в Афганистане должна измениться после ухода 40-й армии. Моджахеды помогли завершить холодную войну, а саудовцы оказали финансовую помощь; теперь и те и другие считали, что со стороны Америки будет вероломством, если она повернется в другую сторону. Но Соединенные Штаты сделали свое дело, и с каждым годом казалось, что Наджибулла становится сильнее, а моджахеды — все более разделенными, несговорчивыми и даже опасными.
