красных партизан над националистами. Наконец в Пршибраме, в 50 км юго-западнее Праги, проехав только половину пути, они наткнулись на дорожную заставу. Двое русских были арестованы и доставлены в штаб командира десанта Красной армии, который распознал их личности, днем ранее схватив Боярского и его адъютанта Шаповалова и повесив их на месте. Ромашкин через три дня был спасен, но Трухин уцелел в плену, чтобы через пятнадцать месяцев (1 августа 1946 г.) встретиться в Москве с виселицей.
Эта засада имела место 6 мая — за целый день до того, как центр Праги был захвачен националистами. Она стала неким предзнаменованием. 8 мая Буняченко узнал о капитуляции 7 мая в Реймсе (признана предварительной, после чего 8 мая в пригороде Берлина Карлсхорсте был подписан Акт о безоговорочной капитуляции вооруженных сил Германии. — Ред.), в соответствии с условиями которой американцы должны были отойти к германской границе, позволяя Красной армии занять всю Чехию. Срок действия ультиматума, предъявленного 2-й власовской дивизии, теперь истек. Последовал невообразимый хаос. Толпы солдат Шернера хлынули в Прагу, стремясь добраться до американских позиций. Условия перемирия, согласно которым чешские националисты согласились не мешать этому передвижению, не были признаны партизанами, с которыми вновь завязались бои. Тем временем по всей Праге портреты с изображением Власова и плакаты были заменены портретами Сталина и серпом с молотом. Буняченко сделал ставку и проиграл.
Рано утром 9 мая Буняченко узнал, что в Прагу с парашютом был сброшен советский комиссар. Он передал офицеру разведки, служившему у Буняченко, сообщение, в котором выражалась саркастическая надежда Сталина, что дивизия возвратится на родину. Буняченко, который накануне отступил в Бероун, избежал этого соблазна. Репортер, раньше всех других прибывший к месту событий, Айвен Петерман из Saturday Evening Post, сообщал, что генерал Власов и его люди растворились так же загадочно, как и появились. На самом деле точно неизвестно, был ли Власов вообще в Праге. Национальный совет, который призвал на помощь Буняченко, теперь получал приказы от членов правительства Бенеша в изгнании, которые, разумеется, не хотели делать ничего такого, что бы раздражало Красную армию. Они объявили, что Буняченко должен или направиться к русским позициям и сдаться, или немедленно покинуть страну.
Это был жуткий марш. Немецкие солдаты, эсэсовцы, гражданское немецкое население и русские «добровольцы» держались поближе друг к другу, несмотря на их взаимную ненависть, из-за страха перед страшными коммунистическими бандами. В одной деревне многие из офицеров Буняченко были предательски похищены из-за обеденного стола вновь избранного мэра. Но тем не менее из-за курьезного инцидента дивизии Буняченко было разрешено пересечь в ночь на 10 мая американскую демаркационную линию. Американский младший офицер решил, что это дивизия Красной армии, которая поспешила с перемещением из-за недостатка информации о сталинских договоренностях. Он гостеприимно пригласил Буняченко пообедать на следующий день вместе с американским командующим корпусом. Когда ошибка вскрылась, дивизии было приказано сдать оружие, но американцы проследили за тем, чтобы в ситуацию не вмешивались красные партизаны. То же случилось и днем раньше с самим Власовым, когда он пересек границу с минимальным количеством своих личных сотрудников. В штабе американского корпуса уже появился советский офицер связи с требованием выдачи дезертиров. Отказано было не только в этом требовании, но и американский капитан защитил Власова от многочисленных чешских партизан и спрятал его в комнате замка Шлюссельберг в Бомервальде.
На 12 мая Власов все еще не получал никаких известий о двух своих дивизиях. Американцы оставили Шлюссельберг и отошли назад к окончательной демаркационной линии, разделявшей зоны оккупации. О присутствии Власова было все еще неизвестно русским (советским. — Ред.) солдатам, которых он мог видеть из окон в замке. Американский капитан разрешил Власову следовать вместе с американской дивизией в гражданской одежде в джипе, за которым ехала немецкая машина Власова, и в ней находились его адъютант и машинистка. Едва ли не в 5 км от Шлюссельберга машина была остановлена колонной советской техники. Русский командир ошибочно принял Власова за немецкого гражданина, находящегося под охраной американцев, и не стал вмешиваться. Но наказание постоянно поджидало Власова. Его узнал солдат Красной армии. Американцы в джипе начали спорить. Это был их пленник, за которого они несли ответственность. Русские солдаты окружили толпой американцев, и ситуация выглядела опасной, когда появился другой американский офицер. Как только он узнал, что пленник не немец, а русский, этот офицер отдал приказ. Международные инциденты были недопустимы. Джип должен продолжать движение, а его пассажиры не должны вмешиваться в конфликты русских между собой. Так машина была оставлена. Власова больше не видели. Кроме краткой заметки в «Правде» в августе 1946 г. о судебном процессе и казни Власова, никаких сведений о нем больше не было сообщено. Такова версия Торвальда, основанная на устном рассказе спасшейся женщины — секретаря Власова.
Таков был загадочный конец необычайно загадочного человека. Двингер и Торвальд сделали из Власова героя, но они не нарисовали узнаваемого портрета живого человека. Это притом, что у Торвальда в распоряжении были дневники и воспоминания Штрик-Штрикфельда и Хайнца Херре, Вурксена, фон Гроте и Казанцева, людей, которые часто видели Власова и которые могли близко знать его. Что же это было — то, что ускользнуло от всех них? «Русский де Голль» — это выражение легко слетело с языка остполитиков, но, кроме высокого роста, общего меланхолического настроя, одиночества и страстной искренности, Власов имел мало общего с де Голлем — этой более крупной по масштабу личностью и сильным человеком. Разочарованное создание, персонаж из пьесы Чехова, вечно стремящийся в Москву, спасавшийся от отчаянной скуки повышенной падкостью на женщин и спиртное, тем не менее привлекательный и легко завоевывающий симпатии незнакомых людей — но ради какой цели?
Если пленение Власова и было коварной уловкой рока, он от этого ничего не потерял. Он не мог избежать судьбы, которая ожидала его ближайших товарищей, хотя некоторые из них месяцами сопротивлялись своей выдаче. 15 тыс. людей из дивизии Буняченко оставались в Биркендорфе с ночи 10 до второй половины дня 12 мая. Многие прислушивались к уговорам советских офицеров-агитаторов, которые кружили по бивакам, несмотря на стоявшие вокруг американские танки. Считается, что люди, ушедшие с пропагандистами, были сразу расстреляны или повешены. Большая часть дивизии дожидалась сообщений о результатах предполагаемых переговоров Власова с ближайшим американским армейским штабом. Наконец, когда американцы оставили Биркендорф, Буняченко осталось только сделать свой собственный выбор. Американский командир в этом вопросе мог просто умыть руки, поскольку преднамеренная выдача больших количеств русских, в соответствии со строгой политикой «умиротворения», еще не началась. Буняченко
